Прибежал дежурный, катившийся по коридору словно на коньках, но адмирал с полпути отослал его обратно.
— Кофе бери, Володенька!
Адмирал с чашечкой кофе плюхнулся в кресло, без спросу задымил сигаретой.
— Как думаешь, что с ними?.. — спросил он нерешительно, чувствовалось что адмирал не знает , хочет ли он сейчас слышать ответ на свой вопрос. Чего бы ему сейчас хотелось, так это выбрасывать адреналин — стрелять , взрывать , бежать и спасать...
Саговников в ответ слабо поднял край рта.
— Это , Володенька сейчас только Бог знает, да они сами...
— Если живы... — эти слова дались адмиралу с большим трудом.
— А никаких если... Если человек умирает там, — профессор замысловатым жестом указал словно в бездну прошлого , в разверстую пасть терминала, — мы немедленно получаем его тело здесь... Так у нас было при работе с топологическими областями... Так что думаю все они живы...
-А если они переместились?
— Тогда конечно... Но с чего бы им путешествовать? Это было запрещено инструкцией... Думаю все же здесь что-то другое... Как если бы они , операторы, получили дополнительную инъекцию концентратора.
— Ты ведь понимаешь, что это чушь?
— Понимаю, Володенька, и тогда я выдвигаю другую теорию: представь себе , что мы притащили бы в наше время динозавра. Мы могли бы его удерживать в нашем временном горизонте, пока концентратор действует на операторов. Потом динозавр переместился бы в свой горизонт, в мезозой, и, естественно, уже не вернулся бы в наше время...
— Понятно, а к чему все это?
— А к тому , что наши операторы , возможно, являются в некотором смысле динозаврами...
— Что ты несешь , Дима, — возбужденно сказал адмирал, — какими к черту динозаврами?
— Я же и говорю, в некотором смысле, а именно в том смысле, что их место там. Мы ведь использовали их естественную склонность — подсознательное тяготение к перемещению в тот временной горизонт.
— Ну так, и что?
— А то! Откуда у них взялась эта склонность, это тяготение?
— Даже не спрашивай меня, — мрачно ответил адмирал, — почем я знаю, откуда? Оттуда! Ты отвечай сам на свои вопросики...
— Вот именно , оттуда! Подсознательные склонности людей, как правило вытекают из их жизненных задач, кармических, так сказать. Эти задачи, отменно разнообразны, и объяснения им нету, мы даже не всегда можем их понять. Наука и не собирается заниматься этим вопросом, мы , Володенька, здесь ультрапионеры. Я хочу сказать , что , мы смогли их отправить туда , благодаря их жизненной задаче находиться там, и благодаря этой жизненной задаче они теперь не собираются возвращаться. Они там уже на месте. Впрочем, полагаю, что выполнив задачу, они благополучно возвратятся.
— Хорошо бы... — адмирал крепко задумался. — Ладно, ты мне вот что скажи , дружище... Это все наука... А что нам на практике делать? Профессор! — добавил он со злостью.
— Не сердись Володя, ты же знаешь, Женя пошел бы туда , даже если бы знал, что не вернется.
— Он? Да! — адмирал поднял на него потемневшее от гнева лицо, — а другие? Озверели мы совсем, б...!
Сидорцов-старший нервно задушил недокуренную сигарету в пепельнице, и тут же закурил другую. Саговников бросил взгляд на пачку. Она была полуоткрыта, и два белых сигаретных фильтра, выглядывали из нее, так что профессору показалось, что пачка змеино скалится на него двумя белыми клыками. Он поежился и отвел взгляд.
— Да, озверели... — профессор вытащил сигарету из адмиральской пачки. Оставшуюся предложил собеседнику.
— Ты что? — изумился адмирал, — с твоим сердцем? Ты же не курил!
— Да , не курил... — Саговников блаженно зажмурился , вдыхая щиплющий горло дым. — Но в этих обстоятельствах... Полагаю , это не так уж важно... Вот что! Сейчас докурим, и пойдем туда... За ребятами. Ты ведь за этим приехал, а не за моими теориями?
— Надо было нам идти! — адмирал , пыхтя сигаретой , как броненосец времен
Цусимы, раскрыл сумку , потянул оттуда лязгающие друг об друга элегантные железяки, — с самого начала!
— Надо было , — вздохнул профессор, — так ведь не пускали!
— Теперь уж наплевать! Держи! — он протянул старику автомат.
— Спасибо, Володя, — Саговников мирно улыбнулся, — ты же знаешь настоящий лабух играет на своем инструменте... — он открыл сейф сложной комбинацией действий, и, любовно , взвесив на руках , извлек оттуда оружие удивительного , чуть ли не инопланетного вида.
— Подружка моя, — он приложил ее к груди, — Лликара, она согрела мне старость... По крайней мере ее самую бурную часть...
— Неплохой выбор, — адмирал понимающе кивнул, — в его движениях не было уже нервозности, адреналин перешел действие, и движения адмирала были теперь четкие, гладкие, скользящие, округлые, исполненные скрытой силы...— Помнишь тогда , в Киннерту?.. Все же ависы понимают толк...
Он не закончил фразу, его прервал звучный, словно бы взревывающий, показавшийся знакомым голос:
— Какая удача! Захожу случайно, а сейф открыт!
— Степан Тимофеич? — в голосе Саговникова было огромное , безмерное удивление, да и адмирал замер на мгновение, — Один? Как?..
Он замолк, увидев в руке Тимофеича пистолет с глушителем, уродливо удлиняющим ствол изящной смертоносной игрушки. Тимофеич выстрелил в грудь адмиралу, привставшему из кресла, и тот , шумно выдохнув, рухнул на пол. Тимофеич тут же взял Саговникова на прицел. С секунду два ст арика смотрели друг на друга. Взгляд Тимофеича был черен, смерть и страх неторопливыми скользкими гадюками свивались в кольца в его глазах.
Саговников же смотрел светлыми, чистыми как детская слеза, глазами. Его свободный взгляд жадно впитывал последние впечатления жизни.
— Положи пушку! — спертым голосом сказал Тимофеич, — положи, я тебя не трону...
— Старый ты дурак, — сказал Саговников, — ничего-то ты не понимаешь... — Он резко вскинул свое 'эльфийское' оружие, но Тимофеич успел... Легкое тело долговязого профессора скорчилось и завалилось на бок... Крупные , костистые руки его выпустили ношу, ставшую вдруг неимоверно тяжкой...
Тимфеич пинком отшвырнул непонятную штуковину, мазнув по ней беглым взглядом спешащего специалиста и, не теряя времени, полез в сейф. Пошарив там некоторое время, он распрямился и уставился на профессора.
— Перепрятал, с...ка хитрож...ая!...
Он подошел к Саговникову и присел рядом на корточки, —
— Слышь, Сергеич, ты как там , живой еще? — он потряс профессора за плечо. Саговников застонал и открыл глаза . Он был жив, но выглядел как мертвый. Рука его бесполезно зажимала пузырящуюся кровью рану в груди.
— Не найдешь... — Саговников засмеялся. Ничто лучше этого смеха не сказало бы, что смеющийся — не жилец. Смех его оборвался кашлем, звучащим тяжело и однозначно, как удары молотка по крышке гроба.
— Найду. — Уверенно ответил Тимофеич , доставая длинный и широкий массивный нож. — Ты мне и скажешь где искать. Сколько там тебе еще осталось , минут пятнадцать? Мне хватит. Сначала уши , потом яйца...
— Дурак...— Саговников улыбнулся, вдрогнул и вытянулся, издав глубокий клокочущий вздох. Лицо его помертвело, запрокинувшись...
Чертыхнувшись, Тимофеич вернул нож в ножны. Несколько минут он методично обшаривал комнату, заглядывая в лабораторные шкафы, яростно хлопая ящиками столов, простукивая стены. Не обнаружив искомого , он хмыкнул:
— Однако. Всех убил — один остался. И спросить не у кого... Хотя вру... Может и есть у кого...
Он поглядел на мертвого Саговникова.
— Кто еще дурак... Это ты ничего не понимаешь...
В это время дверь в лабораторию приоткрылась, человек в форме заглянул внутрь, сунув голову в дверь:
— Дмитрий Сергеич...
Тимофеич, не целясь, стрельнул в него. Голова исчезла, дверь хлопнула. Послышался удаляющийся топот бегущих ног. Вскоре взвыла сирена. Тимофеич так и стоял глядя в одну точку остановившимся взглядом. Вдруг глаза его осветились пониманием:
— Вот как? Ну ладно, тем лучше. Вот и есть кого спросить... Как же я сразу-то...
— ...Выходите с поднятыми руками!.. Все выходы блокированы! — раздалось из-за двери.
— Не все... — желчно ухмыльнулся старик, — не все выходы блокированы...
Его массивная фигура рассыпалась яркими желтыми искрами и растаяла в воздухе...
* * *
...Выход чаще всего находится там же, где вход... — бросив эту многозначительную фразу, китаец обнял колени и замолчал, глядя на небо.
— И что это может значить для нас? — тревожно спросил лейтенант Боря.
-Перевожу на русский , — усмехнулся Сидорцов, — он хочет сказать: для того чтобы успешно свалить отсюда, надо понимать что вообще происходит.
— Вот-вот. У тебя в роду не было наших? — китаец оттянул пальцами уголки глаз и без того узких. Вышло у него это донельзя забавно. — Давайте-ка вспомним, с чего все началось. Если мы все события правильно расположим, — наверняка, получим что-то новое, новый взгляд на ситуацию. Уверен, в свете последних наших приключений, все будет выглядеть совсем не так, как раньше. Итак , что же мы имеем? В 80-х годах прошлого века профессор Саговников в рамках секретного проекта под эгидой ЦК, начинает серию экспериментов по транспортной топологии, то есть по визуальному наблюдению так называемых параллельных пространств и перемещению в эти пространства, с помощью комплекса препаратов, его изобретения, полученных особой обработкой элементов пейота и белены, под общим названием концентраторы-мобилизаторы Саговникова. Результаты экспериментов были засекречены, лаборатория уничтожена в ходе одного из них. Профессор якобы погиб в одном из этих экспериментов. Но мы-то знаем — профессор жив...Некоторое время его прятали на секретной базе. Когда же к валсти пришел Дорогин, вопросы обороны снова стали актуальны, в связи с этим друзья Саговникова оказались в силе и в почете. Возник проект 'Памир', и под Саговникова был создан отдел. Наш отдел...
Сидорцов утвердительно кивнул, продолжай, мол.
— Однако, заметьте, наш профессор всегда занимался пространством и его свойствами. Откуда же взялась странная, и изрядно скомпрометированная идея движения во времени?
— Но это идея отца... — искренне удивился Сидорцов, — В чем здесь вопрос?
— Ты не находишь, что для твоего отца это еще более необычная мысль , чем для Саговникова? При всем уважении к твоему отцу... Он всю жизнь интересовался необычными явлениями, но, как правило, занимался уже существующими феноменами, а не придумывал новые... А стало быть... Это не гениальная догадка.
— А что же? — лениво спросил Сидорцов, видно было что его слегка раздражает манера китайца заставлять собеседника задавать вопросы.
— А это , брат, утечка... с большой буквы 'У'.
— Вот не буду спрашивать, что за утечка, откуда и куда, — заупрямился Сидорцов, — сам рассказывай, Великий Кормчий.
Китаец улыбнулся.
— Он не сам до этого дошел, кто-то подкинул ему идейку, слил информацию... При чем так , что он не мог не поверить, не мог отказаться от разработки это информации... Ладно, я буду сам задавать себе вопросы... Скажи, о мудрый Ли, с какого гаоляна ты взял эти дурацкие выводы? Отвечаю: во-первых, почему именно движение во времени? Во-вторых, почему именно мезозой? Не протерозой, не архей, не палеозой?
— Ты не отвечаешь, ты спрашиваешь. — оборвал его Сидорцов. — Но продолжай, у тебя неплохо получается...Хотя , если подумать, тебе не на чем строить предположения. Мы же ни черта не знаем...
Вместо ответа китаец тихо, обращаясь будто к самому себе, прочитал стихи, чертовски странно прозвучавшие в нашей обстановке:
Без дырки для оси, что делать с колесом?
Из глины сам кувшин, но пустота полезна в нем,
И тем удобней дом, чем больше в нем объем.
Так часто пустота полезность создает,
А наполнение — доход (Дао Дэ Цзин, переложение Юлии Полежаевой).
— К чему ты клонишь? — удивился Сидорцов.
— Если меня будут перебивать, я не управлюсь и до кайнозоя...
— Ну не буду больше, не буду... — Сидорцов, не вставая , отвесил ему этакий китайский поклон.
— Так о чем я? А, да. Почему, говорю , не в другую эру не в другой период? Не в будущее, наконец?
— А что , можно и в будущее? — я изумился , как мальчик.
— Не суть важно, Даня, куда можно. Вопрос в том, что изначально никто так и задачу не ставил. Вопрос стоял однозначно — в мезозой, к динозаврам... И даже было известно, что мы должны попасть именно в поздний мел, а не в знаменитый юрский период, и не в триасовый... А почему? Что скажешь?
— Не знаю, — простодушно ответил я, — просто мне всегда хотелось в мезозой, к динозаврам...
— Хоть один из нас умрет счастливым, — Сидорцов похлопал меня по плечу. — Шучу, Даня, шучу. — Меня передернуло. Мне не было смешно.
— Так вот, друзья, — уверенно продолжал китаец, — я не претендую на обладание истиной в последней инстанции, но если Вы окажете милость , и послушаете мои безумные речи, быть может ничтожному удастся приоткрыть для всех нас хотя бы отблеск этой самой истины... Так вот, предположим, только предположим, что есть люди, давно уже владеющие секретом путешествий в прошлое. Черта ли им в этом секрете, не знаю какую выгоду можно из этого извлечь. Но мы это узнаем.
— Узнаем? — переспросил капитан, — ты уверен?
— Узнаем или умрем...
— Умеешь вдохновить... Ну, шпарь дальше, Лао-цзы...
— Шпарю, начальник. Этих людей должно быть немало.
— Почему?
— Секрет большой. Маленькой компании не съесть. Здесь нужден аппарат, большие деньги, большие связи...
— Масоны... — брякнул лейтенант Боря, то ли с подколкой , то ли в серьез.
Сидорцов поморщился. Китаец развивал диспозицию:
— Ну, а как известно, где знают трое, там знает и свинья... Вот вам и утечка... Но это врядли... Скорее всего, среди этих людей нет единства.
— Откуда вы все это знаете? — поразился я, — что нет единства? Звучит так , как будто вы один из них.
Сидорцов расхохотался.
— У него докторская по триадам, а кандидатская по ФРС США.
— А... Тогда понятно...
Китаец мудро прищурился:
— Насчет единства , ты попал в точку, тут нет тайны, среди людей вечно нет единства... Рискну предположить, что в этом тайном клубе, появился заговор внутри заговора, заговор против заговора, возникло сообщество, так сказать, молодых львов. Активных, способных, амбициозных... Но занимающих подчиненное положение без всяких преспектив... Они принимают решение нанести системе тайный нелетальный удар, поставить ее в критическое положение, ведь в таком положении легче всего провести смену власти. Они намерены предать огласке дело, вокруг которого сплочена их организация. Но это не просто. Для этого недостаточно просто спьяну проболтаться. Нужен серьезный информационный повод. Информация неадекватна мировоззрению населения планеты. Не станешь же кричать на площади, никто не воспримет всерьез. Солидные газеты не напечатают, а напечатают — пожалеют, — продажи упадут. Своих газет у наших молодых заговорщиков нет, а есть... есть связи в... Ах вот оно что!
