У-у, кораблик-то немаленький! Разве что поменьше "Морского ветра" и сколочен грубее, тяжеловеснее, а мачт две. Видно, непросто провести его досюда по извилинам Тигра, не посадив на мель. Капитан встречает нас у сходней. Мускулистый и широкоплечий, смуглый мужчина с волевым лицом, как у нашего Капитана. И возраст, похоже, тот же. Видно, профессия накладывает на людей один и тот же отпечаток во все времена и стрАны. Или это Ахмед так постарался когда-то. Приветливые объятия старых друзей.
— А это кто с тобой, Ахмед? Али-Баба упоминал, что ты придёшь не один.
— Знакомься, это Серж. Очень толковый и надёжный человек. Не смотри, что молодой. Авантюрист вроде тебя, но только очень осторожный и изобретательный.
— Ты что, Ахмед, — одёргиваю я его, — я сейчас покраснею.
Синдбад захохотал.
— Вот такие мне нравятся! Твой друг, Ахмед, — наш друг. Возраст тут ни при чем. Проходите в каюту. Уже все собрались.
Все — это ещё четверо. Али-Баба кивнул нам, а другие двое мужчин обнялись с Ахмедом. Женщину Ахмед просто поцеловал в щеку. Потом Синдбад представил меня.
— Знакомьтесь, это Серж. Очень издалека и при этом, несмотря на молодость, друг нашего почтенного Ахмеда. Стало быть, другом будет и нам. А наша компания, Серж, вот такая. С Али-Бабой ты уже знаком. Вот этого проныру с хитрющими глазами зовут Абу. Хотя он больше известен под именем "Багдадский вор". Ему уже за третий десяток перевалило, но до сих пор его таланты так никто и не превзошёл.
А это Аладдин. Да-да, тот самый. Но только вот сказки врут. Лампу с джинном он когда-то видел и держал в руках, но долго ею не владел и до дочери халифа до сих пор пока не добрался. Но ещё не поздно. Видишь, он не так уж намного старше тебя.
А это...
— Подожди, Синдбад, — остановил я его, — я попробую сам догадаться. Шехерезада?
— Честное слово, — поспешил вмешаться Ахмед, — я ему ни о ком заранее не говорил.
— Значит, я и в очень далёких краях известна. Очень тронута твоей догадливостью, Серж. Ахмед говорил, но я не так уж верила.
Хотя ей уже явно за тридцать, но женщина красоты необыкновенной. Не хуже Жанны или Зубейды. А обаяние — и в жесте, и в голосе, и в каждом слове.
— Ещё как известна, — подтвердил я.
— Это очень приятно. Как только ты сказал, что попробуешь догадаться, я почему-то сразу вспомнила историю о догадливом сапожнике. Так вот...
— Шехи, — прервал её Синдбад, — ещё не время историй.
— Извини, уже в привычку вошло. С тех пор как всё-таки умер своей смертью султан Шахрияр, меня и приглашают лишь ради моих историй. Только вы ради дружбы.
— Ладно, — подытожил Синдбад, — познакомились и теперь располагайтесь, кому, где нравится. Я сейчас распоряжусь, — и, приоткрыв дверь каюты, кому-то сказал:
— Заносите.
Только тут я обратил внимание, что просторная каюта обставлена как-то странно. Всё на восточный манер, а вот посередине — вполне европейские большой круглый стол и с десяток стульев. Синдбад перехватил мой удивлённый взгляд.
— Ахмед посоветовал. И, знаешь, довольно удобно оказалось. Всем понравилось.
Между тем состоялся внос яств. Бутылки и графинчики. Тарелки, блюда, кастрюльки и подносы, источающие аппетитные мясные и рыбные запахи и ароматы. Стаканы, бокалы, кубки и прочая сервировка, включая ложки и вилки.
— Ребята, я голодна как джинн после тысячелетнего заточения, — сообщила Шехерезада и вгрызлась в жареную ножку фазана. — Налейте мне греческого.
Ребята последовали её примеру и несколько минут молча устраняли ощущения острого, мешающего приятной беседе голода.
— Шехи, — через некоторое время нарушил молчание Ахмед, — какие новости во дворце? Я слышал что-то про бунт в гареме, — и, обернувшись ко мне, пояснил: — Шехерезада — рассказчица сказок при детях халифа. Да и при самом халифе тоже.
— М-м, подожди. Вот сейчас расправлюсь с этими чудными солёными грибами и расскажу. Уф-ф, какая прелесть! Ладно, слушайте, но не говорите, что услышали. То, что оставшиеся жёны халифа требуют с ним развода, известно всем. И то, что условий развода требуют тех же, что и для уже разведённых жён, — тоже не секрет. Да, и есть закон, позволяющий им такого требовать. Но...
Как говорится, палка о двух концах. С одной стороны, зависть существующих жён к бывшим жёнам, которые многое обрели, чего у них раньше не было. И не потеряли во дворце ничего, кроме постоянных гаремных интриг и склок.
С другой стороны, и это пока строгий секрет — вдруг выяснилось, что изгнанные трое визирей проводили махинации с деньгами для разведённых жён. Ведь была паника, что женщинам снова не выйти замуж. Запрещено законом, как бывшим жёнам правителя. Так эти трое умников обошли всех разведённых жён и договорились, что каждая отдаст им четверть полученных при разводе денег. При условии, что они уговорят халифа выпустить фирман, дающий им свободу снова выйти замуж. Это огромные деньги.
Фирман вышел. Бакшиш получен. Халиф, узнав об этом, взбесился. Палач, конечно, топор уже точит. Но этого мало. Халиф хочет вернуть выплаченные бывшим жёнам деньги в казну. И по закону может это сделать. Сделки ведь опорочены мошенничеством. Но есть о чём задуматься. Мошеннической может признаваться только вся сделка, а не какая-то её часть. Тогда отменяется и развод. Бывшие жены возвращаются в гарем, опять садятся на шею халифу, а в городе начинается бунт по причине разрушенных семей и хозяйств.
Халиф не знает, что делать, и ситуация напоминает собой бочку с китайским порохом, к которой вот-вот кто-нибудь поднесёт огонёк. Так что больше новостей никаких. Всё замерло в ожидании.
— Да-а, тяжела жизнь монархов, — оценил ситуацию Аладдин. — Но почему наш с лёгкостью избавляется от жён, позволяя им снова выходить замуж даже за простолюдинов? Странно как-то. Ведь сами-то эти женщины совсем не простолюдинки и даже они не возражают. А часто, я слышал, и сами выбирали простолюдинов в новые мужья. А, Шехи, ты знаешь объяснение?
— Ой, Аладдин, прошу тебя, не надо забивать себе и другим голову всякой ерундой. Ты опять ведёшь к одному и тому же. Почему бы халифу не отдать за тебя дочь? Ну, видел ты как-то раз случайно Будур, когда она отправилась в баню, и влюбился. Но она-то тебя не видела. А я тебя знакомить с ней во дворец не потащу. Меня саму быстро оттуда выпрут за такие фокусы.
Девица она, конечно, внешне очень завидная, да и неглупая, незлая. Но у тебя лампы-то нет, чтобы с ней познакомиться. А без знакомства нет и любви. Халиф Гарун не дурак и не будет запрещать своей дочери любить кого угодно. У него этих дочерей куча. Ну, а отдал бы он Будур за тебя или нет, то кто может знать, какие сложатся обстоятельства? Сам-то Гарун-аль-Рашид вовсе не королевской крови, если верить слухам.
— Стало быть, нужно достать лампу.
— Слушай, — вступил в разговор Абу, — достать всегда что-то можно. Важно знать, где, а ты не знаешь. Лампа как-то на миг попала тебе в руки, но ты её упустил. Магрибский* колдун, к которому она перешла, теперь сам мёртв. Где лампа, неизвестно. А Око Света* я уже давно продал халифу. Так что искать пропажу нечем.
— Шехи, — подал я голос, — а нет ли у тебя в памяти какой-нибудь истории про магрибских колдунов?
— Была вроде бы. Сейчас поищу, — и погрузилась в раздумье. — Вот, пожалуй, только эта подходит. Она называется "Притча о страхе быть обворованным".
"Однажды султан Стамбула спросил заезжего магрибского колдуна:
— Молва людская говорит о несметных богатствах, которыми обладают черные колдуны. У тебя они, наверное, тоже есть. Как ты их охраняешь?
На что колдун ответил:
— Свои богатства охраняет тот, кто боится их потерять. Воров не страшится тот, для кого и любая охрана не помеха. Кто боится за своё, тот охраняет и моё".
— Вот и всё, — закончила Шехерезада. — Что это значит, я не знаю. Я ведь рассказчица, а не отгадчица загадок.
Все уставились на Ахмеда.
— И что скажет наш наимудрейший Ахмед-ага по этому поводу? — с провокационной улыбочкой произнёс Багдадский вор.
— Наимудрейшему не пристало толковать такие пустяки, — и Ахмед повернулся ко мне. — Кто помоложе, то тот пусть этим и займётся.
Теперь все уставились на меня. Вот же хитрый старикан! И от ответа увильнул, и мне испытание на сообразительность перед своими друзьями устроил. Ладно, я сейчас Ахмеду нос утру!
— Правильно говорит наимудрейший. Пустяки недостойны его утруждения. Султан боится за свои богатства и их охраняет. Колдуну султанская охрана не помеха. Так что он может свои богатства прятать в султанской сокровищнице.
— Вот как всё просто оказывается! — и Шехерезада от избытка эмоций хлопнула в ладоши. — А сокровищница поблизости только одна.
— Шехи, ты что — предлагаешь ограбить сокровищницу халифа? — поинтересовался Синдбад.
— Зачем грабить? Ведь лампа халифу не принадлежит. Просто зайти и взять только её.
— Только вот одна незадача, — заметил Ахмед. — Точно не известно, там ли на самом деле что-то хранил магрибский колдун и была ли в этом хранении лампа. Взломаете сокровищницу, как минимум поднимете всех на ноги, если сразу на месте не попадётесь, а лампы нет. Здорово будет. Оправдаться нечем.
— Тогда задачу пока меняем, — заявил Али-Баба. — Не похищение лампы, а проверка: там ли она.
— Задачу ты можешь менять, сколько хочешь, — охладил его Абу. — Необходимость взлома от этого никуда не уйдёт.
— Перестали бы галдеть без толку, — вмешалась Шехерезада. — Вопрос только один. Помогаем Аладдину получить лампу или нет. Вот и всё. Остальное ерунда. Что скажет наимудрейший?
— Наимудрейший скажет, что это чистой воды авантюра. Впрочем, как и очень многое, что мы до сих пор вытворяли. Но я по стенам лазать не буду. Уже возраст не тот.
— Не только ты не будешь, — заметил Багдадский вор. — Всем там толкаться незачем. Важно, что все согласны рискнуть. Я возьму Синдбада, Аладдина и нашего нового друга. Пусть опыта набирается. Где сокровищница, я знаю сам. Шехи, сможешь скинуть нам верёвку?
— Со стороны малого сада. Там стена выше, но зато охраны нет. Синдбад, дай, чем писАть. Я нарисую, где за малым садом стоит наружная охрана. Внутренней теперь нет — экономия, — и Шехерезада старательно начертила план нужной части дворца.
— Когда идём? Шехерезада, ты как?
— Лучше бы, конечно, завтра. Спокойнее. Хотя и сейчас тоже подходящее время. Ночь только началась. Во дворец и из дворца я могу ходить свободно в любое время. Луны нет, а мне нужен всего час, чтобы попасть во дворец и спустить верёвку. Решайте сами.
Абу — Багдадский вор спросил:
— Вы как? Выпитое вино не помешает? Нет? Тогда идём сейчас. Может, оно и к лучшему. Замечено, что чем больше готовишься, тем меньше успех. Я немного с Шехерезадой пройдусь. Инструмент из дома захвачу. Нам немного по пути. Шехи, идём!
— Ребята, вы уж, пожалуйста, поаккуратнее. Верёвочную лестницу захватите. Я привяжу. Легче взбираться будет.
— Уже когда они были на пороге каюты, я окликнул:
— Шехи!
— Да?
— Если удастся за этот час узнать хоть малость о прошлом Гарун-аль-Рашида, то будет очень зд?рово. Полезно хоть что-то представлять о том, с кем или чем можно столкнуться.
— Попробую, — и сходни заскрипели под этой парой.
— Чем займёмся этот час? — спрашивает Аладдин. — Я что-то нервничаю. По дворцам ещё не лазал и халифских сокровищниц не грабил.
— Ну, тогда сиди и дрожи или ещё вина выпей, — ответил Синдбад, — а я своё оружие приготовлю.
— Не думаю, что нужно готовить оружие и тем более брать его с собой.
— Серж прав, — поддержал меня Ахмед, — наличие оружия у тебя может побудить стражу применить своё. А это совсем ни к чему. Если поймают, нужно сдаваться без сопротивления.
— Да вы что, сговорились, что ли? Как это так? Попасться и не подраться!
— Пойми, Синдбад, не следует понапрасну рисковать жизнью. Стража всё равно окажется сильнее. А она сейчас очень злая. Ты слышал, что сказала Шехи? Стражников разгоняют из экономии. Остающиеся не будут просто драться, если их спровоцировать. Они будут убивать, чтобы показать свою нужность, незаменимость.
— Ладно, уговорили. Но я уязвлён до глубины души. Слушайте, а этот-то спит, — и Синдбад ткнул пальцем в сторону Али-Бабы. — Тут зреет опасный заговор против царственной особы, а ему хоть бы что. Хотя да, он ведь здесь отсиживаться будет. Ну, ничего, если нас схватят, то я непременно выдам его, как участника и организатора. За то, что храпит!
— Не ври. Я вовсе не храплю, — не открывая глаз, произнёс Али-Баба. — А в благородном преступлении я всей душой с вами. Даже когда вы будете на стенах дворца или в лапах стражи. Здесь будет гораздо тяжелее, чем там. Мы с Ахмедом исстрадаемся от неизвестности, пока вы будете веселиться при грабеже халифа.
— Мы идём не грабить, а за своим, — заметил Аладдин.
— Вот-вот, — раздался с порога голос Абу, — конечно же, за своим. Только таким и должно быть всегда настроение для любого благородного разбоя. Кончайте спорить. Пора двигать потихоньку.
Идём гуськом чуть ли не ощупью по замершему городу. Впереди Абу с его кошачьим зрением. Всё время что-то, где-то или у кого-то бренчит. Спрашиваю:
— Синдбад, ты что — всё-таки захватил с собой свои железки?
— Нет, это у Абу его воровской инструмент нас выдаёт. У меня только лестница и факелы.
— Абу, давай поделим между собой твои орудия труда. Тише будет.
Дальше идём уже бесшумно вдоль дворцовой стены, пытаясь руками на ощупь наткнуться на свисающую верёвку. Свет от звёзд позволяет только смутно видеть белую стену.
— Есть! — тихо сообщает Абу.
Синдбад привязывает лестницу к верёвке и дёргает пару раз. Лестница поползла наверх. Тихий свист сверху. Дёргаем теперь лестницу — держится. Синдбад натягивает её и наступает на нижний конец ногой.
— Пошли!
Абу взлетает наверх, как обезьяна. За ним карабкается Аладдин, как мешок с опилками, и я в том же стиле. Переваливаюсь через край, и ждём Синдбада. Вот и он. Шехерезада подходит ко мне и вполголоса говорит:
— Мало что удалось узнать среди ночи. Почти все спят. Старая служанка, которая, наверное, уже больше пятидесяти лет живёт во дворце, говорит, что будто бы дед Гарун-аль-Рашида был кузнецом, а отец — пиратом.
— Ну, что ж, и то хлеб, — и мы пошли, оставив Шехерезаду в саду.
Абу повёл нас известным ему путём, сверяясь по рисунку Шехерезады с расстановкой стражи. На стене светлее, чем под стеной. Цветы, фонтанчики, скамейки. Кое-где в больших чашах на ножках что-то горит. Масло или нефть? Когда вошли внутрь, стало ещё светлее. На стенах факелы. Красота интерьеров фантастическая, но это не трогает. Сердце ёкает при каждом шорохе.
По лестницам спускаемся всё ниже и ниже. Вдруг шум шагов и звук голосов. Вжимаемся в стену за колонной. В пяти шагах проходят, о чем-то споря, двое мужчин в богатых одеждах. Не стража. Оказывается, не все во дворце спят. Как я понимаю, нам нужно будет тихо открыть две двери. В подвал и непосредственно в сокровищницу. Вроде уже и спустились ниже некуда. Нет ни факелов, ни окон, ни мрамора — серые камни голых стен. Останавливаемся и с помощью кремня зажигаем свои факелы. Там и там мощные, окованные железными полосами двери. Которая?
