Жизнь в Советском Союзе была...

Кстати, большое количество молодежи, собранное в одном месте, а нас было не меньше шести или восьми групп, требовало поддержания дисциплины и порядка. И они поддерживались. Парни и девчонки, конечно же, шалили, кто-то выпивал, кто-то ссорился и дрался, но грандиозных происшествий на озере не происходило.

Пробыв на берегу Тургояка положенное время, мы вернулись на турбазу. Там нам за наш героический отдых в палатках на берегу озера выдали значки "Турист СССР", а еще через два дня мы дружно разбежались по домам.

Причем, бегство было вполне реальное и досрочное. Просто за день до официального нашего отъезда с территории базы случился дебош.

Началось всё после ужина и танцев перед самым отбоем с криков: "Местные миасские фрайера туристов забижают!".

В темноте по территории базы шарахались толпы подвыпивших молодых людей с кольями наперевес, девчонки визжали в корпусах, а такие же подвыпившие инструкторы разгоняли кучкующихся туристов.

Я, поддавшись стадному инстинкту, тоже некоторое время побегал с парнями из нашей группы в поисках места побоища. Но, видимо, по причине трезвости, так и не увидел ни местных миасских хулиганов, ни единой схватки на кольях, которая всегда, со слов очевидцев разборок, происходила где-то в другом месте. В конце концов наша шобла нарвалась на группу инструкторов, нас разогнали и некоторых, в том числе и меня, заарестовали, посадив под домашний арест. С чувством исполненного долга я улегся на кровать и уснул. Проснулся я в первом часу ночи, когда привели таких же заарестованных моих соседей по палате. Они в дебоше принимали участие дольше меня, хотя тоже заявились без единой ссадины или травмы, видимо также не смогли найти тех, с кем надо драться.

Наутро к нам всем обещали принять меры. Мы разбора полетов ждать не стали. Не догуляв еще один положенный нам день на турбазе, мы все рассчитались с гостеприимным приютом странников и рванули на электричке до Челябинска...

В общем, туризм показался мне довольно привлекательным занятием, но я решил, что лучше ходить в походы со своей компанией друзей. И веселее и надёжней.

Глава 5.

8-й Класс.

1.

В первых числах сентября 1973 года я посетил шахматную школу, но принять участие в занятиях мне удалось не сразу, поскольку в это время я заступил на вахту на пост N1.

Так тогда назывался пост возле Вечного огня, что находится на пересечении улиц Коммуны и Цвиллинга. В те давние времена существовала традиция, когда школьники города в память о бессмертном подвиге отцов и дедов, победивших фашизм, дежурили у вечного огня. Осенью 1973-го такая честь досталась нашей 9-й школе.

Сразу оговорюсь, никто никого насильно под дулом автомата не гнал, все мы вызвались дежурить у Вечного огня абсолютно добровольно. Были комсомольцы только из 8-х и 10-х классов, девятиклассники учились во вторую смену и их от учебы не отвлекали. В течение двух или трех недель каждый день после уроков мы ездили на площадь Революции и там часа три или четыре дежурили у Вечного огня. Еще раз поясню, никто нам никаких денег за это не платил, никаких льгот не обещал, мы стояли на посту в свое личное время и по собственному желанию.

Стояли мы еще у старого монумента с большой гранитной плитой. Нынешний вид, с утопленной чашей, Вечный огонь приобрел позднее к одному из юбилеев Победы.

Штаб Поста N1 находился на первом этаже в угловом подъезде дома N28 по улице Цвиллинга, сейчас там какой-то очередной магазинчик. Окна выходили на Цвиллинга и на Коммуны, так что сам охраняемый памятник был из штаба виден. Смена строилась в арке между домами 28 и 28а и, торжественно маршируя, шла к Вечному огню. Впереди разводящий, за ним два автоматчика с муляжами автоматов АКМ и знаменосец, замыкала колонну девушка. Не помню, как официально называлась ее должность, но у нас она называлась "подпасок". Разводящий приводил нас на место и ставил на пост, и в течении получаса мы, замерев, стояли со знаменем и оружием в руках.

Только "подпаску" разрешалось на некоторое время ожить, и обойдя наш строй, посмотреть, все ли у нас в порядке; что-то поправить, пола ли там куртки завернулась, воротничок ли торчит, ремень ли перекрутился от автомата. Все проверив и исправив, она опять вставала на пост и замирала. Потом нам приводили смену, и мы шли отдыхать. Каждый день мы успевали раза по два постоять на посту. В перерывах делали уроки, играли в шашки-шахматы и читали.

По окончании нашего дежурства всем нам объявили благодарность и вложили по справке в наши личные дела. Все, больше я за это ничего не получил, но абсолютно не жалею. Наоборот горд, что стоял с красным знаменем на Посту N1.

2.

В этом же году брат Володя с Томарой сменили работу. Брат ушел из 31-й школы и устроился ассистентом на кафедре в родном для него педагогическом институте, а его жена перешла работать программистом в ВЦ Металобазы.

Юрий с женой перешли на четвертый курс, ну а мы с братом Алексеем учились уже в восьмом классе.

Восьмой класс тогда был выпускной и по его окончанию нам предстояло сдавать четыре экзамена, и вся учеба в у нас шла под лозунгом подготовки к экзаменам.

В то же время мы все заметно повзрослели и настолько, что пытались уже выйти из под контроля родителей и взрослых.

Именно встречу Нового 1974 года мы с братом впервые провели не дома с родными, а самостоятельно, с одноклассниками. Как сейчас помню, собралось нас человек десять на квартире у Верочки Бородиной, тогда она жила на улице Титановой, и очень хорошо отметили праздник: танцевали с девушками, вкусно ели, сладко пили. В основном газировку, но была и бутылка шампанского, и даже водка. Я тогда впервые попробовал по рюмке и того и другого. Помню, выпив первую стопку водки, я был сильно удивлен, мне было непонятно, почему все морщатся, когда ее пьют. О том, что она и на самом деле горькая, я узнал позднее, после того, как первый раз испытал похмелье. С того дня и я морщился как все, ощущая на языке послевкусие сивушных масел.

Другим интересным событием в тот учебный год было появление в нашей школе студентов-практикантов из пединститута. Вообще-то, в нашу школу на педагогическую практику студенты приходили почти каждый год, но не всегда попадали в наш класс, а тут так совпало, что распределили их в нашу параллель, а тут и мы такие уже почти взрослые...

Еще не понятно, о чем я? Да, как всегда — о девушках! В пединститутах— то в основном девушки учились, они и на практику приходили. И среди них весьма симпатичные попадались. Вот в этот раз на первую встречу с учениками они пришли именно в наш класс. Захожу я в кабинет, а на задних партах сидит с десяток практикантов и среди них только один или два парня. Понятно, что парни мне побоку, не интересны, а девушки — так вроде ничего себе. Одна из них, вообще, эффектная блондинка а-ля Мэрилин Монро была. Я ей, как только урок начался, сразу записку накатал. Веселую. С чувством юмора у меня всегда порядок был. Отправил по ряду, сам-то я на первой парте сидел. Через некоторое время слышу за спиной оживление, дошла значит записка, девушки — студентки высматривают, кто это им почту шлет, познакомится пытается, даже зашушукали.

С блондинкой мне, правда, не повезло — ее в 84 класс распределили, ну а нашему классу тоже симпатичная практикантка досталась. Как сейчас помню, мы ее Кузей звали, потому, что фамилия у нее была Кузнецова и когда она нам в дневниках оценки ставила, то подпись ее именно как "Кузя" читалась. Дальше я уже с ней дружеские отношения завел, да и не только я, она всем нашим парням нравилась.

Учеба у меня шла нормально, даже с русским языком особых проблем не было. А вот с французским появились, да и по физике тоже. Но проблемы скорее были вызваны некоторыми конфликтами и недопониманиями с преподавателями, чем моей неспособностью к языкам и законам механики. По этим предметам у меня за год получились только тройки.

Другой проблемой в нашем восьмом классе стал мой приятель и сосед по парте Санька Бардин. Седьмой класс он хоть на тройки, но закончил, а в восьмом задурил, много пропускал и ничего не учил. То положительное влияние, которое я в какой-то мере на него оказывал, легко перебивалось дурным влиянием его новых друзей. Он близко скорешился с моральными уродами из "шанхая": Кротом, Гансом и Петей. Закончилось все тем, что Шурика даже не допустили до экзаменов и только выдали справку о том, что он прослушал курс восьмилетней школы.

Я уже не помню, какие именно выпускные экзамены у нас были и как я их сдавал. Скорее всего, за изложение по русскому я получил четверку, поскольку мне и в свидетельство поставили эту оценку. Литературу тоже сдал хорошо, а по математике, естественно, получил пять.

Для себя я уже тогда решил, что по примеру моих старших братьев, я буду учиться в институте. Поэтому ни техникумы, ни, тем более, профессиональные училища меня не интересовали. Вообще-то, если честно, в детстве я мечтал стать военным. Почему-то майором. Наверное флюиды, распространяемые из автомобильного училища действовали. Но именно в восьмом классе я вдруг понял, что армия это не мое и легко отказался от этой мечты. Еще мне нравилась история, но профессия историка, как такового, в нашей стране отсутствовала, все историки почему-то оказывались в конце концов преподавателями либо в ВУЗе, либо вообще в школе. Преподавать историю таким обалдуям, как мои одноклассники? Бр-р-р! Увольте! Поэтому я решил, что мое будущее за точными науками. А из профессий, связанных с ними, мне более других нравилась профессия программиста, по примеру Тамары — жены брата Володи. И звучит красиво, и модно, и на работе вокруг вычислительной машины они ходят с умным видом исключительно в белых халатах. Именно так программистов показывали в кино. Чтобы приблизится к этой своей мечте я подумал: а не пойти ли мне по стопам брата Володи и не перейти ли мне в 31-ю физико-математическую школу?

Школьный серетарь — мать Сашки и Юрки Стратечуков, жившая в нашем дворе и знавшая меня с детства, крайне удивилась, когда узнала, что я забираю свои документы, а не пишу заявление с просьбой принять меня в девятый класс. Но я ей объяснил, что иду по пятам старшего брата, и она мне их отдала.

Мечта стать великим математиком разбилась в этот же день. В 31-й школе дежурный по приему документов педагог ждала меня с единственной целью, дать от ворот поворот. Нет, она мне не хамила, не грубила, но едва взглянув на мое свидетельство тут же радостно поторопилась отдать мне его назад. Скороговоркой она объяснила, чем именно я им не подхожу: вот и две тройки у меня в свидетельстве, да и французский язык я учил, а у них французских групп уже нет и больше не планируется. Одним словом: "Идите, молодой человек, идите! И лучше мимо!" И никого не интересовали ни мои математические способности, ни то, что я был участником множества математических олимпиад.

Так 31 школа лишилась счастья считать меня своим выпускником. Пришлось вернуть это законное право родной школе N9.

Самое смешное, что когда мы начали учиться в 9-м классе, к нам на уроки французского стала приходить наша бывшая одноклассница Маринка Киселева. Почему только на уроки французского языка? Да потому, что все остальные предметы она изучала ..., вы можете не поверить, но именно в 31-й школе. Вряд ли Марина была лучшей ученицей, чем я. Она никогда не блистала на уроках математики и никогда не ходила на математические олимпиады, как я. Но было у нее одно преимущество по сравнению со мной, объясняющее, почему ее взяли в физико-математическую школу, а меня нет. У нее был папа. Не-е, у меня отец тоже был. Но мой отец был сварщиком на заводе, а ее — крупным милицейским начальником. Вот и всё различие. И даже отсутствие французских групп в физматшколе ей не помешало там учиться.

Ну я думаю, 31-я школа от такого решения не прогадала, и Марина Киселева прославила ее в веках.

3.

Я не даром назвал эту часть "Средняя школа— водораздел судеб". Если по окончанию четвертого класса мы почти все были одинаково хорошие ребятишки, то за последующие четыре года и я, и одноклассники мои, и приятели обрели разные черты характера, которые во многом и определили наши дальнейшие судьбы. Кто-то, считая себя способным на большее, шел в техникумы и девятый класс, кто-то собирался удовлетвориться достигнутым и уходил в училище за рабочей профессией, а кто-то предпочел катиться по наклонной, не ведая, куда кривая вывезет.

Вовик Попов, Юрка Глебов, братаны Новиковы с учебой завязали, стали готовиться к освоению рабочих профессий. Да, Новиковы еще и уехали с отцом в Сургут, откуда больше в Челябинск не вернулись. Туда же уехал и Вовка Катков.

А Сашку Бардина судьба привела в колонию, в знаменитый Атлян. Как-то летом они с шанхайцем Петей на речке решили отнять деньги у парня, который не только учился в нашей же 9-й школе, но и еще и знал их обоих. Через мордобой— парень оказался не пугливым-они изъяли из его карманов копеек 8 или что-то вроде того. Но парень написал заявление в милицию, и через некоторое время горе-разбойников повязали. Гуманный советский суд дал им по полтора года колонии. Когда мы в сентябре пошли в девятый класс, Саша с Петей пошел по этапу. Одно хорошо, за время, пока он сидел, Бардин окончил-таки 8-й класс и получил свидетельство об образовании. Да и срок им скостили. В 75-м году, отмечали 30-летие Победы, и зэкам объявили амнистию. Вот под нее они и попали.

Кроме удачного окончания 8-го класса, я и в шахматах добился некоторого успеха. Через полгода занятий к весне я получил второй спортивный разряд, а летом 1974 года я собирался отправиться в спортивный лагерь шахматной школы, чтобы там попытаться выполнить норматив на первый, но здесь судьба повернулась ко мне спиной. Я заболел. Не очень сильно, но вполне достаточно, чтобы попасть в отделение гнойной хирургии больницы, расположенной на ЧГРЭСе.

Глава 6.

Медицина-2,

или житие мое в "Белом доме"

Меня госпитализировали где-то во второй половине июня. В возрасте пятнадцати лет всех ребятишек страны изгоняли из детских поликлиник и переводили на учет во взрослые. Вот и мне весной 1974 года пришлось получить свою медицинскую карту из поликлиники на Краснознаменной и сдать ее в регистратуру поликлинники цинкового завода на улице Каслинской, 60а . И тем же летом мне пришлось обратиться в эту поликлинику.

Очередь к хирургу была длинной, наполняли ее в основном бабушки. Да вы их тоже всех знаете и видели, это те самые, из клуба вечно болеющих бабушек. Когда бы вы не пришли в поликлинику, они всегда там сидят, и будут сидеть, создавая очередь, вполголоса рассказывая своим соседкам о своих болячках. Я приходил туда в юности — они сидели, я приходил туда в зрелом возрасте — они сидели, я прихожу туда на склоне лет — они все еще там сидят. Всегда одни те же, в тех же вязанных кофточках, в тех же старомодных сапогах, с одними и теми же лицами и прическами, и с абсолютно одинаковыми историями: о своих болезнях, о болезнях своих старичков и о болезнях своих соседей.