Жена дроу (Черновик. Общий файл)

Молчание Доргана говорило само за себя но, как бы то ни было, ему пришлось смириться. Ника была благодарна дроу, что он все понял и не заставлял Хиллора объяснять ему все на пальцах. Они еще не покинули жилище дворфа, когда изображение Доргана, став зыбким, исчезло с зеркальной поверхности, а Хиллор, повернувшись к Нике, сказал:

— Если тебе знакома, хоть какая нибудь молитва, смертная, очисти свою душу и помыслы ее священными словами. Я не могу ручаться за благоприятный исход того, что мы сейчас предпримем ибо, прежде чем говорить со своими умершими предками, дворф перед этим постится и молится в полном уединении три дня и три ночи. Нам же остается уповать на их милость, а наши предки не в пример нам отличались еще большим упрямством.

Взяв прислоненный к стене посох и опираясь на него, Хиллор вышел за дверь. Ника последовала за медленно идущим магом, прилаживаясь к его походке. У порога их поджидал Эдфин, присматривавший за "побрякушкой". Когда Хиллор отпустил его, то, с помощью Ники, поддерживающей его под руку, взошел на диск и приказал ему двигаться, концом посоха указывая путь.

Опираясь на посох двумя руками, он задумчиво качал седой лобастой головой, раздумывая над только, что состоявшимся разговором. Блингстоун спал. В его домах горели редкие огни. Жестяные фонари освещали безлюдные подмостки, мостки, и мосты, перекинутые через зияющие ямы штолен к каменистым уступам и тропам вырубленных в стенах. Только в кабаках, находившихся на каждом уровне города, кипела жизнь. Из их, настежь распахнутых дверей и окон доносился шум и возбужденный общий многоголосый разговор, прерываемым грохотом опрокидываемой мебели, хохотом и грубой руганью. Из дверей кабака, который миновали Ника и Хиллор, вылетела массивная скамья, а вслед за ней дворф с развевающейся в стремительном полете, бородой. Проехавшись по камню мостовой лицом и брюхом, он тут же вскочил, подхватил скамью, взяв ее наперевес, и ринулся обратно в кабак с невнятным, но воинственным воплем. Даже летящие в него глиняные кружки не остановили его, а на то, что одна из них вдребезги разбилась о его лоб, он даже не обратил внимание. Блингстоун отдыхал.

Диск с Никой и Хиллори на нем, медленно, но неуклонно поднимался по широкой спирали все выше и выше. У Ники уже давно дрожали колени, пересохло во рту, и кружилась голова от, захватывающей дух, бездны, что простерлась под нею. Ей было дурно от вида того, как беспомощно нависал носок ее башмака, выступающий за край диска, над зияющим зевом пропасти с уходящими вниз огнями. Сам диск казался ей крохотным и очень не надежным, для того что бы удерживаться на нем, не потеряв равновесия. Один слабый толчок, мог запросто опрокинуть ее вниз. Хиллор глазами показал ей на посох, за который она тут же ухватилась. Вниз уходили все новые пересечения мостов и подвесных дорог, соединяющие между собой узкие каменные тропы, освещенные где факелами, где гирляндами фонарей. Здесь Блингстоун размещался, больше, на выступах стен, что уходя вверх, постепенно сужались.

— Именно отсюда идет та первая штольня, с которой начинался Блингстоун. Отсюда наши предки начинали осваивать мир Подземья. Тут находятся священные могилы наших героев-первопроходцев. И до сей поры, мы продолжаем хоронить в усыпальницах Высоких пещер тех отважных героев, которые верностью своему народу, заслужили такую небывалую честь.

Диск приблизился к ряду пещер, что шли на одном уровне, по кругу огромной штольни, имея один общий выступ. Хиллор показал на вход, одной из них, ничем не отличавшийся, от остальных. Диск мягко приткнулся к скалистому уступу, и Хиллор сойдя с него, увлек за собой, зажмурившую глаза, намертво вцепившуюся в посох, Нику, в ее непроницаемо темный ход.

Осторожно щелкнув пальцами, маг возродил на навершии посоха небольшой, трепещущий листок пламени, осветивший круглые стены пещеры, с таким низким сводом, что Нике пришлось согнуться. Воздух в ней оказался сухим, пахло пылью и веками. Хиллор двинулся вперед, опираясь на посох и освещая им путь. Свет и тьма причудливо играли в складках его белых одежд и Нику, как нелегко ей было, невольно завораживала эта игра контрастов. Она брела за ним согнувшись, почти под прямым углом, на полусогнутых коленях. "Скоро, скоро это кончится — подбадривала она себя — Это ведь не самое худшее, что приходится выносить, ради того, что бы добраться до истины". У нее еще не улеглась тошнота от спирального подъема вверх, как начала донимать ноющая боль в пояснице. Спохватившись, Ника начала припоминать молитву, слышанную от бабушки. Тогда она, помнится, ничего в ней не поняла, и бабушка постарался перевести старославянские слова ее, на современный язык. Но сколько она ни билась, вспоминая ее, кроме как привязавшегося: "ням-ням-ням-ням покупайте Микоян" в голову ничего не шло. Тогда, чтобы перебить это дурацкое "ням-ням", она начала читать про себя "буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя...", которое им намертво вдолбили на уроках литературы. И, наконец, ее память "выдала" строчку псалма, которая впечатлила ее, когда-то, своей жутью: "...и пойду долиной смертной тени" и, уже потом ей вспомнилась вся молитва.

"Господь -Пастырь мой: я ни в чем не буду нуждаться. Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего. Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла... Ох! — Ника схватилась за поясницу — Зараза! Больно то как! Да... не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня" — Ника посмотрела на посох Хиллора идущего впереди, на чьем навершии трепетал огонек. Она вспомнила, как держалась за него во время подъема сюда, в Верхние пещеры — Ну правильно: все один к одному. Что там дальше? Да... "Ты приготовил передо мною мою трапезу в виду врагов моих; умастил елеем голову мою..." Это должно быть приятно, когда твою голову "умащивают елеем" — Ника приподняла голову, тут же стукнувшись о низкий выступ — Да... не отвлекаться... как там дальше... а на чем я остановилась? Елей... ага! ... "Умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена. Так благость... благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей, и... что и? ... и... пребуду я в доме Господнем многие дни. Так, кажется все. Нет, что-то должно быть еще. Ах, да! "Аминь!"

Ника повторяла и повторяла про себя слова этого псалма, пока не стали попадаться ниши, выдолбленные в камне стен, со сложенными в них проржавевшими доспехами, среди которых лежало излюбленное оружие дворфов — молоты и топоры, некоторые из них были каменными и кое-где, даже, еще можно было заметить истлевшие остатки одежд. Неожиданно, Ника обратила внимание не невнятный шепот и негромкие голоса, доносящиеся ото всюду. Сколько времени они сопровождали ее, Ника сказать не могла, потому что не обращала на них внимания, полагая, что это шумит прилившая, от неудобного положения, кровь к голове. Чтобы убедиться в этом Ника остановившись, замерла прислушиваясь, но Хиллор уходил все дальше, оставляя ее одну и Ника поспешила за ним, забормотав молитву, будто подхватив ненароком брошенную путеводную нить. "Если я пойду и долиной смертной тени..." Только вот куда приведет ее путеводная нить ее молитвы в святая-святых дворфов? Святая святых. Камни — вот мир дворфа. От них он берет свою стойкость в бою и непробиваемое упрямство. Дух дворфа — дух камня, такой же незыблемый и непоколебимый. Дворф точно камень — неподъемный. Его трудно сдвинуть с одного места, но если уж стронул, то он будет нестись к своей цели без остановки, сметая все на своем пути. Дворф, однажды приняв решение, уже не изменит его. "Подкрепляет душу мою, направляя меня на стези правды ради имени Своего...".

Обливаясь потом и задыхаясь в низком ходе пещеры, Ника посмотрела вперед: когда же они, наконец, придут? Каменный свод давил на плечи, ломило шею, в ушах шумело, не переставая ныла поясница, а Хиллор все шел и шел, не сбавляя шага и ни разу не оглянулся на нее. Огонек, на его посохе колеблясь, то пригибался, грозя вот-вот потухнуть, то вспыхивал с новой силой, озаряя все вокруг неверным, дрожащим светом. Вздыхая, Ника, спотыкаясь, терпеливо брела за ним, пытаясь угадать, что ее тревожит в облике Хиллора. Она пригляделась к нему. Старец, в развевающихся одеждах, с длинными белоснежными волосами, словно плыл по земле. Шумно сглотнув, Ника огляделась — да они же просто ходят по кругу! Точно! Вон каменный топор, а через две ниши появится и молот с истлевшей деревянной рукоятью.

— Хиллор! — дрожащим голосом позвала она мага. — Эй!

Что бы хоть немного дать передышку ноющей спине, она уперлась плечами и руками в низкий свод. Все! Она больше не в силах идти дальше. Да и для чего? Зачем? Что бы без толку ходить, как заведенная по кругу! Это же просто свинство какое-то! "... да не убоюсь зла, потому что Ты со мной..." И вдруг Хиллор пропал, оставив ее в полной темноте. Это еще, что такое!

— Хиллор... подожди! — крикнула она, но издала какой-то хрип — Я отстала...

Неожиданно ей в лицо ударил слепящий свет, с щедрой яркостью осветив все вокруг до последнего камешка. Попятившись, Ника испуганно огляделась, обнаружив, что находится не в пещере, а в просторной светлой комнате. Снаружи, за ее стенами слышался шум битвы, яростные крики, отчаянный вопли раненых, звон оружия. За маленьким оконцем метались неясные тени, мелькал свет факелов. За стеной, совсем рядом, со звоном ударилась, заскрежетала друг о друга сталь мечей... Послышался болезненный стон и злорадное хихиканье, после чего стон оборвался. Ника скрипнула зубами от нахлынувшей ненависти. Нет, паучье племя не получит то, за чем явилось сюда, грабя, убивая, разоряя. Она кинулась к валявшейся возле стены секире. Там же на каменной полке горел в глиняной плошке светильник. Воспоминание чего-то важного, что она должна была сделать, ради чего пришла сюда, оставив битву, охладило ее пыл, и она остановилась, качая головой. О, Зуфф! Друг мой! Прости. Я чуть не подвел тебя. Сперва нужно было предупредить тебя, а уж потом спасать рукопись с предсказанием. Подойдя к светильнику, Ника вытянула к нему руки. У нее оказались широкие, мозолистые, грубые ладони с короткими пальцами. Их дубленой кожей она почувствовала энергию маленького язычка пламени, трепыхавшегося на конце фитиля. Этого хватит, должно хватить. Прикрыв глаза и сосредоточившись на предстоящем, Ника собрала всю свою волю, силу, энергию без остатка, ощутив покалывающий прилив живительного тока в кончиках пальцев. Глубоким вздохом, набрав в грудь побольше воздуха, Ника в своем воображении собрала свою силу в клубящийся сгусток энергии, вложив в него мысль об опасности и на выдохе, выбросила его через ладони в огонек светильника. Тщедушный, едва теплившейся огонек вспыхнул, метнувшись вверх ревущим пламенем и тут же опал, изжив себя и превратившись в крохотную мерцающую искорку, которая потухла, последним своим вздохом, поднявшись разошедшейся белесой дымкой. И как эта искорка, Ника обессилила настолько, что готова была тоже вот-вот потухнуть. Она страшно устала и о том, что бы поднять секиру и вновь вступить в бой, не могло быть и речи. Она чувствовала себя беспомощнее младенца. Руки бессильно повисли вдоль кряжистого, короткого тела, облаченного в светлый балахон, изукрашенный магическими знаками камня и земли. Она опустила отяжелевшую голову на грудь. Самое время молится Берко. Но свитки...? Ника повернулась и через силу, превозмогая слабость, побрела к грубо сколоченному из не ошкуренных досок, ящику. Там лежали свитки. "О, Берко! Берко! Великая богиня, прими меня к себе, ибо настало мое время". До сундука оставалось каких-то несколько шагов, когда за своей спиной Ника услышала тихое истеричное хихиканье. Поднявшаяся в ней ненависть и гнев придали ей силы, и она резко развернулась. Под, грубо обтесанным, потолком висел сгусток тьмы.

— Вот ты и выдал себя, старый дурак, — послышался хихикающий голос из темной сферы.

— Можешь не прятаться, эльфийская дрянь, — огрызнулась Ника, низким гулким голосом.

Она не испытывала никакого страха, хотя перед ней была сама Гризобелла, одна из сильных и жестоких жриц Паучихи. В искусстве магии, она не знала себе равных, но это был не повод, что бы боятся ее. Именно ее послала Ллос на Поверхность за предсказаниями, и как же быстро она вышла на него, сообразив, что надо искать в Блингстоуне.

— Ты ведь не станешь теперь отрицать, старый ты дурак, что в этом убогом ящике хранятся предсказания? Ничего не скажешь, хорошо же ты их припрятал, слабоумный дворф.

С проницательностью дворфа, прожившего пятьсот лет, Ника почувствовала сомнение и неуверенность молодой честолюбивой эльфийки, которой-то и было всего двести лет.

— Ты ведь нашла меня по сильной вспышке пламени, Гризобелла? Как думаешь, от чего так сильно вспыхнул огонь?

Сгусток тьмы опустился на пол и рассеялся, явив молоденькую эльфийку с тонкими чертами лица и уложенными в сложную прическу белыми волосами. Против обыкновения, она была не в одеянии жрицы, а в облачении воина: штаны, широкая туника, перехваченная ремешком, украшенным золотыми пряжками и мягкие кожаные сапожки. С тонкого острого клинка, изящно изогнутой сабли, стекала кровь.

— Ты хочешь сказать, безмозглое порождение шлюхи, что сжег ценнейшие свитки?! — она визгливо засмеялась — Если так, то ты жестоко поплатишься за это!

Ника с усталой усмешкой покачала головой и огладила длинную бороду. Конечно, Гризобелла найдет свитки с предсказаниями там, где они и лежат сейчас — в сундуке. Но она, Ника, все же поселила в ней сомнение в их истинности. Злоба исказила красивые черты эльфийки и она, выхватив саблю, в бешенстве замахнулась на Нику. Последнее, что видела Ника это искаженное ненавистью темное лицо дроу и покатившуюся к ее сапожкам, голову седобородого старика.

Все померкло перед ее взором и Ника, задохнувшись от ужаса, забилась в чьих-то руках.

— Все хорошо, все хорошо... Ты справилась... Дух самого великого Горгера говорил с тобой.

Еще не пришедшая в себя Ника, непонимающе глядела в склонившееся над нею лицо старого дворфа, едва узнавая его. Все заслоняло темное красивое лицо, безобразное в своей ненависти и злобе.

— Я... мне... — прошептала Ника, хватаясь за горло, судорожно сглотнув.

— Понимаю. Ты увидела, что с древним магом произошло, нечто ужасное? — мягко проговорил Хиллор, проведя скрюченными пальцами по ее волосам — Но все закончилось и теперь тебе ничто не грозит.

Ника кивнула, глядя на свод пещеры, широко раскрытыми глазами. Ее голова покоилась на коленях Хиллора.

— Ты удостоена великой чести, — говорил ей, между тем, маг. — Ты, единственная смертная с которой говорил дух великого, давно канувшего в Вечное бытие. Горгер до сих пор не снизошел до мольбы ни до одного из дворфов. А ведь к нему обращались лучшие из нас. Добиваясь этой чести, проходя через долгий, изнурительный пост, они непрерывно взывали к его духу. И вот дух Горгера услышал мольбы, и явил видение. Но разве он послал свое откровение кому-нибудь из благородных сынов своего народа? Нет, он открылся духу смертной — в сварливом голосе Хиллора ясно слышалась ревность и удивление.