F20.Балансировать на грани

* * *

ГЛАВА 27.1. Аля

   В тот момент, когда зазвонил мамин мобильный, мы с ней смотрели до отвращения банальный сериал, в котором главная героиня на волне глупейшего приступа гордости в течение двадцати лет скрывала от возлюбленного, что ее ребенок от него. А потом, когда возлюбленный узнал правду, они, обнявшись, рыдали над своими сломленными судьбами и растраченными попусту жизнями. К слову сказать, все эти годы он был уверен, что ребенок рожден от его брата. А какой бы мужик считал иначе, если бы женщина прямым текстом заявила, глядя в глаза, что не он создатель родившегося сокровища? Мне бы их проблемы. Я как раз собираюсь озвучить, что думаю об умственных способностях героини, как из соседней комнаты начинает раздаваться популярная мелодия, заменяющая звонок телефона.

   — Добрый день, Николай Николаевич, — улыбается мама, поднося телефон к уху. Родители обожают хирурга, спасшего мне жизнь, увы, того же нельзя сказать про его сына. Имя "Олег" считается запретным в доме родителей, где я прохожу реабилитацию и восстанавливалась. — Конечно, могу говорить. Да, у нас все хорошо. Утром Аля сама ходила в магазин, — подмигивает мне. — Да, все правильно, — улыбается еще шире. — Как у вас дела? — Вдруг резко становится серьезной: — Мы же договорились с вами, — отвечает с укором в голосе. Потом смотрит на меня. — Я сейчас. — Выходит из комнаты.

Мама никогда не скрывает, о чем говорит с Николаем Николаевичем, часто мы втроем общаемся по громкой связи, обсуждая детали лечения, успехи и временные неудачи. Что-то пошло не так? Да нет, я чувствую себя прекрасно, с каждым днем все лучше. Выздоровление происходит именно так, как предсказывал Баль старший. Прогресс очевиден. Значит, моя операция тут ни при чем. И кроме плохих новостей о здоровье дочери, лишь одна тема может испортить маме настроение при разговоре с Николаем Николаевичем. Они обсуждают Олега. Почему Николай не позвонил мне? Какую информацию мать пытается скрыть? Нехорошие предчувствия ускоряют биение сердца. Убавив звук телевизора, я, хватаясь за мебель и стены, на цыпочках подбираюсь к двери и замираю, прислушиваясь.

   — Мне очень жаль вашего сына и еще больше вас, но поймите, подобные новости не пойдут на пользу Але, — медленно произносит мама, понизив голос. — Понимаю, вы в отчаянии, но я думаю, что в ближайшее время Але не следует знать про... случившееся. Пожалуйста, не настаивайте.

   Очередной удар в груди отзывается болью. Последнее, что я слышала об Олеге, заключалось в том, что его выписали из больницы, и он отдыхает в доме родителей, приходя в себя после интенсивного лечения, которое должно было "выбить" из его больной головы мысли о суициде. Но, судя по маминым репликам, что-то пошло не так.

   — Нет, это вы меня простите, — между тем продолжает говорить она. — До свидания.

   — Что случилось? — распахиваю дверь и вижу, как мама прижимает телефон к груди. Выглядит испуганно, будто узнала что-то страшное.

   — Ничего, — она нервно разводит руками и быстро уходит на кухню. Я, схватив трость, не отстаю. Несколько минут молча наблюдаю, как она вдруг кидается оттирать металлической губкой до блеска вычищенную кастрюлю.

   — Мама, что случилось с Олегом? Почему Николай Николаевич не позвонил мне?

   — Что с ним может еще случиться? — встрепенулась она. — Лечит голову.

   — Мама, если я позвоню сама, то Николай и Инна скажут, что с ним все хорошо, как делают это последние месяцы, да? Отшутятся. Что вы от меня скрываете?

   — Мы же договорились, что пока ты не поправишься, не будешь спрашивать о нем.

   — Не было такого. Это ты поставила условие. И, как я вижу, подговорила наших общих знакомых, которые в последнее время все как один ничего о нем не знают, — устав стоять, присаживаюсь за кухонный стол.

   — Он сумасшедший. Больше о нем нечего знать, — резко возражает мама.

   — Это мы еще посмотрим.

   Опираясь о стены и трость, я, борясь с усталостью, довольно резво ковыляю к себе в комнату, которую перенесли на первый этаж, чтобы мне было удобнее. Вызываю такси на ближайшее время и принимаюсь собираться.

Еще до аварии мы сильно сблизились с Инной Викторовной, что, если вдуматься, вовсе не удивительно, ведь у нас одна общая цель — помочь важнейшему мужчине в наших жизнях, приходящемуся ей сыном, а мне — любимым человеком. После аварии созваниваемся не реже двух раз в неделю, обсуждая мое лечение и возвращение в город. Я не подвергала слова свекрови сомнениям, принимала за правду всю полученную от нее информацию о физическом и психическом здоровье Олега. Сегодня утром довольно бодрым голосом Инна Викторовна заверила, что состояние ее сына не меняется. Я подозревала, что ему плохо и одиноко, но так же понимала, что помимо поддержки родных Олег нуждается в квалифицированной помощи профессионалов, отвергая которую чуть не разрушил себя, меня. Нашу семью. Я ждала, когда смогу приехать и обнять его, хотя бы позвонить и пожаловаться, как мне больно и трудно лечиться. А еще рассказать, что прикосновения его ледяных рук мне снятся по ночам, вместе с его запахом, напоминающим высушенную на солнце траву, одновременно душистую и свежую. Аромат его кожи давно ассоциируется с домом, надежностью и безопасностью.

   — Аля, ему сейчас не до тебя! — заходит ко мне мама.

   — Разберемся.

   — Доченька, ну зачем ты это делаешь? Пойми, никто не ждет от тебя милосердия. Все наши родственники и друзья рады, что вы расстались.

   — Мы не расстались. Я не искала встреч только потому, что родители Олега сказали, он пока меня не узнает. Он тяжело перенес угрозу моей жизни, но я никогда не говорила, что отказываюсь от него. А после того, что узнала недавно... тем более. Его никогда никто не поймет так, как я.

   — Аля, что скажут люди?!

   — Мне плевать на людей. И на тетю Любу, и на дядю Сережу. Плевать, что Ирка в прошлом месяце удачно вышла замуж, и Ленка собирается в следующем. Ты ведь не просто так постоянно рассказываешь о череде непрерывных свадеб? Пойми, я его никогда не оставлю, мама.

   За окном сигналит машина, будем надеяться, такси. Наличных у меня, правда, нет, надеюсь, родители Олега расплатятся. В крайнем случае, сделаем крюк до банкомата. Глубоко вдохнув и выдохнув, я, наконец, чувствую разрывающие сердце, переполняющие чувства и эмоции, смешавшиеся воедино, превратившись в жгучее нетерпение, от которого дрожат руки. Время нашей встречи пришло. И неважно, готовы мы к ней или нет. Олег всегда говорил, что я должна жить так, как хочу, и с ним поступать в соответствии со своими желаниями. Так я и собираюсь сделать.

   — Тебе мало, что он тебя едва не сделал инвалидом? — кричит вслед мама.

   — Не обижайся на меня, но так будет правильно.

   — Аля, он сумасшедший. Он загонит тебя в могилу.

   — Я люблю его, — улыбаюсь и выхожу из дома, прикрывая за собой входную дверь. Водитель оказался предупредительным молодым мужчиной, как только я ступаю на улицу, он выскакивает из машины и помогает добраться до пассажирского сиденья, а потом удобно устроиться. Я все еще передвигаюсь очень медленно, да и не привыкла к трости.

   Преодолев половину расстояния до города, набираю номер свекрови. Трубку берут не сразу, мне даже приходится повторить вызов.

   — Привет, Алечка, — голос звучит устало. — Как ты?

   — Инна Викторовна, здравствуйте. Спасибо, стараниями Николая Николаевича с каждым днем все лучше. Вы дома сейчас?

   — Да, дома.

   — Через полтора часа я буду у вас. Заплатите за такси?

   — У нас? — заволновалась она. — Как же так... Тебе не следовало пока предпринимать столь дальние поездки.

   — Но дело уже сделано. До родителей ехать дальше, чем до вас. Ждите.

   Я умышленно не задаю интересующий вопрос по телефону. Но как только оказываюсь в доме Балей, выпаливаю его на одном дыхании:

   — Олег жив?

   — Жив, — кивает Инна Викторовна. Выглядит она неважно, что можно отнести на счет отсутствия макияжа, если бы сам факт отказа от косметики на лице всегда ухоженной свекрови не настораживал столь сильно. Темные круги под глазами говорят о бессонных ночах, а в самих глазах таится столько безнадежности, что хочется взять ее за плечи и хорошенько встряхнуть. Разумеется, я могу себе позволить только обнять за пару месяцев постаревшую на десяток лет женщину.

   — Мы считали, ему действительно стало лучше, забрали домой, Игорь уменьшил дозировку лекарств, — судя по интонациям, Инна Викторовна старается оправдаться. — Казалось, Олег становится самим собой. Стал соглашаться, что не виновен в твоей смерти.

   — Подождите. В чем он считает себя виновным? — довольно грубо перебиваю. — Он не виноват, что я выбежала на дорогу. Он пытался меня остановить! О нет... он что, провел аналогию между мной и Алиной?! — я задохнулась от догадки, прижала ладони ко рту.

   Инна Викторовна прошлась по гостиной, проводя рукой по кожаному дивану, словно стирая воображаемую пыль.

— Эта мысль оказалась пиком его безумия. Он до мозга костей пропитан уверенностью, что тебя больше нет, и что именно он причина этому.

   — Но ведь я жива! Почему вы раньше не сказали? Я бы могла приехать еще месяц назад. Черт с ним, с креслом-каталкой, придумали бы, как перевезти меня, — всплеснула руками. Так вот, почему Олегу не становится лучше. Он убежден, что поступил со мной как с Алиной, и не может пережить, что меня больше нет.

   — Игорь не знает, как Олег отреагирует на твое появление. Мы хотели, чтобы он вспомнил то, что случилось на самом деле, чтобы сам дошел до понимания того, что все хорошо. Только после этого планировали устроить вашу встречу. Если бы ты захотела, конечно, — последнюю фразу она добавила робко. Видимо, мои родители вконец запугали Балей.

   — Игорь считает, что Олегу станет совсем плохо, если он меня увидит? Олег может подумать, что перед ним призрак? Как в фильме ужасов?

   — Не знаю, — она, наконец, заканчивает "чистить" диван и присаживается на него, оказавшись тем самым ниже меня. — Аля, ты садись, что стоишь с тростью, тяжело, наверное.

   И правда, я давно уже чувствую нытье поясницы. Дохожу до дивана и опускаюсь на подушки рядом с собеседницей.

   — Если вы считаете, что нам не стоит пока видеться, зачем тогда Николай Николаевич звонил маме сегодня?

   Инна Викторовна тяжело вздыхает, трет покрасневшие глаза.

   — Вчера вечером мы едва успели снять его с крыши. Он на протяжении последней пары недель обманывал всех, имитируя выздоровление. Я всегда говорила, что Олег очень умный мальчик. Он быстро понял, как ему стоит себя вести, чтобы в нашем понимании соответствовать "здоровому" человеку. Его игра была безупречной, он обманул всех. А сам тем временем стремился найти способ покончить с собой. Аля, Игорь снова помещает его в больницу, говорит, что теперь надолго. Игорь не верит, что Олегу когда-нибудь станет лучше, единственная возможность продлить ему жизнь — непрерывно следить и контролировать каждый шаг. Дома подобный уход обеспечить невозможно. Да и разве жизнь это. Ни нам, ни ему.

   — Но ведь вы сами сказали, что никто не знает, как Олег отреагирует на мое появление. Возможно, ему станет лучше. Если ваш план провалился, давайте последуем запасному. Отвезите меня к нему, пока Олега снова не превратили в безвольный овощ, и он еще способен думать.

   Убедить Николая Николаевича в целесообразности нашей встречи с Олегом оказывается еще проще, чем Инну Викторовну. Чувствуется, что они изрядно устали за последнее время, сказывался возраст. Втроем мы половину ночи тратим на обсуждение предстоящей встречи, строим догадки, надеясь на лучшее, проще говоря, мечтаем. Хочется действовать. Ни у кого из нас не осталось сил ждать очередного проявления феноменального ума Олега в плане нахождения способа сбежать из больницы и отправиться искать меня на том свете.

   Встречу назначили на следующий день. Я категорически отказалась слушать советы Игоря, решив, что лучше буду прислушиваться к себе, своему внутреннему голосу и интуиции. Целью было вытащить мужа из выдуманного им мира, в котором вместо меня властвовало чувство вины, толкающее его к безрассудству.

* * *

   Тяжелые двери клиники для нас распахиваются ранним утром. Не удивительно, что ни мне, ни родителям Олега этой ночью поспать не удалось. Когда в шесть утра я вышла из выделенной мне для ночлега комнаты, выяснилось, что Инна Викторовна уже печет блинчики. "Мне нужно было чем-то заняться", — смутившись, начала она оправдывать свое занятие.

   Как выяснилось, нескольких визитов в психиатрическую больницу вполне хватает для того, чтобы почувствовать здесь себя, образно выражаясь, как дома. Не оставляет мысль, что я прекрасно знаю это место, часто здесь бывала раньше. Радости, разумеется, не ощущаю. Скорее уныние и апатию, нехватку воздуха. Атмосфера угнетает, что-то незримое давит сверху на голову и плечи. Психиатрическая больница похожа на источник безысходности, однажды придя сюда с проблемой, ты навсегда привязываешься к этому месту, и уже под ярлыком "сумасшедший" весь остаток жизни вынужден возвращаться снова и снова. Отсюда не выходят здоровыми, лишь в состоянии ремиссии. По крайней мере, пациенты, подобные Олегу. Нет, я не ненавидела эту клинику, понимая, что очень часто буду бывать в подобных заведениях с Олегом. Иначе не получится. Да и не нужно иначе.

   Тем не менее, хочется ссутулиться, склонить голову и сжаться в комок. Шагая по длинному коридору первого этажа, я думаю о том, что, возможно, больница такого плана и должна походить на тюрьму. Не будь здесь решеток, пациенты пробовали бы сбегать через окна. Олег первым бы побежал.

   В кабинете Игоря за чашкой кофе приходится переждать, пока Олег позавтракает, и его выведут подышать свежим воздухом. Никто из нас понятия не имеет, как он отреагирует на мое появление. Игорь не смог дать ни единой гарантии, скажу больше, он опасался, что Олег, не соображая, что делает, может наброситься на меня. Несмотря на страх перед своим мужчиной, делящим мысли с захватившими его голову демонами, я отказываюсь от провожатых, посчитав, что если Олег увидит меня в окружении родителей или медперсонала, которым не доверяет, решит, что я — это не я, а какая-нибудь переодетая женщина. Тогда все старания окажутся напрасными.

   Медбрат, снабдив Олега сигаретами, отходит на некоторое расстояние, чтобы не мешать. Вокруг в радиусе двадцати метров ни единого человека. Глубоко вдыхая прохладный воздух, я медленно иду по направлению к своему бедному, лишенному надежды мужу, изредка останавливаясь, чтобы передохнуть. Дорожки на территории больницы оказываются недавно асфальтированными и расчищенными от грязного снега, что крайне облегчает мои передвижения. Родители Олега и Игорь наблюдают из окна на втором этаже, санитары дежурят у выхода из здания, как говорится, на низком старте, готовые в любой момент сорваться с места и спасти меня от Олега в приступе безумия.

   Он на меня не смотрит. Погружен в себя, изредка шевелит губами, как будто с кем-то общаясь. Курит, крепко затягиваясь, часто поднося сигарету к губам, выпуская густой дым из легких. "Когда выберемся отсюда, нужно будет заставить его бросить курить", — решаю я, улыбнувшись. Мысли о будущем бодрят. Посчитав их хорошим знаком, я сосредотачиваюсь и подхожу совсем близко.