Печать ворона

Первое время он мог позволить себе не работать: кое-какие деньги остава-лись. Иван слонялся по городу, стараясь не смотреть на небо и крыши. Аня не звонила, и он не собирался. Он простил ее, как прощают ребенка за необдуманную шалость, с улыбкой, и без капли злобы. Но видеть ее больше не хотел.

Прогуливаясь по Загородному, Иван проходил мимо церкви и засмотрелся на стоящих перед ней людей. Нищие с вороватыми взглядами, инвалиды и калеки ютились на пятачке перед входом, народ сновал туда и сюда, крестясь и кланяясь золоченым крестам. Здесь знали, что такое боль, и в пропитых лицах Иван увидел утонувшую в водке тоску. Он медленно пошел вперед, миновал двери и вошел в храм.

Внутри было душно. Дым многочисленных свечек не давал вздохнуть, напо-миная каждому о том, кто он есть. Убранные в позолоту иконы светились в полу-мраке, и прихожане кланялись им, шепча слова молитв. В углу торговали свечами. Иван усмехнулся: вроде Иисус выгонял торговцев из храма, а они тут как тут. Иван не верил в Бога. Не верил, как верили эти люди, но был знал, что высший разум существует, и как его ни назови: Иисус или Будда, суть от этого не меняется. "Большевики говорили: религия — опиум, — думал Иван, оглядывая позолоченные образа, — если так, почему миллиарды хотят опиума, хотят забыться и верить, что существует лучший мир, где они будут счастливы? Значит, на наш мир они не надеются? Иван не знал ответ, но верил, что когда-нибудь узнает.

Он вдруг подумал, что мог ворваться сюда сотнями, тысячью крыльев и разметать здесь все. И безмолвные лики, и кресты, и утварь, и свечи. Он не чувст-вовал здесь силы, способной противостоять ему. И это не радовало.

Постояв, Иван вышел на улицу. Тут дышалось легче. Рваные облака с гряз-ными брюшками лениво проползали над крышами, заслоняя яркое солнце. В тени было прохладно и хорошо. Иван двинулся к дому и заметил блестевшую глянцем вывеску: 'Салон татуировок'. Иван знал: в таких салонах могут и наносить и вы-вести с кожи все, что угодно. Он подошел к дверям и замер, не решаясь войти. Знак на груди не был татуировкой, но это не значит, что его нельзя вывести. Но... стоит ли пробовать? Если даже получится, как вывести печать с его сердца, где найти такого мастера?

Он пришел домой и включил Цоя. Несмотря на четкий ритм, его песни тоск-ливы и печальны, будто певец чувствовал, что не будет жить долго. Странно, что никто не замечал этого раньше, заметили только после смерти Виктора. Ивану ка-залось: он понимает певца, как никто, и чувствовал себя хранителем частицы его духа. Слова навевали тоску и печаль, но бодрый жизненный ритм кричал: сда-ваться не надо, живи, дыши, надейся...

Иван слушал: жизнь проходила яркой фотопленкой, и кадры оживали под магический голос.

Он дослушал пленку, зашел в ванную и уставился в зеркало. Что-то стало не так. Иван помнил себя другим. Рука прошлась по лицу: черная щетина проби-валась на подбородке и шее — просто не брился дня три. Не то... Волосы. Черные, как уголь. Интересно, ведь раньше он не был ярким брюнетом. Иван вспомнил, как в армии обиделся на местного узбека, не признавшего в нем русского и ре-шившего, что Иван с Кавказа. Фигня... Нос. Как будто заострился, но это потому, что я немного похудел... Рот как рот. Иван расслабил плотно сжатые губы. Глаза. Глаза другие: черные, пронзительные, брови взлетали к переносице, как два чер-ных крыла. Почему крыла? У кого что болит, с усмешкой подумал он.

Иван смотрел долго и понял, что не так: вместе рот, нос, глаза и волосы были его, а по-отдельности принадлежали другому человеку. Которого видел на Гати...

Встретив на кухне ПростоМарию, Иван обратил внимание на закрывшие пол-лица черные очки. Странно, хоть на дворе и лето, в квартире-то солнца нет...

— Привет, Ваня.

— Здравствуй, — Иван поздоровался и, когда Мария повернулась к плите, заметил фингал под левым глазом. 'Ого! — подумал он. — Ничего себе!' Он не мог пред-ставить, что дядя Миша може так отоварить жену. А может, не он? А кто?

В последнее время мама почти не появлялась в квартире. Иван старался ре-гулярно звонить и говорил, что все в порядке, чтобы она не беспокоилась. Конеч-но, о том, что уволился, Иван не сказал и не считал это обманом. Скоро он найдет другую работу, и все будет, как прежде.

Вечером приехал дядя Миша. Иван варил на кухне суп и невольно прислу-шивался к голосам, доносившимся из комнаты соседей. Вроде бы не ругаются. Он даже слышал веселый смех. Странно. Иван представил, как бьет Аню в глаз. Уйдет, и скорее всего, навсегда. 'А надо было дать, — со злорадством подумал Иван, — чтобы запомнила!' Он вновь ощутил, что забыть ее не может. Аня осталась близким ему человеком, он любил ее, но простить не мог. Обида велика, но не настолько, чтобы взять за нее жизнь.

В один из вечеров позвонил Кир. Он и в училище был таким: сначала нага-дит, а потом, как ни в чем не бывало, балагурит и шутит. Или подерется с кем-нибудь, а на следующий день в обнимку ходит. Иван так не мог.

— Как дела, Ваня?

— Никак.

— Что так?

Иван молчал, и Кир мигом перехватил инициативу.

— Слушай, давай встретимся, у меня дело к тебе. Очень важное!

— Не хочу.

— Ну, Вань, очень надо поговорить! Пожалуйста!

Интересно... Кир редко говорит 'пожалуйста'. Иван думал: Кир и слова та-кого не знает.

— Ладно, давай. Только работать я к тебе не пойду, можешь не уговаривать.

— Не хочешь, не иди, — согласился Кир. — Я к тебе приеду. Сегодня можно?

— Приезжай.

Иван повесил трубку. Если Кир звонил не по работе, то зачем? Иван привык к тому, что все знакомые звонят тогда, когда надо занять денег или что-то попро-сить. Так просто никто не звонил. Пожалуй, лишь Димка был исключением, да в последнее время куда-то пропал. Наверно, пашет сверхурочно.

Кир прибыл через час. С виду радостный и веселый, но Иван чувствовал за этим что-то другое. Он многое мог чувствовать.

Кир расстегнул модный кожаный кейс и выставил на журнальный стол бу-тылку водки и две бутылки импортного пива. Туда же добавились банка икры и нарезка красной рыбы.

— У тебя праздник? — спросил Иван, наблюдая за приготовлениями.

— Ага! — произнес Кир, открывая бутылки с пивом. — Все замечательно! А у тебя?

— А я с работы уволился, — сказал Иван. Он открыл бутылку пива и отхлебнул.

Кир оживился:

— Ну и правильно! Чего ты забыл в этой сраной типографии? Кстати, как раз о работе я и хотел с тобой поговорить.

— Я же тебе еще по телефону говорил, что не хочу у тебя работать! — рассердился Иван.

— Я не о своей работе. Хлеб у тебя есть? — Иван качнул головой. Что там он еще придумал?

Меж тем Кир, словно из воздуха, достал нож и вскрыл банку с нарезкой.

— А масло?

Иван сходил на кухню за хлебом и маслом. Буханка порядком подсохла, но Кир кое-как откромсал пару ломтей и щедро намазал маслом. Подцепил толстый кусок рыбы и соорудил первый бутерброд. Второй был с икрой, причем на него ушло почти пол-банки.

Пиво допили и приступили к водке.

— Пиво без водки — деньги на ветер! — весело балагурил Кир, разливая прозрач-ную жидкость по стопкам. — Ну, давай.

Первый глоток пролился огненной струей, и Иван скорей проглотил кусок бутерброда с рыбой, смазывая горло. Хорошо... Он не радовался приезду Кира, да и вообще настроения не было, но после второй рюмки заметно полегчало. Впро-чем, Иван понимал: это лишь эффект алкоголя, а все проблемы остаются с ним.

— Вот что, Ваня, — сказал Кир, пытливо глядя на приятеля. — У меня к тебе предложение. Хорошее предложение. Ты только сразу не отказывайся, подумай, ладно?

— Ладно, не темни, — сказал Иван, — вываливай, что у тебя.

— Слушай, — Кир внезапно посерьезнел. — Помнишь, как в лесу было?

— Помню. Ну и что? — в сердце ожил страх. В лесу их едва не убили. Вспоминая об этом, Иван чувствовал к Киру странную приязнь и притяжение, ведь они вдвоем выжили и прошли через этот кошмар. Наверно, поэтому он простил ему многое... Хотя именно из-за его делишек все и случилось.

— Эти люди меня не забыли. И тебя, между прочим, тоже. Я рассказал все, что там было, кому надо, и у этих гадов серьезные проблемы... Но Алхаз и Ларик — отморозки, понимаешь? Авторитетов не признают. Они на нас охотиться будут. Слон сейчас охотится на них, а они — на нас.

— Я-то тут при чем? — не понял Иван. — Это твои разборки, Кир!

— А ты, что, ни при чем? — спросил приятель. — Все просто: нас оставили с теми двумя. Мы живы, они мертвы. Алхаз с Лариком нас видели? Видели. И найти нас они сумеют рано или поздно. Меня им найти проще, тебя, конечно, труднее, но, поверь, сейчас за деньги все можно сделать.

Ивану стало не по себе. Такого он не ждал. Уже стал забывать ту жуткую ночь — и вот, на тебе!

— И что? — спросил он, ожидая продолжения.

— Я уже сказал, их ищут, но... Короче говоря, ты можешь сам заняться ими. Тебе, с твоими возможностями, даже Челентано в подметки не годится...

'Так что, Челентано — тоже киллер? — подумал Иван, подловив прогово-рившегося Кира на слове. — Ну и компания!'

— Ты что предлагаешь? Я, что, должен убить их?

— Нет, встретиться и предложить чашечку кофе! — раздраженно произнес Кир. Его лицо заострилось, приобретая хищный и отталкивающий вид. Иван никогда бы не подумал, что Кир может быть таким.

— Конечно, с ними надо кончать! Раз мы вляпались в это дерьмо, надо самим и выбираться! Кончай ломаться, Иван, ты сделал это один раз, и даже не один, ты же рассказывал... так что закончи это дело. Лады? И, кстати, работа твоя будет оплачена. Очень хорошо оплачена! Будешь жить нормально! Не так, как сейчас.

Иван молчал, переваривая услышанное. Ему предлагали стать наемным убийцей. Его друг!

— Деньги передам тебе я, — продолжил Кир. — Ты пойми: эти отморозки не толь-ко нам жить мешают, они многим дорогу перешли. Я занимаюсь бизнесом, а они грабят и убивают, понимаешь! И не думай, что тебя замучит совесть — этим коз-лам давно бы лоб зеленкой намазали, если б поймали!

— Я не хочу, Кир, — сказал Иван. — Я не стану этого делать.

— Ну... Ну, ты идиот! — распалился Кир. — Тогда сиди и жди, когда они к тебе придут! Жди, когда меня прикончат, и это будет на твоей совести! — Кир вскочил, потрясая перед Иваном вытянутым пальцем. — Ты забыл, как Алхаз тебе пушку ко лбу приставлял? Он бы выстрелил, не подпиши я эти бумаги! И где бы ты был сейчас?! А знаешь, чего мне это стоило? Думаешь, подписал и все? Я людей под-ставил, которые за мной стоят! Ты не представляешь, сколько стоит эта подпись! А что мне было делать? — Кир сел, налил рюмку, переливая за край, и залпом вы-пил. Скатерть покрылась мокрыми пятнами. Иван смотрел на них: ему казалось — это пятна крови.

— Что мне сказать этим людям? — спросил Кир.

Иван видел: сейчас Кир не играет. Ему действительно хреново. Глаза бле-стят, рот дергается. Он никогда не видел такого Кирилла.

— Скажи, что тебя заставили.

Кир вымученно улыбнулся:

— Для них это не ответ. У меня выхода нет. Я должен вернуть бумаги, либо кон-чить Алхаза, пока он их в дело не пустил...

Иван опустил голову. Он не хотел смотреть на товарища и вообще не хотел его видеть. Да, может быть, я замешан в этом. Но я не буду убивать!

— Уходи, Кир!

— Чего?

— Иди к черту! Ищи себе другого... исполнителя.

— Блин, дурак ты, Иван! Подумай!

— Не хочу ничего думать! И не хочу ничего делать! Понял? Катись к черту! — по-вторил Иван. Он встал из-за стола и не смотрел на друга, давая понять, что разго-вор окончен.

— Ладно, — Кир встал и направился к двери. — Дурак ты, Иван, ну и дурак! Тебе такое дело предлагают: и жизнь спасешь и бабки заработаешь! А тебе на все пле-вать! И на мою жизнь тоже!

Кир остановился в дверях:

— Ты — слабак, Иван! Ты просто завидуешь мне, думаешь, какой ты правильный и честный! А сам немного пошевелиться не хочешь! Тюфяк! Сумей хоть раз посметь! Будь мужиком, рискни — и все у тебя будет! Или останешься неудачником, кото-рый бабу удержать не может!

— Пошел на хер отсюда! — выкрикнул Иван. Он еле сдержался, чтобы не заехать Киру в морду.

— Не хочешь ничего делать? Тогда они все сделают за тебя! — Кир ушел, хлопнув дверью. Слово 'они' неприятно хлестнуло Ивана. Кир имел в виду бандитов, а Иван думал о воронах. Что, если они возьмутся за это сами?

День прошел в раздумьях. Иван никуда не выходил, лишь спускался в бу-лочную на первом этаже дома. Надо искать работу, но нет желания куда-то дви-гаться и с кем-то разговаривать. Иван поставил кассету с 'Кино' и слушал, допи-вая принесенную Киром бутылку.

— Ты чего смурной, Ваня? — спросил сосед, встретив Ивана в коридоре. В послед-ние дни Иван часто видел его навеселе, и сейчас от Миши пахло спиртным.

— Да так, настроения нет.

— Пойдем ко мне, у меня праздник: племянник родился, а пригласить некого. Же-на и та... ушла куда-то. Пойдем, морячок! — он настойчиво хватал Ивана за плечо, и тот понял, что выкрутиться не удастся. Идти не хотелось, но отказаться он не мог.

Прежде Иван не бывал у них в комнате, вернее, бывал, когда здесь жила Наталья Сергеевна. Теперь все не так. Секретер с книгами, большой цветной те-левизор, в углу раскладной диван, красивые светло-сиреневые обои и огромная модель парусника под стеклом. Стоявший у окна стол украшала литровая бутылка 'Синопской', окруженная тарелками с закуской.

— Садись, — Ивана усадили на стул и пододвинули огромное блюдо с холодцом. — Вот, закусишь.

Бутылка была початой. Дядя Миша ловко разлил водку по рюмкам и по-смотрел на Ивана:

— Ну, морячок, как говорится, за новорожденного! Пусть растет большой!

Выпили по первой.

— Как дела-то? — спросил сосед, пододвигая к Ивану банку со шпротами. — Заку-сывай, вот.

— Ничего, — сказал Иван. Рассказывать о проблемах не хотелось. Зачем портить людям праздник? Когда тебе хорошо, кажется, что всем хорошо.

— Я смотрю: ты все время дома. В отпуске?

— Я не работаю пока. Думаю, куда устроиться.

— Хочешь, водителем в наш парк устрою? У нас хорошо зарабатывают.

— Да у меня прав нет.

— Курсы окончишь. Я помогу! Ты парень нормальный, я же вижу. А у нас такие балбесы крутятся... Что за народ! Даже гайку не выпросишь. Жлобы!

Дядя Миша разлил еще.

— Ну, давай!

Иван подумал: здорово, когда нет Марии. В квартире как-то уютней и спо-койней становится. Она бы не дала вот так сидеть здесь и пить с ее мужем.

— Ты, Ваня, не обижайся на Марию, что она гундит, и все такое, — сосед словно читал мысли. — Ей тяжело, завидует она молодым.

Дядя Миша поковырялся вилкой в холодце, выудил кусочек вареной мор-ковки и сунул в рот.

— Ты не обижайся.

— Я и не обижаюсь.

— Ну и правильно. Что б ты понимал в семейной жизни.

Сосед уже набрался и не попадал вилкой в банку со шпротами, но говорил внятно и логично:

— Ты, Ваня, не знаешь. У нее ведь ребенок умер...

Иван не знал, что говорят в таких случаях. Вернее, знал, что говорят обыч-но, но банальные до отвращения фразы: 'мне очень жаль' или 'извините, не знал', вызывали тошноту. Правильнее всего промолчать, ведь любое утешение глупо, ибо все уже случилось.