— От себя поздравляю с очередным производством отмеченных в приказе господ офицеров. Понимаю и разделяю вашу законную радость. Однако мой материнский инстинкт вынуждает меня всё-таки напомнить: не стоит превращать обмывание звёздочек в бардак с фейерверками и праздничными трассерами в сторону хаконских траншей. Пить должно весело, в меру и с фантазией. Не желаю потом слушать, как мои офицеры уподобились загулу осчастливленных случайным замужеством легкомысленных девиц. Завтра мне нужны ваши светлые, не затуманенные скорбными обстоятельствами головы... — подождал пока проникнутся вышесказанным и скомандовал: — Разойдись.
Негрескул остался на месте и положил перед комбатом конверт. Тот самый с письмом для Глебова. Видимо Арефьев успел передать его капитану. Заметив это, Масканин приотстал и различил тихий вопрос Аршеневского:
— Что это?
Просмотрев письмо, на котором прямо на входном штампе полевой почты кем-то от руки было написано: 'в 16 роту', Дед произнёс теперь уже громко:
— Масканин, задержитесь.
Аршеневский снял очки, растёр глаза и вернул окуляры на место. Прочитал письмо внимательно.
— Глебов знает? — спросил он у поручика, возвращая письмо капитану.
— Пока что нет, господин подполковник.
— И правильно. Пришлите его в штаб. Пусть пока здесь прикомандированным побудет. Я сам с ним поговорю. Вопрос с его демобилизацией, думаю, решится не раньше чем через неделю. Пока бумаги будут ходить, да и затишье завтра кончится... Через час жду вашего егеря у себя.
— Есть!
— Ну всё, идите.
Покинув блиндаж, Масканин почувствовал облегчение. Облегчение оттого, что Дед взялся известить Глебова сам. Одно дело писать похоронки людям, которых никогда не увидишь, тоже, кстати, тяжелая неприятная обязанность, другое дело сообщать о горе, глядя в глаза. Хуже не придумаешь.
Глава 2
Ранним утром весь сложный и отлаженный армейский механизм, именуемый фронтом, пришёл в движение.
За ночь, основываясь на свежих разведданных, командованием фронта были пересмотрены сроки начала операции. Да в общем-то много чего пересмотрено. Пройдя по инстанциям, новые боевые приказы достигли своих адресатов и всё завертелось ровно на два часа раньше запланированного.
А причин к тому было несколько.
Во-первых, неприятельская разведка засекла проводившиеся накануне приготовления к наступлению. На оккупированных хаконских территориях добрая половина населения была к 'захватчикам' настроена коллаборационистски. Пятнадцать лет под новой властью не вытравили среди многих хаконцев неприятия, а то и ненависти к новым порядкам. В некоторых деревнях и городках русскую армию встречали вполне радушно, особенно наслышавшись про лояльное отношение к мирному населению. Да и то сказать, бесчинств и террора не чинилось, если и грабили изредка, то в покинутых хозяевами домах. Продовольствие, лошади и автотранспорт, попрятанные по схронам и лесам при отступлении правительственных войск, не реквизировались, а покупались за деньги. За нормальные обеспеченные золотом деньги, а не за инфляционные хаконские талеры. Уклонисты от мобилизации и дезертиры, из которых не малое число воевало в отшумевшую гражданскую против нынешней власти и сумевшие как-то за прошедшие годы выжить, в немалом количестве вступали в части ХВБ.
Остальная же половина населения делилась на тех, кто относился к оккупантам по большей части с опаской, но за деньги не прочь был снабжать чужую армию всем необходимым. И на тех, кто за внешним радушием или безразличием оставался верен центральному правительству. Среди последних были и убеждённые сторонники власти, и те кто считал, что чужая армия всё-таки чужая и бороться с ней — долг патриота. Вот из таких элементов и состояли заблаговременно организованные и законспирированные хаконской военной разведкой, в преддверии ожидаемого отступления правительственной армии, агентурные сети.
Не смотря на предпринимаемые меры по дезинформации и скрытности, хаконской агентуре удалось выявить переброску по рокадам войск и техники, подсчитать и оценить количество разгружаемых на железнодорожных станциях боеприпасов и вскрыть концентрацию в определенных районах свежих воинских частей. Все это позволяло вражескому командованию сделать вполне определённые выводы о планируемом наступлении. И с высокой долей достоверности выявить намеченные направления ударов и вероятные сроки. Однако на адекватные ответные меры хаконцам не хватало каких-то суток или двух. В итоге из ОК (Главного Командования Вооруженных Сил Хаконы) были срочно разосланы директивы в штабы южной группы армий о превентивных ударах по всему южному фронту с целью срыва русского наступления. Начало операции ОК было запланировано на восемь ноль-ноль. За час до артподготовки русской армии.
Во-вторых, к позднему вечеру, на основании данных войсковой и авиационной разведки, в штабе южного фронта были сделаны выводы о готовящихся хаконцами контрмерах. Времени на резкое изменение планов наступления не было, предназначенные для ввода в прорыв соединения заканчивали сосредоточение на исходных рубежах. Отвод или спешные перегруппировки частей для парирования ударов противника повлекли бы только сумятицу, если не хаос.
И дело даже не в некой инерционности армейского механизма. Перегруппировка войск второго и третьего эшелонов при резкой смене оперативной обстановки на театре военных действий, с соблюдением графиков и выверенных до минут манёвров, была возможна и не раз успешно осуществлялась в первый год войны. Теперь же, к исходу третьего года, когда половина командиров полкового и бригадного уровня имели опыт управления не дольше нескольких месяцев, да назначаясь не после академии генштаба, а по окончанию скоротечных курсов, подобная операция была смерти подобна. Прав был один древний правитель, утверждая: кадры решают всё. На ноябрь 152-го года уровень подготовки кадров старшего и высшего офицерского состава был не сравним с довоенным уровнем. Начинало доходить до того, что некоторыми дивизиями командовали вчерашние подполковники. Отнюдь не талантов им зачастую не хватало, а времени на приобретение опыта. Одним словом — потери.
К семи утра ещё не рассвело. Стояли предрассветные сумерки.
Полевые радиостанции передовых частей работали в обычном, соблюдаемом теперь для маскировки, режиме. На всех диапазонах и частотах радиостанций войск второго и третьего эшелонов либо соблюдалось радиомолчание, либо велась радиоигра, когда, например, какой-нибудь танковый полк использовал частоты и позывные хорошо знакомого противнику на этом участке отдельного инженерно-сапёрного батальона. Всё было как обычно.
За ночь запасные позиции, заранее оборудованные для стрельбы прямой наводкой по хорошо изученным целям, заняли 76,2-мм и 100-мм пушки полковых дивизионов.
На закрытых огневых позициях артиллерийских полков и бригад подтаскивались последние зарядные ящики, выкладывались на изготовку в ряд осколочно-фугасные снаряды, устанавливались колпачки взрывателей. Отдельно располагались химические снаряды. Также в рядок раскладывались 122-х и 152-х миллиметровые шрапнельные гранаты с уже установленными дистанционными трубками.
Казённики гаубиц уже проглотили первые на сегодня снаряды, уже подносились им вслед гильзы с полными или с первыми-вторыми-третьими зарядами, с заранее извлечёнными идеально взвешенными мешочками с порохом. И вот заклацали поршневые затворы орудий средних, больших и мощных калибров. Изготовились и расчёты миномётов. Застыли, неотрывно глядя на давно сверенные часы, командиры взводов, батарей и дивизионов.
Представленный во всём своём многообразии начиная от полковых 122-х миллиметровок АД-25 и до десятидюймовых ДБ-15 бригад корпусного и армейского подчинения или же 305-ти миллиметровых монстров ДБ-20 в артдивизиях РГК, сформированных минувшей зимой, бог войны приготовился к грандиозному концерту.
А в это время готовились к вылету первые эскадрильи бомбардировщиков и штурмовиков, получив задачи нанести удары по разведанным вражеским аэродромам, ближайшим железнодорожным станциям, мостам и дорогам. И по иным целям в оперативном тылу. Готовились и выделенные для их прикрытия истребители.
Последний получас перед артподготовкой Масканин находился на ротном КНП, периодически просматривая местность в шестикратный широкоугольный бинокль. Всё было как обычно. Как в любое предыдущее утро. Впрочем, новоиспечённый ротный и не мог отсюда наблюдать, как в нескольких километрах от него, в бешеной суматохе готовятся к стрельбе переброшенные отовсюду вражеские батареи, как накапливается в низинах и рощах пехота и техника. Передний край неприятеля, казалось, вымер.
Покинул КНП Зимнев, отправившись к своей теперь полуроте, которой ещё вчера командовал поручик. А у входа на КНП возился со старенькой переносной радиостанцией Р-200 сержант-связист, прибывший в роту накануне вечером после месяца проведённого в медсанбате и двухнедельного отпуска. Раньше Масканин его не встречал, хоть и был связист однополчанином. Узнал только его фамилию, недосуг было расспрашивать обстоятельно. Сержант без насущной необходимости возился с рацией, в его умелых руках она работала как новенькая, видать, соскучился за полтора месяца. А может, давал таким образом выход нервному напряжению.
'Скорей бы', — подумал поручик, глядя на лениво ползущую секундную стрелку. Ожидание перед атакой он не любил, соглашаясь со старинной поговоркой — перед смертью не надышишься. В такие моменты, ожидание его всегда утомляло. И подумалось ему во время созерцания в бинокль вражеской траншеи, в которой изредка появлялись чужие каски, что атака эта будет пятой подряд, со времени возвращения из отпуска после контузии. Пятая именно вот такая, броском на траншеи, перед которыми каждую ночь подновлялись прорехи в колючей проволоке и минных заграждениях, по пристреленной пулемётами и миномётами местности. Другие атаки, во встречном бою или если контратакуешь противника при резком изменении ситуации, он не считал. А вот этим, когда тебя бросают на хорошо укрепленные позиции, хоть и после артподготовки, а то и без оной, он вёл подсчёт. Вёл после услышанного ещё два года назад солдатского разговора, когда какой-то сапёр вспомнил бог весть где вычитанное, мол, обычный пехотинец при штурмах укрепленного переднего края успевает участвовать в них два или три раза подряд. Не больше трёх. Потом неминуемо ранение или гибель.
Запомнились тогда слова сапёра, крепко засели. И до недавнего времени подтверждались. Но видать, в любой статистике бывают исключения, раз уж Масканин не выбыл из строя в октябре. Он верил в исключения.
И тем не менее был фаталистом. В том смысле, что считая себя воином, не просто добровольцем, волею войны ставшим офицером, и тем более не каким-нибудь мобилизованным гражданским со свойственным всем цивильным людям стилем мышления, а именно воином, он готов был принять смерть в бою как что-то естественное. Нет, смерти не искал, но и не бегал от неё.
Семь ноль-ноль.
По всей протянувшейся на сотни километров линии соприкосновения центра и правого фланга южного фронта начал боевую песнь русский бог войны.
На левом фланге его песнь была запланирована с двадцатиминутным запозданием. По первоначальному плану запоздание равнялось четырем часам, как раз чтобы хаконское командование определившись по интенсивности артподготовки и районам прорывов с наиболее вероятными участками намеченных главных ударов, начало с левого фланга переброску резервов к опасным районам, тем самым ослабив собственные возможности для парирования наступления на этом направлении и уже не имея возможности вовремя вернуть резервы обратно. Теперь же, после подтверждения разведданных о превентивном наступлении противника по всему фронту, не было гарантий, что и с левого фланга удары хаконцев ни начнут наноситься синхронно со всем фронтом.
Слившиеся в сплошную какофонию, громовые раскаты донеслись до КНП почти одновременно спереди и сзади.
За спиной забухала разноголосица расположившихся в четырёх километрах нескольких восьмидюймовых батарей 22-й артбригады, совместно с дивизионными гаубицами и полковыми пушками принявшихся обрабатывать хаконские траншеи. Отчетливей и как-то узнаваемей звучали голоса дивизиона стамиллиметровых А-55, поставленных на прямую наводку позади четвёртого и пятого батальонов.
Орудия армейской артиллерии и резерва Главного Командования наводили порядок, а вернее бардак в войсковом тылу противника. Внося опустошение в не окопавшиеся боевые порядки пехоты и находящиеся на марше подразделения. Громя артиллерийские позиции, пункты связи, транспортные колоны и опорные пункты обороны. У них были свои задачи — огонь сразу и на подавление, и на разрушение.
Впереди же, на глазах Масканина траншеи первой и второй линии да ближайшие батальонные тылы накрыл короткий пятиминутный огневой налёт. Это только передняя траншея казалась вымершей, во второй шла обычная утренняя жизнь, да в тылах, как всегда, шастало не мало супостатов. Налёт, как и задумывалось, получился внезапным, посёк многих хаконцев, не находившихся в укрытиях и убежищах.
Каково это, неожиданно очутиться под огневым налётом Максим прекрасно знал по себе. Навсегда ему запомнился случай из прошлого лета, когда на роль единственного укрытия поблизости могла сгодиться только повозка полевой кухни. И ни щели рядом не оказалось, ни воронки. Он едва успел нырнуть под повозку, где и пережидал разрывы шрапнели. Под конец несколько долгих минут терпел сильную боль от горячей каши, обжигавшей шею и спину, протёкшей из пробитого бака.
За налётом последовал сорокаминутный огонь на разрушение, когда орудия сосредоточились на разведанных фортификациях, основных и запасных артиллерийских позициях, где вражеские расчёты как раз всего несколько минут назад готовились к артиллерийской подготовке.
Наконец наступила фаза подавления. Пятнадцать минут хаконские позиции накрывал двойной огневой вал.
Первая линия разрывов сплошной стеной пришлась на то, что недавно было ближайшей фортификацией, сметая остатки проволочных заграждений, вспахивая траншеи и пространство вокруг них, разрушая уцелевшие дзоты, блиндажи, наблюдательные пункты. Вторая линия вала приходилась на полтораста метров вглубь, принося тот же эффект. Из-за неизбежных недолётов и перелётов, промежуток между двумя валами огня не остался без обработки.
По истечении пятнадцати минут оба вала начали постепенно перемещаться в глубину хаконских позиций — своего рода ложный перенос огня. И так продолжится до перехода артподготовки в артподдержку. Только батальонная батарея 122-х миллиметровых миномётов, да 82-х миллиметровые ПРОГовские миномёты продолжали бить по переднему краю. Но плотность их огня уже позволяла хаконцам очухаться.
Масканин посмотрел на часы. Не считая секунд, восемь ноль-ноль. Ещё минут десять ложного переноса артподготовки. Про эту хитрость он узнал ночью, случайно поймав Танфиева, у которого выдались свободные минутки. Потом это подтвердил, прибывший на рекогносцировку вместе с Аршеневским, начарт полка.
