Сумерки богов (Мв-8)

Вот для того и будем нужны мы — в темпе валить помеху и затеряться в толпе. И лучше бы уже по завершении миссии: продолжать, когда тебя активно ищут, это удовольствие много ниже среднего! А в городе своя специфика — насколько легче было бы работать на природе, в лесу. Мы-то справимся, думаю, не жарче будет, чем в Будапеште. Но вот Маневич сможет ли? Подлечили его, конечно — но даже на утренней разминке наматывать бегом круги вокруг лагеря для него было огромной проблемой! А про его боевую подготовку, рукопашку и стрельбу вообще молчу!

А въедливый, однако! Сразу просек, что мы какие-то не такие! Будто и не жили в СССР, и слова иногда проскакивают непонятные — но это лишь русский заметит (ну что делать, если, например, "круто" в это время привычного нам значения еще не имело?). Мы, понятно, не ответили — но вижу, что он гадать не прекратил. Когда вернемся, спрошу из интереса, к какой категории он нас отнес.

И главное, что он Рим знает. Мы, конечно, иностранцы — но зачем лишний раз внимание привлекать, ну а если прижмет, то путаться будет себе дороже! Есть на аварийный случай еще пара адресов, от Кравченко, вернее от парней его бригады, "надежные люди, помогут" — но так как никто еще это не проверял, то используем эти связи лишь в обстановке чрезвычайной. Штатно же — по завершении так же в поезд, вот только до границы не доедем. Потому что до того отправим телеграмму — и нас будет ждать группа прикрытия в указанном месте и в условленное время.

Интересно, по жизни Рим похож на то, что я видел когда-то в "Римских каникулах" с Одри Хепберн? Вроде его в пятидесятых снимали — так что сильно измениться не должен.

Лев Маневич, "Этьен". Рим, 18 февраля 1944

До места добрались без происшествий. У вокзала Термини все такая же толпа, огромная и пестрая, в которой так легко затеряться. Не будь ее, я предложил бы, немного не доехав до Рима, пересесть на пригородную электричку, а затем выйти на одной из платформ в черте города. Но пересадка всей нашей компании с каким-никаким, а багажом привлекла бы внимание — так что неизвестно, что было бы лучше.

Месяц назад мне хотелось бы просто смотреть. На свободную жизнь, на этих беззаботных итальянцев, на красивых женщин, на витрины магазинов и театральные афиши, на автомобили и автобусы — все, чего не может видеть узник островной тюрьмы. Но я уже видел лагерь партизанского отряда, свежий горный воздух, синие ели — а еще была очень напряженная работа с людьми, как с нашими, так и с местными, итальянскими товарищами, желающими сражаться с фашизмом. Новобранцев было столько, что Кравченко говорил, еще немного, и придется формировать пятый батальон, потому что все четыре положенных по штату будут полностью укомплектованы. И кроме боевой и политической подготовки была культурная программа, которой также ведал замполит — в конце января очередной самолет с Большой земли привез кинопередвижку, и в большом сарае оборудовали зал для просмотра, каждый вечер показывали фильмы, что интересно, уже продублированные на итальянский: "Обыкновенный фашизм", "Брестская крепость" — и новые: "Молодая Гвардия", "А зори здесь тихие", "Белое солнце пустыни". Последним прислали "В списках не значился", про который говорили, что он и в Москве вышел на экраны уже в этом году. Там снималась американская актриса Вивьен Ли.

А каждый вечер перед сном и каждое утро после обязательной пробежки Брюс (я даже не знаю его подлинное имя), гонял меня персонально и беспощадно по полчаса, по часу, как позволяла обстановка. И говорил при этом:

— Вам, товарищ Этьен, на ринге выступать не понадобится. И часовых бесшумно вам снимать не надо. Но чтобы вы, если дойдет до боя, не мешали нам — этому я вас научу! А на будущее запомните, что рукопашка — это, во-первых, хорошее упражнение, уйти с линии огня, быстро выхватить оружие, а во-вторых, на дистанции вот так, вплотную, она не менее опасна, чем пистолет. Ну и в-третьих, она учит, как использовать в качестве оружия совершенно безобидные предметы. И конечно, в-четвертых, она всегда при вас, и противнику до времени не видна. Отдохнули? Продолжим.

Я старик уже, сорок пять лет — а он лось здоровый. Хотя относится ко мне с искренним уважением, в официальной обстановке обращаясь "товарищ полковник". И снова повторяет, что это "лишь затем, чтобы вам живым назад лишний шанс был". А как сам работает, это надо видеть! Однажды он на физподготовке устроил "восемь человек на меня, желающие". Если меня побьете, дам лишние полчаса отдыха. Бить буду сильно, но аккуратно и не до смерти, так что не бойтесь. А вы меня — как можете.

Вышли, все парни крепкие и рослые, крестьянский труд способствует. И началось.

— О, мадонна! Танец смерти! — кто-то из девчонок вскрикнул. В отряде и женщины были, в основном, конечно, на кухне и санитарками. И у них тоже в привычку вошло на наши занятия смотреть.

Да уж, это на танец было похоже! На него наступают, с ноги на ногу неуклюже переминаясь, пытаются стенку построить, как в трактирной драке — а он между ними стелется стремительно, как пантера. И те, как кегли, валятся или разлетаются в стороны, товарищам мешая. Полминуты не прошло — из восьмерых никого на ногах нет!

Один, правда, после возражать стал — а если бы, а я бы... Так Брюс взял толстую палку, о колено враз не сломаешь, и две хворостины. Прутики отдал держать спорщику и еще одному, на них концами палку положил, как мост. И вдруг, совершенно не готовясь, рубанул ребром ладони — хворост цел, палка пополам. "Вопросы есть — что было бы с твоими боками, а также руками, ногами и черепушкой, если бы я бил по-настоящему?"

Видел я когда-то давно самого Харлампиева. Но это — еще уровнем выше! И движения совсем другие, и стойка, самбо больше на борьбу похоже, а это на французский бокс, руками и ногами, с захватами и бросками лишь на ближней дистанции. И система явно армейская — постановка движений такая, что легко после перейти к работе штыком, прикладом, ножом. Много же дома изменилось в нашей армии — откуда вы взялись такие? Спорить могу на что угодно, что Брюс в СССР не жил, по крайней мере до войны — несколько раз оказывалось, что он элементарных вещей не знает, мелочи, но житейские, без которых никак! И слова вроде русские, но со значением совершенно в сторону! То есть из эмигрантов, причем из богатой страны, где еще холодильный шкаф в квартире мог быть вещью совершенно привычной? И в речи его явные англицизмы мелькают — значит, Америка? Вполне реально — туда еще перед революцией много народу уезжало, за лучшей долей — ну а в пятилетки к нам, бывало, и сами американцы ехали насовсем, как герой романа Бруно Ясенского. И конечно же, разведуправление мимо такого кадра пройти никак не могло!

Однако же подготовка у него все ж не агента-нелегала, а чистого боевика. Хотя навыки агента тоже налицо. Он говорит — вам в помощь, были бы такие, как мы, в тридцать восьмом, вам бы сидеть не пришлось, вытащили бы! Узкая специализация — пройти, убить, взорвать, исчезнуть — таких даже при Троцком не было, когда курс на мировую революцию считался линией партии. Теперь же товарищ Сталин говорит, каждый народ сам решает, каким путем идти, социализма или капитализма, и даже Коминтерн распущен — но в то же время такие, как Брюс, готовятся целыми отрядами, чтобы работать, как сам он сказал, "и в военное, и в мирное время"! Ясно, зачем их на передовой держат — идет слаживание, тренировка, обкатка этого нового инструмента советской политики! На немцах отработка — для посторонних выглядит, как обычные действия фронтовой разведки и партизан. Интересная же жизнь наступит после войны для разведупра, а еще больше для заграницы, не желающей делать правильный выбор!

Ну вот, такси. "Хвоста" не вижу. Что вспоминаю-размышляю, не беспокойтесь, этому я раньше еще научился — информацию анализировать, занимаясь попутно совсем иным делом, жизнь заставила! Первым делом заселиться, не таскаться же по городу с вещами: и неудобно, и внимание привлекает. Раньше и вопроса не было бы — в самый лучший отель, факт проживания там, в глазах полиции, уже говорит о благонадежности! Но нельзя, хотя столько лет прошло, но могут там меня вспомнить и узнать! В то же время совсем уж третьеразрядные тоже не подходят — и полиция туда часто наведывается, и с уединением там не очень, да и могут банально обокрасть. Конечно, ничего особо ценного в чемоданах нет, но сразу подозрение, отчего в полицию не заявили? Значит, выбираем место, где обычно останавливаются паломники среднего достатка. И чтобы было не слишком далеко от церкви Святого Антония, куда нам надо — но и не близко, если отец Серджио подведет. Что будет прискорбно — есть у меня и другие знакомые среди служителей Церкви, но этот вариант самый предпочтительный.

Нет, отец Серджио не коммунист и даже не сочувствующий. Но тогда, в тридцать пятом, он обмолвился, что хорошо знаком с кардиналом Пичелли, еще отцы их были то ли друзьями, то ли однокашниками. И любопытно, отчего сам Серджио, человек весьма умный, хорошо образованный, с талантом политика, коренной римлянин, сидя на довольно скромном месте тридцать лет, как говорили сам, "в год Мессины я уже был тут", не казался ни обиженным, ни в опале. А если и правду шепнули мне однажды, что отец Серджио имеет не последний чин в жандармерии Ватикана (которая там аналог не патрульно-постовой службы, а скорее уголовного сыска и тайной полиции), тогда пост настоятеля небольшого храма на тихой улочке в самом центре Рима — это просто идеальное прикрытие.

Ну и такая мелочь — что кардинал Эудженио Пичелли в тридцать девятом был избран нынешним папой под именем Пия Двенадцатого.

Внешне ничего не изменилось, будто и не было семи прошедших лет. Оставив "испанцев" в кафе напротив, откуда хорошо просматривалась улица, вхожу в храм. Спрашиваю у мальчика-служки, здесь ли отец Серджио — если ничего не поменялось, в это время дня он всегда был тут. "Да, сеньор, он сейчас выйдет!"

— Доброго здравия вам, сын мой. Желаете исповедоваться?

Да, это он, святой отец. Взгляд цепкий, оценивающий — пытается вспомнить, когда он меня видел. Узнал!

— Господин Кертнер? Однако же вы...

— Я, святой отец. Не откажете мне в исповеди?

Проходим в исповедальную кабинку.

— Желаете покаяться в грехах своих, сын мой?

— Нет, святой отец, грешником себя не считаю. Однако же располагаю информацией, чрезвычайно важной для Святого Престола. Имеющей самое прямое отношение даже не к безопасности, а к самому существованию Ватикана и сохранению жизни его святейшества.

— Можете вы передать эти сведении мне, сын мой?

— Нет, святой отец, имею приказ сообщить их лишь его святейшеству.

— Он очень занятой человек.

— Я не отниму у него много времени.

— Хорошо. Но я не могу ничего обещать. Где вы остановились?

— Я приду сюда за ответом завтра, в это же время. Послезавтра уже может быть поздно.

— Хотя бы намек, о чем информация?

— Немцы.

— Сын мой, подобные слухи ходят по Риму и всей Италии не первый день. И даже не первую неделю.

— Я хочу сообщить вам не слухи, а информацию.

— Хорошо. Да будет так, как вы желаете, сын мой.

После полумрака в храме уличное солнце режет глаза. Что там на улице происходит — вот ведь дьявол! Так захотелось выругаться, прямо в церковных дверях!

Возле входа в кафе напротив стоят итальянские полицейские. И четверо немцев. Разговор идет явно на повышенных тонах, немцы орут и жестикулируют еще больше римлян, даже через улицу отчетливо слышу брань. И вид у фрицев, как после пьяной драки — один хромает, второй хватается за бок, третий рукой трясет, и морды разбиты в кровь у всех. Насколько могу понять, немцы требуют от местных полицаев из кожи вон вывернуться, но найти и схватить злоумышленников, самым наглым образом оскорбивших честь и достоинство германской армии. Значит, Брюсу со товарищи удалось скрыться. Рехнулись они, что ли — устроить драку, здесь и сейчас?

Мне до этого происшествия нет дела. Не спеша иду мимо, по своим делам, сворачиваю за угол — и через пару минут я уже в толпе на Виа Анхелито. Пройдя квартал, оборачиваюсь. В паре шагов позади идет Брюс. Других двух не вижу, но не сомневаюсь, что они где-то рядом.

Ну, помощнички! Это вам что, фронт?

— Так мы ж никого до смерти не убили... пока!

Капитан Юрий Смоленцев, "Брюс". Рим, 18 февраля 1944

Вечный город Рим... На нашу Одессу похож!

Такой же шумный, многоцветный, суетный. И совсем не видно здесь, что война! Не то что следов бомбежек и обстрелов — и затемнения нет, и окна не оклеены. Бомбоубежища ни одного, чтобы на виду, и стрелками проход туда обозначен. Зениток на площадях, баррикад и противотанковых "ежей" на перекрестках нет. Зато штатской публики на улицах много больше, чем обмундированной. И вполне нормальное уличное движение — троллейбусы ходят, автобусы, автомобилей полно, причем не военных.

А вот семи холмов не заметил. Нет тут такого, как в Севастополе: вдруг крутой спуск по улице, так что у дома с разных торцов на один этаж больше, или вообще, лестница вместо тротуара. Но бывает, что как в той же Одессе, например, когда по Дерибасовской от музея к морю идешь, и вдруг овраг глубоко внизу. Или же, узкая улица, едва машинам разъехаться, вдруг в стороны расступается, и дворец впереди. А в старых кварталах такие лабиринты, заблудиться можно, если дорогу не знаешь. Еще, говорят, тут катакомбы есть, едва ли не с самых древнеримских времен, там и камень для стройки добывали, и христиане укрывались, а в нашей истории и партизаны в эту войну. В общем, город красивый, уютный. И погода хорошая — тут зима, как наша поздняя осень, снега нет, зато слякоть и тучи, но сегодня солнце, и даже, кажется, греет.

Впечатление портили лишь немецкие морды. Орднунг — даже на прогулке будто строем, смотрят все в одну сторону, куда старший взглянет, так же дружно карты и блокноты достают, пометки делают, и дальше маршируют, вытянувшись, словно аршин проглотили, толпу будто не замечают, распихивают плечом — впрочем, местные стараются сами дорогу уступать. Компаний таких, числом от трех до семи рыл, было довольно много, и пеших, и моторизованных, ездили открытые автомобили, и сидящие в них немцы так же крутили головами, будто по команде "равняйсь", оценивая красоты итальянской столицы. Или же рекогносцировку будущего поля боя проводя — читал, что так они делали в Дании в сороковом, за несколько дней до вторжения приезжали как туристы, не шпионы Абвера, а офицеры строевых частей, осматривали местность, куда будут высаживаться. И хрен с вами, живите пока, мы сегодня добрые, белые и пушистые, совсем не имеем цель вас убивать, успеем еще.

Местные полицаи нам хлопот не доставляли, совсем. В городе у нас даже документов на улице не проверили ни разу, тут комендантский час отсутствовал вообще, в военное-то время! Хотя патрули попадались — но как объяснил Этьен, мы не были им интересны, пока не совершаем что-то предосудительное. Полиция тут с мирного еще времени привыкла к толпам паломников и туристов, в том числе из самых экзотических стран. Даже с торговцами и в кафе мы могли сносно объясняться на нашем испано-немецком, не удивлюсь, если окажется, что тут и русский язык поймут.