История С Продолжением

— Ты так сильно тут не нервничай, — посоветовала сестра. — Если хочешь повыть и порыдать — иди в коридор или на улицу. Ты думаешь, он тебя не слышит? Всё он слышит. И твоё состояние ему передаётся, он тоже нервничать начинает. А ему отдыхать надо, сил нормально набираться. Понимаешь?

— Хорошо. Я постараюсь держать себя в руках, — ответил Пятый. — Я не хотел...

— Вот и ладно. Пей чай, пока горячий. Поесть не хочешь?

— Нет. Только не это! От одного вида мутит.

— Это нервное. Попозже поешь.

* * *

Лин очнулся только ближе к вечеру. Сестра к тому времени уехала домой, но клятвенно пообещала вернуться утром, и Пятый остался сидеть с Лином один. На предприятии из всех врачей был только Лукич, у которого семьи не было и который ночевать на своём "первом" оставался систематически.

— А какая разница, где спать? — философски заметил Лукич, укладываясь на раскладушке в каптёрке охраны. — Что тут, что дома... всё едино. Да и много ли старику нужно?.. Пятый, если что — разбудишь. Всё. Спокойной ночи.

...Свет в комнате на ночь не погасили. Лин приоткрыл воспалённые слезящиеся глаза и попытался поглубже вздохнуть — хотя стало немного полегче, ему всё ещё казалось, что слишком душно. И больно. Почему-то болела шея... и левый бок тоже болел, словно... словно в нём что-то было. И страшно хотелось пить. И было холодно.

— Лин, — Пятый сидел рядом, осунувшийся, измождённый, глаза запали... — Лин, это я... ты меня узнал?..

Узнал?! Господи, о чём он?.. Лин попытался сказать, что — да, узнал, но говорить он не мог — боль в горле не позволила. Лин едва заметно кивнул.

— Лин, молчи, хорошо? — попросил Пятый. — У тебя трубка в горле, и я не знаю, можно ли говорить. Ты что-то хочешь? Лучше кивни, когда я спрошу...

— Пить... — кое-как прохрипел Лин. Господи, как плохо-то! Внутри всё разрывалось от нестерпимой боли. Глаза закрывались, свет был слишком ярким и режущим, голова кружилась. Он почти терял сознание от слабости.

— Я сейчас, — сказал Пятый. — Я мигом.

Разбудить Лукича оказало более чем легко — как только скрипнула дверь, тот сел и приказал:

— Рассказывай.

— Он очнулся, пить просит. Вы не подойдёте посмотреть?

— Иду. Вы там воду приготовили для него?

— Надежда Михайловна оставила кипячёную с лимоном, — ответил Пятый, пока они бежали к медпункту.

— Это она молодец... Так, рыжий, как наши дела? — спросил Лукич Лина, присаживаясь на край кровати.

— Плохо... — прохрипел Лин. — Больно очень...

— А что ты хочешь?! — удивился Лукич. — Так, что тут у нас? ага, выходит экссудат, выходит... поменьше, но есть...

— Ему говорить можно? — спросил Пятый.

— Шепотом, — ответил Лукич. — Давай-ка попробуем дать попить. Ложку дай, Пятый. Нет, не маленькую, десертную. Вот ту... ага, спасибо. Лин, глотай очень осторожно, постарайся не поперхнуться. Молодец, выпил.

— А ещё?.. — Лин проводил руку Лукича таким преданным взглядом, что тот усмехнулся, но, покачав головой, ответил:

— Больше нельзя. Ты помнишь, хоть как-то, что с тобой было? Нет? Я тебя просвещу. У тебя был разбит кишечник, начался воспалительный процесс, пошла интоксикация. Было очень сильно упущено время. Мы тебя оперировали, во время операции ты у нас помирал целых три раза. Про это ты, конечно, помнить не можешь. Понимаешь, пораженная ткань очень плохо срастается, одно кровотечение у тебя уже было, ты едва не преставился, потом... словом, если ты выпьешь больше, чем сейчас, может начаться рвота и могут разойтись швы. Тогда мне придётся давать тебе наркоз ещё раз, а я, как врач, могу тебе гарантировать, что из этого наркоза ты уже не выйдешь. Всё понял?

Лин кивнул.

— Вот и молодец. Поспи часок, а потом ещё попьёшь. Всё, я пошёл.

Лин заснул ещё до того, как Лукич подошёл к двери. У выхода он остановился и сказал Пятому:

— Проснётся — опять дай воды. Если, конечно, рвоты не будет. Пить давай по одной ложке, понял? Иначе угробишь его к чертям. И проверяй хоть изредка дренаж, мало ли что...

— Хорошо... Алексей Лукич, почему он такой бледный? — жалобно спросил Пятый. — Ему хуже?

— Как ты мне надоел! — Лукич шибанул дверью и раздраженно удалился.

Пятый снова подсел к Лину. Примерно через два часа тот снова проснулся. Пятый первым делом спросил:

— Не тошнит?

— Нет... я пить хочу...

— Сейчас. Помнишь, как Лукич говорил? Пей потихоньку.

— Дай ещё...

— Нельзя. Очень больно?

Лин не ответил — он уже уснул. За ночь он просыпался ещё раз шесть, не меньше, и выпил почти треть банки воды. Под утро Пятый было немного прикорнул на стуле, но тут Лин проснулся снова. И первым делом захотел, ни много, ни мало, встать. Из этого, естественно, ничего не вышло.

— Пятый... — прошептал он. Пятый встрепенулся и наклонился к Лину, чтобы лучше слышать. — Я пойду...

— Куда?!

— В туалет... помоги подняться...

— И не думай даже! Я позову Лукича, я сейчас!..

Пятый высунулся в коридор и крикнул:

— Алексей Лукич, идите сюда!

Лукич пришёл через минуту, сонный и злой, как чёрт.

— Чего такое? — спросил он раздраженно.

— Он собрался идти в туалет, — сообщил Пятый. — Вот я и...

— Ты сам катетер поставить не можешь? Или не знаешь, как судно выглядит?.. Шкаф открой и найди лоток.

— Я не знаю... А если?..

— Он не сможет, там всё разрезано к чёрту. Пойди, погуляй, я сам управлюсь. Минут через десять возвращайся.

Пятый ушёл. Он немного постоял у окна, посмотрел на занимающийся рассвет, на неподвижный и сонный двор, на низкое небо. Оттепель... Ветер, наверное, влажный и тёплый. Он прислонился лбом к стеклу и с минуту стоял неподвижно, отдыхая. Потом вернулся в медпункт.

— Так, дружок, — Лукич мыл руки над раковиной и что-то мурлыкал себе под нос. — Тебе даю сейчас полтора часа на отдых. Пойди покури, умойся, поспи часок — и назад. Ему получше. Почки, похоже, заработали. И хорошо. Так что иди, отдыхай, пока можно. Я посижу, покараулю.

— А сигарету дадите?

— У охраны попросишь. Постарайся уснуть, на тебе лица нет. Ты ел вчера?

— Нет... не смог. Ладно, я пойду. Он спит?

— Спит. Как сурок. Всё! Пошёл вон, изверг!..

* * *

— Так... что прежде всего? Чистота — залог здоровья. А уж при интоксикации — сам Бог велел...

Лукич снял с Лина одеяло, быстро обтёр ему руки и ноги влажным полотенцем, потом снял повязку, обработал длинный (от солнечного сплетения до низа живота) шов йодоформом, наложил новую повязку, протёр спиртом кожу около дренажа, катетера, поменял влажную салфетку на канюле. Затем снова укрыл Лина и принялся обыскивать шкаф на предмет грелок. Нашёл три штуки, наполнил горячей водой, сунул одну Лину в ноги, другие пристроил по бокам. Притащил второе одеяло, укутал его, а затем открыл окно.

— Вот так-то, — наставительно сказал Лукич в пространство. — Теперь посмотрим, кто тут заказывает музыку.

Через полчаса приехала смена. И, естественно, почти в полном составе завалила в комнату.

— Ну, чего, не помер ночью? — с порога спросил Семён. — А чего это тут такая холодина?

— Я проветриваю, — невозмутимо ответил Лукич.

— А... понятно. Володь, ты погляди, а он ожил немножко. Даже губы порозовели... Как дышит?

— Да ничего, старается, как может. Вы кислород привезли?

— Да, подушку.

— А почему не баллон?

— А была бы охота возиться! Лукич, ну ты расскажи, что ли... чего таишься? Плохо, что ли?

— Да нет. Почки работают, всю ночь пить просил, а под утро пробрало так, что о-го-го... Сам идти хотел. Так что лучше. Говорить начал связно. Полегчало. А вы там этого идиота не видали?

— Пятого, что ли? Спит на полу перед дверью.

— Тащите сюда, — распорядился Лукич. — Постелите ему на кушетке, поставьте чаю...

— Эй, Лукич! — позвал из коридора Володя. — Он сказал, что даст мне по роже, если я не оставлю его в покое!

— Тогда пусть валяется, — пожал плечами Лукич. — Устал я, дорогие мои. Пойду, подремлю немножко. Последите за ним, пока я...

— Алексей Лукич... — Лин приоткрыл глаза, он говорил еле слышно. — Холодно...

— Сейчас, закрою, — сказал Лукич. — Вы всё поняли? — обратился он к удивлённой второй бригаде. — Лин, постарайся поспать, а то вы тут всю ночь колобродили с Пятым, даже его я спать отправил. Понял?

Лин кивнул и снова закрыл глаза.

— У кошки девять жизней, — сказал кто-то.

— Ага, как же, — грустно усмехнулся Лукич. — Вы тут поосторожней, ладно? А то он вполне может попробовать куда-нибудь прогуляться, он уже хотел это сегодня сделать.

— Лукич, трубку пока оставить?

— Оставь, а то мне боязно снимать, — ответил Алексей Лукич. — Он пока что слабый, да ещё и глупый он у нас по жизни. Прошу запомнить. Кто останется?

— Я обещала, я и посижу, — ответила Надежда Михайловна. — Идите вы пока что все отсюда, я как-нибудь сама разберусь.

— Пошли. Сейчас назначения сделаю — и спать.

* * *

...Пятый пришёл в комнату ровно через час, как и обещал. Надежда Михайловна поглядела на него укоризненно и сказала недовольно:

— Ну чего ты ходишь? Спал бы, коли можно. Тебя же отпустили.

— Я не хочу, — ответил Пятый. — Я там полежал немножко, отдохнул. Всё в порядке. Как тут?

— Да никак. Спит он. Ночью намаялся, небось?

— Честно говоря, да. Пить просил, спал плохо, жаловался...

— Да я не про него, я про тебя.

— А... я не заметил, — Пятый подошёл к окну и задёрнул хиленькую занавеску. — Светло слишком, вам не кажется?

— Нет, не кажется, — ответила Надежда Михайловна. — Отодвинь обратно, а то мало ли что.

— Как скажете, — Пятый отошёл от окна. — Я вас, наверное, довёл совсем. Простите, если что не так...

— Да всё так было, — ответила она. — Вот когда ты вошёл... у тебя такое лицо было... хорошее, что ли. Словно светилось изнутри.

— Сон приснился... словно мы снова молодые, Лин и я... смешно так было... и хорошо, вы правильно сказали. Словно в тёплом море искупаться — такое вспомнить...

— Арги?.. — послышался шепот с кровати. Пятый и Надежда Михайловна подошли к Лину. Тот посмотрел на Пятого прояснившимися глазами и попытался улыбнуться. — Тебе тоже?..

— Ты бы помолчал, — посоветовала медсестра. — Вредно с канюлей много говорить. Хуже может стать.

— Да, рыжий, — ответил Пятый. Он говорил тоже очень тихо, почти что шепотом. — Мне тоже приснилась охота на аргов... наша с тобой первая и последняя охота... весело было, правда?

— Правда, — прошептал Лин в ответ и снова улыбнулся. Еле-еле, он уже устал, был слишком слабым. — Это... это греет... изнутри...

— Попей водички — и спи, — распорядилась Надежда Михайловна. — Ты поди отсюда, Пятый, не стой над душой, посиди в уголочке. Потом наговоритесь, а ему пока что спать нужно, а не болтать.

— Пятый... погоди... — попросил Лин. Пятый снова наклонился к нему, чтобы лучше слышать. — Ты... был... один?..

— Нет, с вами, — ответил Пятый. — С тобой. И с Айкис. Только в стороне от вас. Вспомнил?

— Да... Дзеди...

— Что?

— Я... хотел...

— Я всё знаю. Спи, рыжий, тебе нельзя сейчас говорить, — Пятый посмотрел на медсестру, словно спрашивая совета — что же делать? Как остановить этого дурака, чтобы он не навредил сам себе?

— Вот я сейчас пойду к врачам, — с угрозой в голосе сказала Надежда Михайловна, — и попрошу, чтобы тебе капельницу поставили. И будешь мучаться лежать, как вчера — ни пошевелиться, ни подвинуться. Понял?

Лин, не смотря на то, что был сам не прочь пошутить, всегда был очень доверчивым. А теперь, когда он находился в столь плачевном состоянии, он верил вообще всем подряд. Всерьёз опасаясь, что медсестра выполнит свою угрозу, он закрыл глаза и мгновенно уснул — и от страха перед капельницей, и из-за того, что глаза слипались а голова кружилась.

— Выберется он, как мне кажется, — сказала медсестра.

— Почему вы так уверены? — спросил Пятый.

— Глаза у него хорошие стали. Ясные, осмысленные. А были плохие совсем. Там уже муть стояла, я много раз такое видела. Редко кто с ясными глазами умирает, уж поверь мне...

— Но умирает всё-таки?

— Я же сказала тебе — редко. Ой, доведёшь ты меня, чует моё сердце, — вздохнула медсестра. — Выживете он, сколько повторять можно одно и тоже?

— Всё, молчу, — примирительно ответил Пятый. — Поставить вам чаю?

— Поставь, — согласилась она. — Сам-то будешь?..

* * *

— Надя, а куда этот пошёл? — Лукич стоял на пороге.

— Курить я его отпустила. Всё бегает, курит. Каждые полчаса, а то и чаще...

— Не спал?

— И не думал даже.

— А этот? — Лукич кивнул на Лина.

— Спит и пьёт. Вроде пока ничего, держится. Экссудат выходит, дренаж я бы пока не снимала...

— Смеёшься — "не снимала"?! Да его недели через три, не раньше, можно снять будет. Да и то, если... сама понимаешь. Почки как?

— Боится теперь. Больно очень. И стесняется меня, дурак. Катетером только и справляемся...

— Но моча есть?

— Есть.

— Надо пробовать кормить. Был бы он не такой слабый, я бы ещё сутки его голодом поморил. Но тут, сама понимаешь...

— А чего понимать? Дай Бог, если двадцать пять кило всего весит. Кости и кожа. На капельницах мы его не вытянем, надо пробовать давать есть. По нулевой, послеоперационной. Авось получится, — Надежда Михайловна подсела к Лину и тихонько потрепала его по волосам. — Эй, сынок!.. Просыпайся давай... Сейчас мы его спросим, Алексей Лукич, — сказала она. — Эй, милый... да я это, я... Тётя Надя... ты кушать хочешь?

Лин её не понял. Он ещё до конца не проснулся, и всё никак не мог сообразить — кто его разбудил, и что от него хотят.

— Надь, ты погоди, дай ему маленько очухаться. Он ещё дурной со сна. Сейчас отойдёт — и спросим. А пока попить ему принеси. Сколько за раз даёте?

— Три ложки. Он ещё просит, но нельзя, ты же сам дозу назначал... Смотри, вроде проснулся.

— Лин, ты есть хочешь? — Лукич присел на краешек кровати. Лин на секунду прислушался к своим ощущениям а затем с сомнением поглядел на врача. — Скорее всего не хочешь, — ответил за него Лукич, — но начинать надо. А то помрёшь. Про то, что ты худой, знаешь?

Лин кивнул.

— Жить хочешь?

Лин опять кивнул.

— Говорить больно?

— Да... сухо во рту... Алексей Лукич...

— Что, милый?

— Пятый не спит... совсем... Алексей Лукич...

— Молчать! Всё, не продолжай, я понял. Вот пока ты есть не начнёшь, он спать не ляжет, — Лукич вовсю делал за спиной знаки Надежде Михайловне, мол иди, перехватывай того остолопа, который курит. Та поняла и потихонечку вышла в коридор.

— Лин, ты сейчас попьёшь, потом отдохнёшь ещё капельку, а потом попробуешь поесть. Совсем немножко, ладно? Чайную ложку сможешь осилить — и то хорошо будет.

— А вы... меня... больше резать... не будете?..

— Ну что ты несёшь, право слово!.. Ну кому надо тебя резать, глупый?.. Совсем больной, да ещё и на голову тоже, по-моему, долбанутый... Всё, закрыта тема. Лучше скажи — болит сильно? Обезболить? Или потерпишь?

nbsp; — Больно... но если надо... то потерплю...