История одной жизни - Закончен!)

Всё было как в тумане. Чёрные образы, мелькающие перед глазами. Хрупкие, казалось вздрагивающие от каждого дуновения ветерка плечи девушек, стоявших в нескольких шагах от гроба. Отведённые к небу, блестящие от еле сдерживаемых слёз взгляды парней, не решающихся подойти к уснувшей навсегда подруге. Сегодня было холодно. Очень холодно. Настолько, что дрожь вскружившего листья в воздух ветра, пробила до коликов в костях. Это было объяснимо. На дворе стоял конец августа. Только вот резкое похолодание началось с конца той недели. А сегодня...к ледяному ветру присоединились кристальные капельки моросящего дождя, скатывающимися на землю, вырванными из сердец людей слезами. Небо плакало. Плакало и скорбило вместе с нами.

Кутаясь в чёрное, местами уже изношенное пальто, я затерялась в кучке едва ли не прижимающихся друг к другу людей. Практически никого из них я не знала, кроме Димы, дрожащими пальцами, обводящего контуры мёртвого лица, покоящейся в деревянной коробке Нади, и нервно курящего в стороне Андрея. Ни к тому, ни к другому мне подходить не хотелось. Всё, что мне сейчас было нужно — это остаться наедине. На берегу какой-нибудь журчащей речки или в уголке заведшалого парка, но главное наедине. Со своими мыслями, со своими чувствами, со своими воспоминаниями, которые грызли, разрывали душу на части. Всё, что сейчас я не хотела, да просто не могла понять, это то, что ЕЁ нет. Совсем нет. Нет той самой искренней, самой доброй и нежной на земле улыбки. Нет того завораживающего всех вокруг смеха. Нет тех ласковых, всегда светящихся искорками счастья и доброты глаз. Нет. И никогда уже не будет. Как? Просто как это можно понять? Как можно осознать, что человек просто исчез? Испарился. Ушёл навсегда. Как можно понять, что больше никогда, никогда в этой жизни ты не сможешь увидеть хотя бы слабый отблеск так полюбившегося тебе человека. Как можно смириться с тем, что всё, что теперь остается это дрожащими руками проводить по мраморной плите, выжигать душу с каждым годом всё блекнувшими и блекнувшими воспоминания, и со скорбящей в сердце грустью смотреть на ЕЁ фотографии, понимая, что больше не будет ни одного такого снимка.

Теперь я осознала, что на самом деле таит в себе слово 'страшно'. Страшно — это когда удаляешь номер из списка телефонных контактов не потому, что он просто сменился, а потому, что теперь больше нет в живых человека, которому можно было по этому номеру позвонить. Страшно — это когда ты перечитываешь в сообщениях несколько коротких, но продирающих душу слов, и понимаешь, что они были последними. Страшно — это когда ты пересиливаешь себе и говоришь о человеке в прошедшем времени. Страшно — это когда ты смотришь на небо и понимаешь, что сейчас ОНА где-то там, но ты больше никогда не сможешь увидеть, обнять и поцеловать её. Страшно — это когда обрывается жизнь друзей и близких. Вот это на самом деле страшно. Вот это иногда становится для человека непосильной ношей. А всё остальное...можно пережить. Можно перетерпеть и идти дальше. Нет, не только можно — НУЖНО. Ведь ты живёшь. Ты дышишь, ешь, спишь, каждое утро просыпаешь по утрам, а значит это кому-то нужно, значит это, чёрт побери, нужно ценить, хотя бы в память о тех, кто был лишён такого чуда просто просыпаться по утрам. Нужно жить.

Я смогла всё. Прокусывая губы до крови, я смогла подойти к гробу. Смогла, еле сдерживаясь от того, чтобы не упасть в размытую дождём землю прикоснуться дрожащими губами к мертвенно — бледной щеке, закрывшей глаза навсегда Надюшки. Смогла заставить себе отойти от гроба, в последний раз запечатлев в памяти образ самого доброго и искреннего человека, которого только я встречала в этой жизни. Я смогла, хаотично сглатывая кровавые слёзы, смогла выстоять, когда закрывали крышку гроба. Я даже смогла выдержать, когда в холодную землю опускали так жестоко оборвавшуюся жизнь. Я не перенесла только одного. Я не смогла, не захотела, просто не сумела поднять взгляд на Стаса. Я только знала, что все похороны он стоял на коленях у ЕЁ гроба. Я знала, что сегодня мы простились не только с Надей, но и с ним тоже. Прежнего Стаса больше не существует. И кто может знать, появится ли на свет новый.

Я ушла раньше других. Как только опустила свою горсть песка на ЕЁ теперь уже вечное пристанище. Как только положила свой скромный букетик на могилу...на Надину могилу. Я несколько часов бродила, казалось по застывшему лесу, и когда наткнулась на упавшую и разломившуюся на две части березу, ноги резко перестали меня слушаться, и я упала на землю. Подняв голову, я встретилась взглядом с небом. С небом, которое вдруг разгладилось. Словно по волшебству тучи испарились, а солнышко засияло радужными бликами, искрящимися по нежно-голубому небу. Значит, её душа уже взлетела. Она уже там. И ангелы приняли её со всей безграничной любовью. В это же мгновение в моём сознании всплыл стих. Стих, который я слышала когда-то уже очень давно, и слова которого, казалось уже давно должны были позабыться. Но я их помнила. И, наверное, всегда буду помнить.

*Верните тех, кого забрали небеса,

Хоть на мгновение на землю их спустите.

И разрешите нам увидеть их глаза...

Ведь мы прощения у них не попросили.

Верните тех, кого забрали небеса.

Позвольте их увидеть вновь живыми.

Но по стеклу сползают капельки дождя,

И прячутся... загадками пустыни.

Верните тех, кого забрали небеса.

Чтоб воскресить из пепла наши души,

Чтоб растопить замёрзшие сердца,

И то, что мы им обещали, не нарушить.

Верните тех, кого забрали небеса.

Чтоб были силы снова отпустить их,

Потом уже надолго... навсегда.

Мы просто скажем им... как сильно их любили...

Верните тех, кого забрали небеса...*

(Автор неизвестен)

Спустя неделю

Я села на кушетку, одёрнув кофту. Дрожащими руками я вцепилась в жёсткую синюю материю, пытаясь привести себя в чувства. К горлу вновь подкатила тошнота, которая не отпускала меня за последние несколько дней. И только сегодня, понимая, что ещё пара часов в пустой квартире, и я сойду с ума, я решилась прийти к врачу, надеясь. Что она пропишет мне какие-нибудь сильнодействующие таблетки.

— Ну, что Оксана, я не буду ходить вокруг да около. Срок у вас четыре недели. Что будем делать? Мне выписывать вам направление?

— Направление? — до меня туго доходили все слова довольно молодой на вид женщины. Я не могла заснуть последние несколько дней, а перед этим без секундного перерыва из моих глаз скатывались слёзы. Поэтому сейчас перед моим взглядом всё плавало, а слова складывались в какие-то непонятные мозаики. — Вы хотите сказать, что мне нужен четырёхнедельный больничный?

Врачиха как-то странно усмехнулась, исподлобья взглянув на меня.

— Девочка не глупи. Ребёнка ты ждёшь, уже как четыре недели. Так что скажи мне теперь, что делать с тобой дальше. Встанешь на учёт в женскую консультацию или тебе нужно выписать направление на аборт?

Честно, я не была удивленна словами врача. Где-то подсознательно, на уровне тонкого шестого чувства я уже знала, что у меня за 'недуг'. Мне даже не хотелось идти в больницу. Андрей заставил. Вчера, первый раз со дня похорон появился дома. Нашёл меня в гостиной, как всегда лежащей на диване под шерстяным одеялом. Окинул равнодушным взглядом. Несколько минут помолчал, а потом спокойно сказал мне, чтобы я показалась врачу. Я сразу начала отнекиваться, но он тут же перебил меня. 'Либо ты идёшь к врачу, либо уходишь из этого дома со всеми своими вещами. Мне не нужен в квартире медленно разлагающийся труп', — его голос был абсолютно спокоен, и всем своим видом он дал мне понять, что в его словах нет и грамма шутки. Он совершенно серьёзно и как я думаю, обдуманно, поставил меня перед фактом: либо я полностью и беспрекословно соглашаюсь с ним во всём, либо я могу идти на все четыре стороны. И я выбрала первое. Точнее нет, я пока, на неопределенное, но как я думаю совсем недолгое время, должна была согласиться с ним. Просто потому, что сейчас у меня нет сил, драться за свою гордость и самой, без чьей либо помощи пробиваться в этой жизни. А помощь, настоящую бескорыстную помощь теперь я могла получить только от Димы, который звонил мне каждые полчаса, и по нескольку раз на дню заезжал ко мне, просто для того, чтобы забить мой холодильник продуктами, и насильно впихнуть в меня еду. И, наверное, если бы со мной сейчас не было этого человека, мой ответ, терпеливо поглядывающей на меня женщине в белом халате, был бы совсем другим, а не тем, на который я всё-таки решилась:

— Я встану на учёт в женскую консультацию.

Протерев вспотевшие окуляры очков, Мария Павловна (если я правильно запомнила её имя) серьёзно спросила меня:

— Будете рожать?

— Пока не знаю, — честно ответила я, поморщившись, от болезненных коликов в животе. После того, как Дима два дня назад уехал в свой город, по причине того, что у него сильно заболела двоюродная сестра, он взял с меня клятвенное обещание, что я буду хорошо питаться и хоть изредка выходить на свежий воздух. Я это обещание с присущим мне в последнее время пофигизом нарушила. И сейчас, в первый раз за последние несколько дней испытала острое дикое желание загрызть какую-нибудь жареную курочку.

— Девушка, вы сейчас должны очень чётко представить перед собой картину всей ситуации. Если не ошибаюсь, вам только недавно исполнилось восемнадцать. Срок беременности четыре недели. Это немного, но не так уж и мало. Вы должны в кратчайшее время, решить, что вам делать. Если будете долго раздумывать, и только через месяц решитесь сделать аборт, последствия могут быть намного более тяжелыми, чем сейчас. На ранних сроках беременности есть все шансы, что в дальнейшем, когда вы захотите, а главное будете готовы родить ребёнка, проблем с беременностью не возникнет. Для этого вам нужно сдать анализы, и я скажу вам, опасно для вашего здоровья избавляться от ребёнка или нет.

— Вы меня отговариваете от родов?

Я не совсем понимала, что происходит. У меня действительно сложилось такое впечатление, что врач отговаривает меня оставить ребёнка.

— Оксана, если я не ошибаюсь? — утвердительно кивнув, я проследила за тем, как женщина достала из своей сумочке пачку сигарет, несколько секунд прокрутила её в руках, потом мельком бросила взгляд на меня, скривилась, и убрала сигареты в первый ящик стола. — Оксана я вас не отчего не отговариваю. Решение всегда остаётся за вами. Мне только хотелось бы, чтобы вы были уверенны, в том, что делаете. Знаете, сколько у нас бывало случаев, когда такие молодые девушки как вы, сначала решали оставить ребёнка, а потом под давлением друзей, знакомых, своих с позволения сказать 'женихов' бежали на аборт. И знаете, что происходило потом? Большинство из них через несколько лет ночевали под дверьми моего кабинета, кабинетов моих коллег, готовые отдать все, что у них есть, только ради того, чтобы хотя бы раз в жизни испытать счастья материнства. Бывали и другие случаи, когда молодые мамочки не решились, возможно побоялись в своё время сделать аборт, а потом отказывались от своих крохотных малышей сразу после родов. Вот вы, уверенны в том, что будете рожать? Что действительно хотите этого ребёнка? Что не пожалеете о своём решении?

— Я не знаю, — опять тот же ответ, и вставший в горле тошнотворный комок слёз. Не выдержав пронзительного взгляда врача, вспотевшими и начавшими чуть подрагивать ладонями, я закрыла своё бледное исхудалое лицо.

— Скажите, отец ребёнка уже знает о вашей беременности? Он готов вас поддерживать?

— Нет, он не знает, — согнув ноги в коленях и прижав их груди, я смахнула скатившуюся по щеке одинокую слезинку. Андрей не знает, но что это меняет? Не думаю, что он будет в восторге от этой новости. В последнее время я совсем перестала его понимать. Мы отдалились настолько, насколько это вообще возможно. — И я не уверенна, что он будет рад, когда я ему сообщу.

— А родители? Близкие родственники? У вас есть кто-нибудь, на чью помощь вы можете рассчитывать?

— Я детдомовская. Ни родителей, ни родственников у меня нет. Но у меня есть друг. Он...он, пожалуй, единственный кто не отвернётся от меня.

— Простите, что лезу не в своё дело, но я бы не стала рассчитывать на помощь друга. Вряд ли он будет круглосуточно находиться рядом с вами, помогать вам во время беременности и после. Обеспечивать, в конце концов. Вы сами имеете постоянное место работы?

— Нет.

— Вы студентка?

— Я не поступила.

— Лимитчица? Из какого горда приехали?

— Из Челябинска.

— У вас есть своё жильё? В Москве или в своём родном городе?

— Нет. У меня ничего нет.

Я чувствовала, как эти вопросы загоняют меня в тупик. Они словно сдавливают вокруг меня острие кинжалов, безжалостно уничтожая хрупкую жизнь моего ещё не родившегося малыша. Уничтожают мои крохотные надежды на то, что я смогу дать ему жизнь.

— А как же жильё от государства? Вам оно положено по закону.

— Я стою в очереди, но неизвестно когда смогу получить свою комнату в коммуналке. Если вообще смогу.

— Тогда, в силу всех обстоятельств я бы советовала вам ещё раз всё хорошенечко обдумать. Если всё же решитесь рожать, вставайте на учёт в женскую консультацию. Но знайте, судьба у вас будет нелёгкая. Даже если отец ребёнка останется с вами и будет помогать, это очень тяжело в таком раннем возрасте нянчиться с малышом. Вы как я вижу, к этому пока не готовы. Поэтому, если решитесь прервать беременность, сообщите об этом как можно скорее. Тянуть нельзя.

— Я поняла. Можно идти?

Встав с кушетки, я почувствовала дикую слабость во всём теле. Сейчас мне больше всего на свете хотелось двух вещей: есть и спать. Всё остальное можно решить после.

— Идите. И Оксана, — остановившись в самых дверях, я обернулась к вставшей со своего кресла женщине. — Я хочу, чтобы вы знали, я вас сейчас ни к чему не склоняла. Вы сами должны принять решение. Сами, не обращая внимания ни на чьё мнение. И быть в этом решении уверенны на все сто процентов.

— Доктор, — почему-то в этот я миг позабыла и о голоде и о желании завалиться в кровать. Мне вдруг стала так необходима поддержка. Чья либо. Хоть даже и постороннего человека. — А как бы поступили вы? Пожалуйста, ответьте мне сейчас, ни как врач, а как женщина. Что бы вы сделали на моём месте?

— Я девушка не вправе вам сейчас чего-то советовать как женщина. Могу проконсультировать вас как врач, не более. Да и не нужно вам моё мнение. Я вам человек посторонний.

— И пусть, — сама того не заметив, я сорвалась на крик. — Может, у меня и нет людей, которые были бы мне НЕ посторонними. Скажите мне как женщина, как мать, судя по стоящим на вашем столе детским снимкам, чтобы вы сделали на моём месте?

— На снимках мои племянники. Своих детей у меня нет, и, наверное, уже не будет.

— Почему?

Сейчас мне было глубоко плевать, что мой вопрос, наверное, прозвучал совершенно бестактно. Если врач советует мне прервать беременность, а я принимаю её слова именно так, то мне нужно знать, что меня ждёт дальше.

— Потому что сама была когда-то той же глупой дурочкой слишком поздно решившейся на аборт. Так что, вы девушка, подумаете.