... — День — ночь, день — ночь мы идем по Африке! Пыль, пыль, пыль, пыль — от шагающих сапог! Отдыха нет для солдат, — весьма мелодично исполняя свою вариацию стихотворения "барда империализма" Киплинга на мотивчик типа рок-н-ролла, я пританцовывал и брился. В этом что-то такое было, честное слово!
— Что это ты поешь? — полюбопытствовала Мани, — Где эта Африка?
— О, чудное место, где такие как я уничтожали целые народы! — соврал я, — А исполняю я торжественную ритуальную песню. Ее сочинил мой друг.
— Я не сказала бы, что это очень мелодично, — передернулась Мани, — Текст тоже несколько однообразен, не находишь?
— Ну и что? — я озадаченно умолк, почесал в затылке, — Зато хорошо и быстро запоминается. И, конечно, не путаешься в куплетах, когда он один. Тебе надоело?
— Как тебе сказать...
— Ладно, тогда я исполню что-нибудь другое, например вот: "Рука врагов разить устала и нас от взглядов закрывала гора кровавых тел!"
— Это тоже про Африку? — спросила Мани. Кажется, она начала находить интерес к теме. Я покачал головой:
— Нет, это недалеко от моего дома было. За день пешком можно дошагать. Там было несколько добрых дел и груды мертвых тел, — закруглил я в рифму, — Как знать, может быть я тоже стану поэтом?
— И тоже воспоешь этот ужас? А про любовь у вас есть?
— Пожалуйста, — я пожал плечами и пропел по-английски:
— "Ты будешь моей, о, ты достанешься мне,
Иначе я сделаю больно тебе!"
— Брачный рев людоеда, — пробормотала жена, — Я и не думала, что есть такие ужасные миры. Неужели там действительно так жутко?
— Ну, не знаю, — застенчиво сказал я и пожал плечами, — Возможно, есть места и похуже, но я о них ничего не знаю. Но я там родился и привык. Знаешь, иногда и там бывает неплохо, ну, например, когда ты в своей шайке. Знаешь это ощущение локтя, особенно в драках между уличными бандами, когда в ход идут ножи, кастеты и другие подручные предметы, когда рядом свои, надежные ребята и девчонки, ну, понимаешь, ты ж тоже дралась в детстве? Нет?! Тогда не знаю, чем вы там могли заниматься...
— Но ты иногда так мягок? Ты же не притворялся мягким и нежным?
— У каждого свои недостатки. Я же не упрекаю тебя использованием грязного, омерзительного вербального оружия? Я знаю, что я — самый мягкий из галаксменов, но я борюсь с этим недостатком и на работе никогда не допускаю мягкости!
— Я не упрекаю тебя, чудовище, — прошептала Мани, — До чего мы похожи!
— Похожи?! Ты извращенная, гадкая, жестокая тварь, — сказал я с чувством, — Ненавижу тебя!
— Продолжай, — прошептала Мани.
— Если б не мое слово, я растерзал бы тебя, как только мы оказались бы выше облаков Тарии... О, как прекрасно пытать вас, женщины...
Она издала сдавленный стон. Она? Мани не было. На операционном поле лежала длинноногая худощавая женщина. Ее ноздри страстно раздувались:
— Иди ко мне, ненавистный! Иди, я хочу тебя, потому, что руки твои в крови, как и мои, потому, что я нашла тебя, жестокое отвратительное для всех остальных животное, самец, достойный меня! Иди и возьми меня как тогда, впервые!
Я стал медленно приближаться, вглядываясь в прекрасное, чужое, хищное, искаженное извращенной страстью лицо. На заднем плане сознания я удивился — как она смогла трансформировать тело Мани в другое, судя по всему, свое собственное?
"Ловушка?" — думал я, — "Или маска окончательно слетела с нее, сброшенная угаданным мной желанием совокупления с себе подобным?"
Я действительно ненавидел ее, и я действительно хотел ее.
Но я не хотел взаправду стать тем же, что она:
— Скажи свое имя, чтобы я мог звать тебя, а не эту мозглячку! — застонал я как бы в порыве страсти, хватая ее за волосы и удерживая голову на безопасном расстоянии от столь дорогого мне органа, — Имя! Имя извращенной гадины, которой сейчас станет больно в горле кой от чего! Имя!!!
Ее ноги терлись друг о друга, руки схватили меня за бедра и с силой тащили к себе, искаженный рот открылся и неожиданно по глазам ударила черная вспышка. Вместо Охотницы передо мной распростерлась Мани, которая морщилась от боли в голове и удивленно глядящая на меня:
— Что с тобой? Что с нами?
Я мгновенно изобразил растерянность, потряс головой:
— Похоже, что Алмазный Путь как-то странно действует на сознание тех, кто прошел его. Помрачение какое-то!
Супруга успокоилась. Мы были обнажены, только что ликвидировали повреждения — последствия Заверти, но незримое возбуждение дурманило нас. Мани стыдливо прикрыла глаза:
— Ты примешь мои ласки? Конечно, я немногому научилась, но я... Я хочу тебя...
... — Эн Ди, любимый, ты же не причинишь мне зла? — спросила она немного позже, когда мы обессилели и просто лежали, покачиваясь в невидимых энергетических вихрях, — ведь я не способна причинить тебе вред. Дракон Тари запрограммировал меня, я сама попросила его сделать со мной что-нибудь...
— ЧТО?! — неожиданно встряла Валькирия, — Что ты там мелешь?
— Он запрограммировал меня, чтобы я не могла причинить вред Эн Ди. А что?
— В том-то и дело, что я не знаю — что, — проскрипела Валькирия, — А ну, брысь по углам! Я тут применила в подходящий, как мне показалось, момент, СВОЕ устройство. И кажется зря, но я ничего не знала о программировании Тари!
Мани послушно отошла на другую сторону капсулы, прислушалась к себе:
— Но я ничего не чувствую! Может, оно не сработало?
— Я сказала, не подходить друг к другу, — проворчала капсула, — Оно может подействовать не сразу, если Эта находится в скрытой форме. Я что сделала? Разблокировала ее связи с миром, но, верно, не сняла всех блоков. И это странно, ведь я нанесла информационный удар именно в тот момент, когда она открылась до предела.
— Ах, вот вы о чем, — прошептала Мани, стиснула кулачки, — Это моя самая страшная тайна. Я всегда чувствовала, что не одна в своем теле. И боялась, что об этом узнают, ведь такое считается болезнью и людей, которые признались в таком, лечат, пока в теле не останется кто-то один, а я не могла... Она, наверное, показалась Вам жестокой, грубой, но она умеет быть и другой. Может, она и плохая, но я привязана к ней и не хочу с ней расставаться. И еще — мы обе тебя любим!
Лицо Мани гротескно скачком изменилось, и с губ слетело уже более низкое, грубоватое:
— Слушай, это чистая правда. Программы дракона мне, сказать по совести, совсем не помеха. Я могла бы нейтрализовать их, но я не желаю причинять тебе зло.
— Вот как? — только и мог сказать я. Она тяжело усмехнулась:
— Так. По крайней мере — пока у нас есть наши отношения, пока есть понимание.
"Ах Тари, ну и умник же!" — пронеслось в моей голове. Валькирия встряла:
— А я тебе говорила!, — хотя она, кажется, ничего такого не говорила.
— Есть еще одна причина, — сказала Она, — Мы еще не успели заняться сексом, но сразу могу сказать, что еще не встречала мужчину, который мог бы меня так возбудить. Так что я просто не прощу себе, если придется убить тебя до тех пор, пока ты меня волнуешшь, как сексуальный партнер. Не очень, может, складно говорю, так зато честно, без обиняков. Попробуй мне поверить, парень, я очень тебя хочу.
— Только не сейчас, — быстро сказал я, — Вас двое, а я только один. Хорошо. Перемирие.
— Догадываюсь, что не сейчас, — хохотнула Она в Мани, — Я знаю, тебе нужна перенастройка, ведь мы, хоть и занимаем одно тело, разные, как... — она замялась, подыскивая слова, — Как вилка для дичи и штык-нож.
— Хорошее сравнение. Так это ты пыталась меня кокнуть? Зачем, ведь ты бы не выбралась с Тарии, а Валькирия просто прикончила бы тебя в следующие секунды?
— Ты все неправильно понял, — вздохнула Охотница и сдвинула брови, — Я совершенно не собиралась атаковать, я ж была с тобой, ну и захотела еще в том же стиле. Ну, мне показалось, что эта глава ее мемуаров тебя достаточно взбудоражит. Ты понял, как дело было? Решила немного тебя подогреть и чуть не спалила.
Я ошарашенно молчал, только кивнул в знак того, что понял. Она хмыкнула, покачала головой:
— Долго же ты водил меня за нос, галаксмен! Ну да поделом.
— Н-да уж! — проскрипела Валькирия.
— Валькирия, я склонен ей поверить, — сказал я, одновременно содрогаясь от омерзения и обалдевая от счастья. Ведь мне удалось приручить Охотницу, черт побери!
Если это так, если ее депрограммировать, то... Словом, Тари опять оказался прав — галаксмена в связке с Охотницей не пронять ничем. Небо рухнет на твердь, а мы выстоим!
Если только она не играет сейчас. Если удастся ее депрограммировать. Если. Если. Если... Я подошел к ней вплотную:
— Я рад, ты. В связке нас не возьмет никто, ни твои, ни мои, кобра ты моя!
И, как полагалось, грубо схватил ее, обжег поцелуем:
— Такой ты мне нравишься.
— Не заводи меня. Я же знаю, что сейчас ты не тот, — хрипло сказала она, — И учти, что я не люблю, когда мне умышленно причиняют боль. Я люблю, когда мужик груб — на то он и мужик, спору нет, люблю побороться, но и только. Учти это на будущее, галаксмен. Да, мое настоящее имя больше не спрашивай. Я бы сказала, да наказание неохота получать. Раз уж назвал меня Кобра, так и зови, это пойдет.
— Хорошо.
— И заруби на носу — я ревнивая. Других баб не потерплю!
— Есть одиночный сигнал пси! — взвизгнула Валькирия.
Делово добавила:
— Прибываем на место через семь автономных секунд. Это совсем рядом.
— Ха!!! — заорал я, — Дэв! Старый пердун, мастер грязных трюков, нашелся-таки, сукин сын!!!
— Пацан ты еще, — усмехнулась Кобра, — Сначала удостоверься, что это твой Дэв.
— Ладно, — кивнул я, — В любом случае это интересно.
Алмазный путь — 3
VADDA Ver. 1.0 Turbo.
Л
ицо Кобры выразило неописуемое огорчение раньше, чем я смог что-либо рассмотреть:
— Заурядная катастрофа.Не думаю, что галаксмен позволил бы себе разбиться. Тем более на примитивной тэта — капсуле.
Я пока что видел только поднимающийся впереди в темно-фиолетовое небо жирный фитиль черного дыма. Также я заметил, что от разочарования Охотница сняла контроль над телом Мани, видимо не желая лишать личность — теловладелицу назидательного зрелища.
Валькирия прибавила скорость, а я принялся мыслить (честно говоря, не очень любимое мной занятие — то и дело натыкаешься на чего-нибудь неприятное). Тема моих размышлений — как бы ублажить свежей кровушкой Кобру, пока не имела четкого решения. А решение требовалось — если романтическая натура Мани довольствовалась поэтическими турнирами и сексуальной гимнастикой, то Кобре требовались свежие трупы. И расположение этой тертой хищницы в моем рейсе предполагалось гораздо более нужным, чем симпатии взбалмошной принцессы.
Я наморщил лоб: разве что встрять в какую мясорубку местного значения? Это бы успокоило Охотницу месяца на два, не меньше. Но конфликт еще надо искать. Что, впрочем, с Валькирией и ее техникой не проблема.
На душе слегка полегчало.
Красиво огибая неровности рельефа, при всех причиндалах защиты, невидимости и с заранее прогретым оружием капсула резко остановилась в двадцати метрах от места катастрофы. Должно быть, это подняло бы и мертвецов — сверхзвуковой удар из совершенно пустого вечернего неба — но кроме скрипа и покачивания обломков, мы не обнаружили никакой на то реакции. В непосредственной близости от аппарата, то есть обломков, находилось собранное черт знает из чего устройство. Я с изумлением понял, что это тот самый пси-генератор, чудовищный импульс которого засекла Валькирия. Еще я понял две вещи : во-перых, он был собран существом совершенно иной культуры, чем мы с Дэвидом, и во-вторых, его изготовитель был гением.
— Неужели совсем никто не спасся? — зябко спросила Мани. Валькирия только хрюкнула:
— Это была ОЧЕНЬ жесткая посадка. По моим данным, в момент касания поверхности, скорость составила свыше тысячи шестисот километров в час. Большая часть аппарата просто испарилась от удара. А пилотская кабина — в первую очередь. Не переживай, они даже ничего не почувствовали!
— Кстати, "все" — всего лишь двое. Капсула двухместная, примитив! — уточнила Кобра и снова уступила тело Мани.
— Выпустите поглазеть да подобрать сувенир, — попросился я.
— Иди.
Обойдя вокруг коптящих обломков аппарата, я остолбенел. Рядом с обломками, на изрытой поверхности планеты, сидел малыш. Если бы это был землянин, я принял бы его самое большее за третьекласника. Но это был неземлянин. Равнно как и не соотечественник Мани. Не майанец и вообще — неизвестной мне породы малыш. Его предки явно произошли от чего-то кошкоподобного. Я продолжил "вступление в контакт":
— Как тебя зовут, малыш? — я спросил его по-майански, зная, как распространен этот простой в изучении язык.
— Нашел "малыша" — скривился мальчик, с кошачьим пришептывающим акцентом ответив на языке Мани, — Я — не кто-нибудь там, а сам Дэль Хуней, врубаешься, чел?
— Было б сказано... — проворчал я по-русски. Малыш прислушался, смешно дернув острым ухом и ответил по-майански:
— А, это твой родной? Рушшки изика? Забавный боевой язык. Гавкающий и рычащий такой. Я его скоро выучу.
— Значит, тебя зовут Дэль Ху...
— Для тебя — просто Дэль, Эн Ди, — милостиво произнес малыш. Цвет его кожи, до того пепельный, принял оттенки темно-зеленого, — Кажется, я угадал?
— Да. Я путешественник.
— Не прибедняйся, — малыш не спеша оглядел меня, встал на цыпочки, потрогал зуб морского хищника, болтающийся на моей груди, удовлетворенно произнес, — Настоящий Эн Ди, без подделок.
Почесал под мышкой:
— Тогда чего мы еще ждем? Где же твоя Валькирия? Ей не стоит тратить время на биотесты — у нас полная совместимость.
Я мрачно усмехнулся. Я вспомнил — именно этот малыш поддерживал в Параде Теней, устроенном драконом Тари свою пока неизвестную мне соотечественницу. Я просто сразу не признал его — этот Дэль был темнокож, грязен и исцарапан. Но я узнал недетские глаза, характерный для битого жизнью мужика твердый изгиб рта с резкими складками у концов губ. Они были неуместны на его лице — и в ноздри словно бы ударило сладковатым медикаментозным запахом Империи.
Я неприветливо спросил:
— Куда подбросить?
— До дома, а там видно будет, — хмыкнул малыш — Я — Дэль! Привет, Звездный Капитан. Бразелон ждет тебя. Впрочем, я болтаю лишнее. Позже, если оно будет, расскажу побольше. А здесь скоро рванет энергоблок моего "Шуранха", кратер останется дальше, чем видно.
— Понял. Валькирия, забери нас.
Оказавшись внутри капсулы, малыш немедленно отыскал взглядом сидящую на энерговихре Мани и склонился перед ней, чуть не касаясь головой колен. Буквально переломился пополам:
— Приветствую Вас, Ваша Вечность. Примите мою дружбу и верность и приказывайте!
— А ты странный мальчик, — произнесла Мани. Ее верхняя пара глаз холодно рассматривала склонившегося малыша. Затем твердо посмотрела в мои глаза и склонила веки. Остальное лицо принцессы выразило живую заинтересованность:
