Жертвы Северной войны

Небо было необыкновенно красивым. Серо-голубым, жемчужным. Ветер пах солью и немножко снегом. Ветер прилетел с севера, с ледяных морей. Облака легкие, словно перья. Легкие складки на невесомой шелковой ткани. Моря складчатое, небо складчатое... Жизнь складчатая.

"Мари бы могла подойти сейчас, — подумал Альфонс. — Она подошла бы, коснулась моей руки своей и спросила бы с улыбкой в голосе: "О чем думаешь?" Дурацкий вопрос, и она знала бы, что он дурацкий, поэтому ее тон был бы чуть-чуть извиняющимся. Самую капельку. А я открыл бы глаза и увидел бы ее... она стояла бы рядом, опершись о перила, ее волосы были бы распущены и их трепал бы ветер. И я сказал бы: "О тебе..."

— О чем думаешь? — спросила Мари Виртиц с усмешкой в голосе.

Альфонс открыл глаза и обернулся. Он слышал, как она подошла, и теперь она стояла рядом, опершись локтем о перила и, чуть прищурившись, смотрела на него. Губы ее улыбались, как всегда иронично — кажется, эта Мари не умела улыбаться по-другому, — глаза были серьезными. Темные кудри — не темно-коричневые, а черные, — ветер швырял ей в лицо, но она не пыталась их прибрать.

— Ни о чем, — покачал головой Альфонс. — А Уэнди все еще спит?

— Да, так и не проснулась, с тех пор, как мы на борт поднялись, — пожала плечами Мари. — Завидую. У меня вот всегда бессонница, когда волнуюсь. Так что... — она вдруг зевнула, прикрыв рот рукой, и тут же хмыкнула. — Вот видишь.

— Знаю, — кивнул Альфонс совершенно машинально.

— Что знаешь? — удивилась Мари.

— Что у тебя бессонница.

— Ты наблюдательный... — кивнула она.

Альфонс не стал поправлять ее: бессонница от нервов была и у настоящей Мари. Собственно, если подумать, именно из-за этого их роман и начался...

— Послушай... двойник Эдварда в вашем мире — твой брат, да? — вдруг спросила Мари.

Альфонс кивнул.

— Ты не мог бы рассказать мне о нем?.. Мне интересно.

— Очень даже мог бы, — Альфонс кивнул и улыбнулся. — Тебя, наверное, интересуют отличия?.. Знаешь, я не слишком хорошо знаю вашего Эдварда, но могу точно сказать: мой брат гораздо более самоуверенный. И мрачный. И гораздо ниже ростом.

— Ниже ростом?! — Мари рассмеялась. — Не представляю Эдварда коротышкой!

— Да-да. Кстати, от слова "коротышка" он ужасно бесится. В юности даже накидывался на людей из-за этого. Теперь немного остыл. А может, это важный пост на него так повлиял.

— Какой пост? — с любопытством спросила Мари. — Эдварда на государственной службе я тоже не представляю!

— Мой брат тоже себя в таком качестве не видел. Но после войны у нас было тяжелые времена. Тогда фюрер решил организовать собственную спецслужбу... те, которые уже были, они... в общем, он не мог рассчитывать на их лояльность. А Эдвард, с одной стороны, обладал многими полезными навыками, с другой, был одним из немногих, кому Рой мог по-настоящему доверять...

— Рой? — переспросила Мари.

— Ну да, — Альфонс улыбнулся. — Я знаю, что в этом мире его двойник — дядя Эдварда. В нашем мире они просто большие друзья. Хотя постоянно грызутся, стоит им оказаться рядом в одном помещении.

— Ну да, здесь тоже, — кивнула головой Мари. — И очень друг друга любят. Так что, думаю, некоторые вещи никогда не меняются.

— Что-то вроде... наши миры вообще очень похожи. Ну так вот, собственно, тогда Эдвард и оказался частью Особого отдела МЧС... ну и я с ним за компанию. Особый отдел МЧС — это мы так до сих пор называемся для маскировки... — Альфонс хмыкнул.

— Что?..

— Да нет, просто забавно рассказывать такие жутко секретные вещи — пусть у нас это давно уже секрет полишинеля — вот так в открытую...

— Понимаю, — Мари улыбнулась. — А что Уэнди?.. Ты знаешь ее двойника в нашем мире?.. Может быть, там она как раз сестра Эдварда?

— Нет. Жена.

— Что?.. — Мари выглядела явно сбитой с толку. Потом она снова улыбнулась, но уже как будто через силу. — Ну да... может быть, и у нас все могло бы так повернуться, если бы он не пропал тогда... и эта их разница в возрасте...

— Не расстраивайся, — мягко сказал Альфонс. — Ясно же, что в этом мире он любит только тебя. Я вас достаточно наблюдал, чтобы это с уверенностью сказать. Как ты заметила, некоторые вещи никогда не меняются. Я достаточно знаю своего брата, чтобы худо-бедно понимать его двойника. К тому же, в нашем мире у них нет никакой разницы в возрасте. Там Эдвард меня старше. Они с Уэнди ровесники. А с твоим двойником он даже не знаком.

— То есть моего двойника ты у себя не встречал? — спросила Мари.

Альфонс промолчал. Он догадывался, что сейчас чувствовала Мари: выяснить, что люди, которые близки здесь, оказывается, близки и в параллельном мире... все, кроме нее. Она-то оказывается словно бы исключенной из тесного круга. Но сказать, что "да, встречал"... и что потом?.. Объявить все, как есть?.. Как-то оно будет странно... Очень странно. Да и сам Альфонс чувствовал себя ни лучшим образом. Он четко видел, что это не та Мари, что она очень похожа, почти, но все же отличается, самую чуточку... Разница почти мучительная: все так и кажется, что вот со следующим словом пелена слетит, что-то изменится, миры со щелчком встанут на место, и здешняя Мари станет его Мари...

Нет, не станет.

И здешний Эдвард никогда не станет вести себя как его брат.

И здешняя Уэнди никогда не станет вести себя как Уинри... и чем дольше он здесь задержится, тем чаще будет ловить в ее глазах то же самое мучительно выражение: ищущие... кто знает, может быть, он сам именно так сейчас смотрит на Мари?!

Альфонс полуприкрыл глаза.

— Может быть, еще встречу, — сказал он мягко.

Полуправда не прямая ложь.

— Может, оно и к лучшему, — Мари беззаботно пожала плечами. — А то еще выяснилось бы, что я какая-нибудь жуткая злодейка! У меня с детства были асоциальные наклонности. Если захочешь послушать баечки, как-нибудь расскажу, как я познакомилась с плохим мальчиком Китом. Послушай... выходит, двойник Уэнди тебе не жена?..

— Именно, — Альфонс кивнул, не открывая глаз.

— А я-то все дивилась, что ты так совершенно спокойно с ней общаешься! Мне вот было бы не по себе общаться с двойником Эдварда, например, особенно если бы с ним самим я бы оказалась в разлуке... — она снова пожала плечами. Помолчала. Потом спросила. — А у тебя кто-нибудь остался там?..

— Я холостяк, — Альфонс снова посмотрел на нее. — И детей у меня нет. Тед в нашем мире никогда не рождался. Или родился в другой семье. Во всяком случае, его двойника я никогда не встречал. Может быть, тоже еще встречу.

— Да, — Мари широко улыбнулась. — Теперь, если в один прекрасный день в ваш Особый отдел придет на работу устраиваться парень с его лицом, у тебя будет повод за ним приглядывать. Как-никак, двойник сына двойника, не чужой!

— Совершенно верно, — усмехнулся Альфонс.

Пароход "Жемчужина Уэльса" уверенно шлепал по воде в Англию. Облака в небе уверенно плыли по своим делам. Мари Виртиц уверенно шутила, скрывая страх. А у Альфонса Элрика сердце сжималось от тоскливой неуверенности. Теперь, когда билеты были куплены и Копенгаген остался позади, у него наконец-то появилась передышка, чтобы подумать о том, что же с ним случилось, и как ему вернуться домой.

А что если... никакого способа нет?..

Бонусы:

Тед: Здравствуйте, меня зовут Теодор Хайдерих. Мне 15 лет. В 15 лет в жизни каждого японского школьника начинается пора приключений... Остальным очень не повезло, что они со мной связались.

Эдвард Мэтьюз (ощупывая раскроенный доской затылок): А мне — больше всех.

* * *

Мадоши: Та-ак... как же мне вывести вас из дома, окруженного гестаповцами?.. Может быть, у вас на чердаке припрятан еще один самодельный самолет?.. (Уэнди Хайдерих отрицательно мотает головой) Нет?.. Точно нет?.. Ладно, что у нас не такое заезженное?.. А! Подземный ход!

(Все в большой и жирной капле)

Альфонс: Уэнди так странно на меня смотрит... Наверное, она хочет затащить меня в постель. Но я не дамся. Я храню верность моей Мари.

Уэнди: Нет, я хочу тебя убить, потому что это может вернуть моего мужа.

Альфонс: ...

Мари: Альфонс-двойник так странно на меня смотрит... Наверное, он не может мне доверять, потому что он не знаком с моим двойником.

Альфонс: Нет, я хочу затащить тебя в постель.

Мари: ...

Глава 16. Звонок от мисс Хьюз

— Как ты можешь не кричать... — вдруг сказала Уинри.

— Что? — Мари подняла глаза от шитья. Они обе, сидя за обеденным столом в гостиной, шили. Уинри перешивала свой старый рабочий комбинезон для Нины, не забывая поворчать, что "большая уже, могла бы и сама заняться". Вообще-то, Нина сперва попробовала сделать это самостоятельно, и кончилось это тем, что вещь оказалась изрядно порезанной. Теперь Уинри приходилось возиться, помимо всего прочего, и с плодами ее незавершенных усилий.

Мари шила распашонку.

— Я просто подумала... — тихо сказала Уинри, — что если бы я потеряла Эдварда, я бы вопила без передышки, а потом бы, наверное, потеряла сознание или еще что. И просто не знаю, как бы я дальше жила.

Мари хмыкнула.

— Счастливо.

— То есть?

— А как бы ты жила, если бы ты потеряла его семнадцать или двадцать лет назад, ты можешь себе представить?..

— Могу, — кивнула Уинри. — Да и представлять ничего не надо: я действительно его теряла. И пыталась убедить себя, что это навсегда, чтобы не ждать и не надеяться попусту...

— Ну вот, — пожала плечами Мари. — Все ты понимаешь. Просто ты с Эдвардом очень долго прожила. Он не только твоя любовь — он твоя привычка. Можно сказать, воздух, которым ты дышишь. Пусть он все время в отъезде...

— И хорошо! — воскликнула Уинри с неожиданной горячностью. — Когда он был еще мальчишкой, весь Ризенбург от его проделок стонал. Если бы он оставался здесь дольше, от этого городка вообще камня на камне не осталось. Да такого как Эдвард и не удержишь на одном месте. Хорошо хоть, это место остается тем, куда он всегда хочет вернуться.

— Ну вот видишь, — последний слог прозвучал невнятно, потому что Мари как раз откусила нитку. — Уверена, исчезни Эдвард навсегда или погибни много лет назад, ты бы только погоревала немного, потом взяла бы себя в руки и просто стала бы работать больше. Или вступила бы в армию. Или взяла бы на воспитание троих детишек. Или отправилась бы путешествовать. В общем, придумала бы что-нибудь. И кто знает, — Мари подняла голову от шитья и подмигнула, — может быть, была бы сейчас счастливее.

— Это уж точно. По крайней мере, не надо было бы все время за него беспокоиться, — сердито сказала Уинри, встряхивая комбинезончиком. — Готово!

— Посидишь еще, пока я не закончу? — спросила Мари. — Тут уже совсем немного осталось.

— Конечно, — Уинри кивнула. — Схожу сделаю чай.

На кухни, разливая заварку по кружкам, Уинри подумала, что все-таки Мари не права. Лукавит она. Сколько бы лет ни было любви, даже пусть потом ее место займет новая, все равно боль от гибели любимого существа так просто не забудешь. Она все равно остается с тобой — глубоко спрятанная на дне сердца, запертая на тысячи ключей. И тоска по несбывшемуся, пусть и замещенная важными делами сегодняшнего дня, все равно есть. Не может не быть. Просто сильный человек тем и отличается от слабого, что несбывшееся толкает его вперед, а не тянет назад.

Уинри вернулась с кружками в гостиную, поставила их на стол.

— Вот держу пари, — Эдвард не смог бы без тебя обойтись, — вдруг сказала Мари.

— Смог бы, — решительно возразила Уинри. — Не знаю только, в какое чудовище он бы тогда превратился, но — смог бы. Я — только кусок его сердца, и отнюдь не самый главный.

— А кто главный? — Мари удивленно вскинула на Уинри глаза. — Неужели... Ал?

— Не думаю, — Уинри покачала головой, садясь на стул. — Ты не поверишь, но Эд — неисправимый романтик. Ему все время нужно кого-то спасать и что-то защищать. Когда-то основным предметом его устремлений было спасти Ала и исправить собственную ужасную ошибку. Думаю, его вел в основном страх. Но еще где-то на середине пути это заменилось... не знаю... добиться справедливости?.. Спасти страну?.. Наказать зло?.. Звучит по-детски, но очень многие мужчины в глубине души остаются детьми. Сам Эдвард только посмеется, если ты скажешь ему, что это и есть его идеалы. Знаешь, я так поняла, что он и в другом мире пытался брать ответственность за судьбы мироздания! А когда они вернулись сюда, Эдвард вбил себе в голову, что он обязательно должен помочь Рою. Мол, "этот парень, конечно, полный придурок, но остальные еще хуже, так что, похоже, выбора у нас нет", — последней фразой Уинри очень похоже скопировала недовольные интонации Эдварда. — Не спорю, Рою тогда действительно надежные люди были нужны как воздух, но Эд всегда склонен все преувеличивать...

— Рой — это фюрер Мустанг? — уточнила Мари.

Уинри кивнула.

— Разве тебе никто не говорил, что мы, так сказать, дружим семьями? По крайней мере, мы с Лизой и Алом. Рой и Эд постоянно орут друг на друга... то есть Эд орет, Рой шипит, и оба получают массу удовольствия. Думаю, они очень друг к другу привязаны... в конце концов, их дружбе больше двадцати лет. Но ни за что не признаются, даже самим себе, — Уинри улыбнулась с неожиданной нежностью. — Знаешь, когда-то я Роя ненавидела. Потом поняла, что так нельзя. Просто нельзя. Наверное, нас с ним даже можно назвать друзьями теперь. Мне его очень жалко.

Уинри говорила еще, а Мари, низко склоняясь к шитью, думала, что она сказала Уинри не всю правду. Чтобы построить любовь, действительно требуется время. Она же, пожалуй, не успела влюбиться в Ала, просто успела понять, что могла бы... и что эта любовь в ее жизни стала бы главной. По-настоящему влюбляться она начала теперь, когда она дышала тем же самым воздухом. И странно, любовь не приносила боли. Только печаль без пустоты. Как будто они должны были встретиться снова... обязательно. Скоро.

Но страха смерти не было. Смерть не могла ее найти здесь, в Ризенбурге. Ни ее, ни ребенка.

— Готова! — Мари критически рассматривала распашонку, выставив ее вперед на вытянутых руках. — По-моему, вполне пристойно.

— А ты не хочешь ее украсить чем-нибудь? — спросила Уинри.

— Я не очень люблю кружева и оборочки, — ответила Мари извиняющимся тоном. — Если вдруг выяснится, что ребенок их любит, тогда и будем думать.

— Как же ты поймешь, что он их любит?.. У новорожденных даже глаза не фокусируются!

— Уж как-нибудь пойму.

Вообще, Уинри не то чтобы часто снились плохие сны — психическое здоровье у нее было отменное. Но той ночью она все же проснулась именно от кошмара, и долго лежала, глядя на светлый прямоугольник окна, слушая стук крови в висках. Пульс постепенно успокаивался, но все еще оставался слишком быстрым.

Ей приснилось, что Альфонс вернулся с того света и позвал Эдварда за собой. Сказал "Пойдем, брат, там тоже дела... без тебя не обойтись", потянул за рукав. А Эдвард виновато улыбнулся ей... и пошел, конечно. Куда бы он делся?..

Эта улыбка напугала Уинри до безъязычия.

Потом Уинри не могла припомнить, о чем же она думала тогда. Наверное, о всяких глупостях. Были мысли вскочить, куда-то пойти, что-то начать делать... но она не вскочила и никуда не пошла. Просто лежала и смотрела то в потолок, то на окно. Потом сообразила, что окно стало слишком белым, хотя луна уже зашла.

Уже, засыпая, Уинри подумала: "Это снег выпал. Конечно же, снег. Декабрь..."

А проснулась она с другой мыслью... точнее, с двумя совершенно разными мыслями, которые каким-то образом слились в одну.

"Скоро Рождество. С Эдвардом что-то случится".

Мысль была настолько сильной, что у Уинри похолодели кончики пальцев. Она села на постели, прижала пальцы к вискам, пытаясь успокоиться, но успокоиться не получалось — сердце билось быстро и неровно. "Прекратить истерику! — мысленно прикрикнула она на себя. — Немедленно!"

Не помогло.

Более того, ей немедленно начало казаться, что надо подойти к окну. Кто-то идет к дому. Прямо сейчас. Кто-то ужасный. Его приближение изменит все, обрушит... все.

"А вот не пойду", — подумала Уинри с испугом, как дети думают в кошмарах.

Но, конечно, встала и подошла. Остановилась у окна, почему-то держась за занавеску. Светло-желтый газ с зелеными квадратами — еще бабушка выбирала. Несвоевременная мысль скользнула по краю сознания: странно. Бабушки давно нет, а шторка есть.

Луг перед крыльцом действительно выстилал выпавший ночью снег, тут Уинри угадала правильно. Снег припорошил и ветки деревьев на берегу реки, оттенил темную воду светлой каймой. Окрестности Ризенбурга, еще вчера в скучной осенней грязи, вдруг в одночасье стали куда жизнерадостнее.

Никакой беды по лугу к дому не приближалось. К дому шла Мари, стараясь держаться дорожки из следов, видимо проложенной ею раньше. Впереди нее чинно выхаживал Дэн, гордо поднимая большие лапы, вокруг нарезал круги и весело тявкал, видимо, не в состоянии остановиться от радости, Квач. На руках Мари держала одного из котят. Уинри решила, что это Слоненок — во-первых, она была единственной чисто серенькой, во-вторых, только Слоненок пока продемонстрировала все задатки гулящей кошки, прочие были смирными домоседками.

Утро было совсем еще раннее, только-только рассвело, а солнце еще не встало. Небо на востоке шептало что-то самому себе скромными красками зимнего утра. Со стороны Ризенбурга доносились первые ноты ежеутренней переклички собак: деревня просыпалась. Крыши выглядели сейчас все до одной совершенно одинаковые: ровненькие, беленькие. Уинри подумала, что, еще когда она была маленькой, уже через несколько часов эта белизна оказалась бы изрядно испятнаной копотью из труб. Теперь по всех домах и отопление, и плиты были газовыми, и ни одного дымка не поднималось над крышами.

Квач вдруг выскочил вперед Мари и начал рыться в снегу. Что-то его там заинтересовало. Потом вырыл, вдруг перевернулся на спину и задергал лапами.

"Отрава?! — ахнул внутренний голос Уинри. — Ловушка?! Но зачем?! И кто?! Нет!"

— Квач! — обеспокоенный крик Мари был слышен даже сквозь стекло.

Уинри быстро рванула шпингалет... раму вверх... Время изменяется. Время становится совсем другим. За несколько секунд Уинри успевает продумать множество сценариев. Дом окружен... да, конечно, они уже тут, в деревне. Агенты внешней охраны выведены из строя. Девочки еще спят, не знают... или... нет, они же не выходили еще из дому! Звонить немедленно Эдварду, в Столицу... А если провод перерезан?.. А если до Эдварда уже тоже... добрались?.. Что тогда?.. Два пистолета лежат в секретном ящике за картиной... Мари умеет стрелять? Хотя бы чуть-чуть?

— Квач, дурилка такая, что ты делаешь?! — это тоже Мари. Она подбегает к Квачу, падает на колени... пес вскакивает, отряхивается и с довольным лаем начинает лизать ей лицо. Ну конечно, пытается лаять и лизать одновременно, отчего ни то, ни другое как следует не выходит.

— Придурок, — сердито говорит Мари, вскакивает, неловко отряхивает штаны от снега. Квач жалобно скулит, пытается заглянуть ей в лицо, тыкается носом в ноги... не может понять, в чем дело. Ведь он всего только унюхал что-то интересное... ну, может, замерзшую улитку под снегом, или еще что. Съел — штука оказалась вкусная — а потом решил немного поваляться. Снег ведь такой смешной, отчего не поваляться? Хозяйка, ну за что ты сердишься, а, хозяйка?..

Уинри закрывает окно и идет чистить зубы. Все. Динамическая сцена окончена.

Тем не менее, тревога никак не давала ей покоя. Даже утренняя сцена не перевела ее в разряд обыкновенных дурацких предчувствий. Наоборот, усилила. Ладно, сегодня было дурацкое совпадение... а завтра?..