Торговец по найму

— Но ... как? — выдавил Коблинс.

Гривз заглянул ему в глаза и тихо прогудел:

— С одной стороны, адмирал, должность Координатора нацелена на предотвращение вторжения инопланетян и уничтожения человеческой расы. Мне кажется, я неплохо справился со своей работой. Даже радары ваши не сломал, а всего лишь выключил на время, необходимое для подлёта эскадр. А с другой стороны...

Гривз задумался, вспоминая, как он столкнулся с Данко-Ваши.

— ... А с другой стороны, у меня хватило упрямства слетать туда.

Над столиком опять воцарилось молчание.

— Гривз, — тихо спросил Балалуши. — Но зачем...?

Гривз задрал голову к небу, в котором мириадами искорок светились висящие на орбите эскадры, прищурился и сказал:

— Я хотел отомстить. Сначала я хотел мстить тем, кто убил мою семью. Потом я понял, что ошибался. И решил отомстить тому, что убило мою семью: войне. У меня получилось.

Несколько секунд все молчали, осмысливая услышанное. Молчанию положил конец Коблинс, коротко отрубив:

— Мудак.

Гривз широко улыбнулся и радостно воскликнул:

— О, наконец-то маски сорваны.

Шагнув к Колбинсу, он протянул руку для рукопожатия и с искренним дружелюбием воскликнул:

— Очень приятно. А меня — Гривз.

Вспышки памяти

— Вспышка памяти: "Знакомство с Кочевниками".

— Толедо. Омикрон Мажор 3880.04.19

— Уходят. — прохрипел чей-то голос, стиснутый нерастраченной яростью.

Крейсера кочевников прорвались к планете и выжгли поверхность лучевым ударом. Сразу после этого флот кочевников задействовал круиз-двигатели, и устремился прочь от облака обломков кораблей, окружавшего планету. Сотни две из полутысячи оставшихся в строю кораблей ринулись в погоню. Остальные погасили двигатели и бесцельно зависли среди пепла родных и друзей.

Сарг посмотрел на руки, сжимающие джойстики управления. Руки чувствовались плохо. Хуже избитого "Дрейка", за двадцать минут ставшего продолжением Сагра. Он почти физической болью ощущал левый отстреленный пилон, дыры в корпусе, которые залатывали два последних пакета наноботов. Сбитый с режима и искрящий двигатель был ближе, чем сердце. Сердце не ощущалось вовсе. Всё тело вообще перестало ощущаться, с того момента, когда в хаос боя вклинился вызов от прадеда.

Сагр закрыл глаза, и вспомнил спокойное лицо и пронзительный взгляд. И единственную фразу, которую прадед успел передать: "Ром, прими координаты. Там — всё...". Небольшой пакет данных проскочил сквозь хаос боя, а потом лицо прадеда поглотил взрыв.

Корабли бабки и дяди исчезли из списка целей задолго до этого.

Сарг закрыл глаза и попробовал вспомнить семью. Не получилось. Перед глазами стояло лицо, исчезающее во вспышке взрыва. Динамик общей связи затрещал, а потом рявкнул:

— ВСЕМ НАЗАД! Повторяю: ВСЕМ НЕМЕДЛЕННО НАЗАД!!!!!

Сарг с трудом приподнял веки и посмотрел на экран тактической связи. Лицо третьего секретаря совета Толедо застыло в мрачном бешенстве.

— Харти, они уходят! Они сожгли Мираям, и уходят! — прохрипел тот же стиснутый голос.

— Всем назад. — отцедил Харти, наклоняясь поближе к экрану. — Напомню, что месть — это блюдо, которое надо подавать выдержанным.

Гривз вяло глянул на радар. Помедлив несколько секунд, две сотни кораблей, бросив погоню, потянулись обратно. Вялой мыслью проскочил вопрос — что такого знает Харти, что собирает всех, кто выжил, обратно.

Мигнул монитор частной связи. Харти появился на нём. Окинув взглядом Сагра, он проворчал:

— Сагр, очнись. Нам тебя надо.

Холодное бешенство Харти коснулось Сагра и зажгло в нём искорку такого же бешенства. Сагр медленно оторвал затылок от спинки кресла и внимательно посмотрел на монитор.

— Что? — сказал он и чуть вздрогнул от звука своего голоса. Чужого, гулкого голоса, в котором не было ни единой эмоции.

— Ты знаешь, ГДЕ это? — спросил Харт. — Ты знаешь, где ЭТО, Инженер? — ещё ближе наклоняясь к экрану, проникновенно спросил Харт.

Сагр глянул на переданные прадедом координаты. Медленно кивнул, и наклонившись над пультом, заложил их в алот.

"Дрейк" вздрогнул, выходя из неподвижности, и начал прогрев круиз-двигателей.

— За мной. — коротко уронил Сагр. На тактической частоте зазвенели команды Харта на построение в формацию за Сагром, а сам он, чувствуя, как пламя холодной ненависти разгорается всё сильнее, начал вспоминать.

Детство. Изучение энергосхем, очень похожих на те, что были на Толедо. Но других. Учебные карты, которым не находилось применения. Пришедшее как-то осознание, что все эти странные карты, смешанные с обычными, понятными предметами — это составляющие корабля. Большого корабля. Восемь лет назад отец сказал, что это — семейная традиция клана Оружейных Инженеров. И больше ничего не объяснил.

И никто из родных не объяснил. И уже не объяснит.

Сагр, ощущая, как потоки энергии прокатываются по телу, вычищая усталость, глянул на радар.

От ответа его отделяло четыре часа полёта.

— Вспышка памяти: "Неуловимый призрак смерти в её глазах ".

— Толедо. Омикрон Мажор 3880.04.19

— Ну, мне пора.

Она быстрым взмахом пилота-истребителя смахнула слезинку. Ей вчера исполнилось шестнадцать, и ей ещё можно было плакать. Посмотрев в его угрюмое лицо, она улыбнулась.

— Ну, Сагр, мы же не насовсем.

Он в бесчисленный раз глянул на вздёрнутые уголки её глаз, на смешно сморщившийся в улыбке носик, и заглянул в глаза. Где-то там, в темно-карих колодцах, которые он знал до дна, уже поселился призрак смерти.

Он стиснул зубы. Через месяц ему исполнялось пятнадцать. Ему уже нельзя было плакать.

Он глянул ей за плечё. В посадочном доке стоял её дед. Дед, одев старые доспехи Кровавого Дракона, вернул и всё остальное. В том числе, и умение ждать, когда земля под ногами вздрагивает от близких взрывов. Он просо стоял и ждал, пока она завершит прощаться, чтобы с чистым разумом сесть за штурвал транспортника, в котором эвакуировалась их семья.

Он вернул взгляд на неё, и хрипло сказал:

— Миоко, давай распрощаемся насовсем, а потом встретимся, будто в следующей жизни.

Она вздрогнула. Почти незаметно. Если бы он не сжимал её в объятьях, то не почувствовал бы.

— Хорошо... но я...

Она наклонила голову, чтобы спрятать дрогнувшее лицо, и шагнула на шаг назад. Потом тихонько всхлипнула, и подняла лицо, на котором уже не было ни слезинки, ни эмоции.

— Прощай, Сагр, я пребуду с тобой в вечности.

— Прощай, Миоко, я пребуду с тобой в вечности.

Она повернулась, и шагнула к посадочному шлюзу. Он посмотрел ей вслед. Тень смерти, нависшая над ней, получила небольшую подачку, и успокоилась. Может быть, подачки хватит, чтобы они проскочили через кольцо блокады.

Сагр стиснул зубы и удержал желание догнать, обнять бесконечно дорогие плечи, развернуть, зарыться носом в черные локоны, пахнущие дымом и оружейной смазкой, куснуть за ухо, и прошептать в него, насколько он её...

До их свадьбы оставалось два месяца.

Её дед и мать погибли, прорывая кольцо блокады.

Транспорт Миоко сожгли на подлёте к "Озирису".

— Вспышка памяти: "Обстоятельства предпоследней встречи с Ыздыком"

— Крит, Омикрон Альфа, 3984.01.07

— Ыздык, я же просил устроить драку! — простонал Гривз.

— А я чё? — возмутился Ыздык, переворачивая тело охранника. Его руки молниеносно скользнули по карманам заляпанного кровью комбинезона.

— А ты устроил БОЙНЮ. — взвыл Гривз.

— Вспышка памяти: "Явление Гривза на Чугоку"

— Три недели спустя после Найма

Тошики и Сикаши вошли в бар с чёрного хода. Так было интереснее. Можно было глянуть на Наоко, сидевшую у стойки в нарядном коротком кимоно. И посмотреть, нет ли в зале чужаков, которые на неё пялятся.

Незнакомец был. Сгорбившийся и седой. Старый. Слабый. И, скорее всего, тот большой сильный смертоносный корабль, что понравился Тошики, когда они были в доке, пока ещё принадлежал незнакомцу. Сикаши подмигнул Тошики. Тошики понимающе улыбнулся.

Сикаши встряхнул руками, наслаждаясь тем, как быстро импланты превращают мысли в стремительные движения рук, привыкших сжимать сталь, смертоносную для чужаков, не знающих о том, что Сикаши наполовину — машина смерти. Таких чужаков, как этот.

Чужак сидел через столик от стойки, лицом к Наоко. И, конечно же, на неё пялился, пуская слюни. И расслабляясь.

Сикаши подкрался, встал за спиной незнакомца и вкрадчиво прошипел:

— Чё уставился? Тебе кто разрешил смотреть на мою девушку?

Незнакомец, секунду помедлив, медленно, как все пришлые, ответил:

— Мои глаза. Смотрю, куда хочу.

Сикаши разозлился. Обычно, услышав за спиной его голос, чужаки подпрыгивали или начинали хвататься за оружие, и вызвать их на дуэль было легче легкого.

— А я не люблю, когда смотрят на мою девушку. — ещё злобнее прошипел Сикаши.

Незнакомец не повернулся. И опять помедлил с ответом.

— Тогда спрячь её.

Сикаши скосил глаза. Разговоры в баре затихли. Все смотрели на него. На него и на незнакомца. Теперь он должен был любой ценой вызвать его на дуэль. Вызвать и убить.

— Что? Я что, должен прятать то, что мне принадлежит?! — завизжал Сикаши. — Я заводил красивые вещи не для того, чтобы прятать их от похотливых взглядов чужаков! Или ты думаешь, что я трус? Ты обозвал меня трусом? Я...

Медленный низкий голос чужака вклинился в крик, обрубив его:

— Чтобы я помог тебе понять, трус ты или нет — покажи лицо.

Сикаши, сотрясаясь от гнева, уронил руку на рукоять меча.

— Повернись и ты его увидишь!!! — провизжал он.

Незнакомец медленно вздохнул и медленно ответил:

— Расположить лицо за моей спиной было твоим решением. Я не хочу лишать тебя силы над ним, и подожду, пока ты сам его переменишь.

Сикаши замер, пытаясь понять смысл сказанного. Смысл, высказанный знакомыми словами, ускользал, как девка, обмазанная маслом.

Несколько секунд Сикаши неподвижно стоял, раздумывая, что сказать. Не найдя, что сказать, он медленно начал обходить столик, за которым сидел чужак. Сделав пару шагов, Сикаши увидел, что стоит на столе и на секунду замер. Посреди столешницы стояла двухлитровая — техническая — стеклянная танка спирта. На треть пустая. Рядом стояла большая миска с капустным салатом, тарелка ролов и стакан. Чужак, если это он выпил треть танки, должен был быть мёртв. Хотя, скорее всего, он взял уже начатую танку... или в ней был смешан раствор.

Сикаши сделал ещё несколько шагов и встал напротив чужака. Чужак поднял голову. Заглянув чужаку в глаза, Сикаши подумал, что раствор в танке, наверное, довольно крепкий. Глаза чужака, опущенные к стакану, были пусты. Не той бездонной пустотой, которой пуст космос. А совсем. В них не было даже пространства.

Сикаши, медленно убрав руку с меча, положил руки на стол, наклонился, почти коснувшись пьяного чужака, и прошипел:

— Ну что, ты всё ещё считаешь, что я — трус, который должен прятать свою девушку?

Чужак, не поднимая взгляд от стакана, медленно ответил:

— Ты не выглядишь трусом. Но как я, знающий тебя несколько мгновений, могу сказать, кто ты есть, тебе, знающему себя всю жизнь?

Сикаши несколько секунд пытался поймать смысл сказанного. Поняв, что ему это не удастся, и что чужак уже несколько минут делает из него дурака, он подавил дрожь ярости и пронзительно прошипел:

— Так ты хочешь узнать, что у меня внутри? Хочешь узнать, не трус ли я?! Я вызываю тебя на поединок!!! И посмотрим, кто больше боится стали и крови!!!

Чужак вздохнул, заторможенным движением поднял стакан, допил глоток, плескавшийся на дне стакана, и неверным жестом поставил стакан под танку. Открыв краник, и сосредоточив взгляд на тонкой остро пахнущей струйке, падающей в большой стакан, он медленно, — ещё медленнее и ещё более гулко, чем раньше, — спросил:

— Я слышал, что время и место поединка назначает вызванный. Так ли это?

Сикаши чуть распрямился, скривился, пряча ухмылку под пренебрежительной усмешкой, и отцедил:

— Да, это так, но не надейся, что у тебя много времени на раздумья. Если ты не дашь ответ в течение трёх минут, то прослывешь трусом, и только сеппуку, на которое ты вряд ли способен, очистит тебя от клейма позора.

Чужак закрыл краник и нетвёрдым жестом пододвинул к себе стакан. Стакан, волочимый по столу, противно лязгал. Дотащив стакан чужак на пару секунд замер в раздумьях. Потом медленно произнёс:

— Выпустив дух

Я отсрочу свой ход на пятнадцать лет

Но событие неизбежно.

Пусть опозорюсь,

Но мой ход — сейчас.

Сикаши замер, пытаясь понять смысл хайку. Хайку было красивым, но каким-то неправильным.

Чужак отпустил стакан и нетвёрдым жестом достал сигару и зажигалку. Некоторое время он тупо смотрел на них, механически чиркая зажигалкой. Потом сложил их в левую руку, ещё пару раз чиркнул зажигалкой и неловким движением схватился за стакан.

— Кстати. — медленно протянул он, поднимая стакан. — Если бы ты видел моё лицо, когда я смотрел на твою девушку, то понял бы, что во взгляде моём только брезгливость.

Сикаши задумался, улавливая смысл. Чужак отхлебнул из стакана. Сикаши понял, и на миг застыл от ярости. Чужак, опуская стакан, сделал неверный жест рукой, и содержимое стакана полетело Сикаши на лицо. Он рефлекторно отшатнулся и закрыл глаза. В ноздри ударил резкий запах спирта. Сикаши резким взмахом протёр глаза и открыл их, чтобы увидеть летящую в лицо струю пламени, выдыхаемую чужаком.

Сикаши закрылся рукой, но пламя, обогнув руку, прыгнуло на одежду и на лицо. Сикаши завизжал, левой рукой прикрыл лицо, а свободной рукой выхватил меч. Лезвие свистнуло над головой чужака, сползшего под стол. Сикаши, визжа от боли и страха, повернулся, чтобы бежать. Его нога запнулась о вытянутую под столом ногу чужака. Сикаши споткнулся и упал на пол. Его руки инстинктивно рванулись вперёд, чтобы смягчить падение. Пламя лизнуло глаза. Руки метнулись обратно. Меч, выпавший из руки, лязгнул и покатился в сторону. Локти и лоб Сикаши врезались в каменный пол. Диафрагма сократилась, чтобы набрать воздуха для следующего крика. Вместо воздуха, втянулось пламя, сжигающее рот и горло. Сикаши по звериному завыл и покатился по полу. Он подкатился к столу чужака. Чужак неуклюжим, но резким взмахом руки зацепил танку. Расколовшаяся танка упала на Сикаши. Пламя взметнулось выше столешницы. Сикаши, извиваясь, издал ещё один вой, а потом изогнулся дугой, дёрнулся, обмяк и затих.

В полном безмолвии было отчётливо слышно, как потрескивает пламя.

Чужак, не меняясь в лице, медленно наклонился и заглянул под стол. Выпрямившись, он медленно взял с тарелки палочки, подхватил ролл и резким движением отправил его в рот. Потом посмотрел на пустой стакан, и начал медленно вставать из-за стола. Поднявшись, он нетвёрдой походкой дошёл до барной стойки, тяжело повис на ней грудью, хлопнул об стойку монетой и хрипло протянул: