Кто поверит эху? - Часть 1

Но и впрямь — кто мог подумать? Макори и сам не знал, что выйдет из его затеи, но все расчеты были только на камень. Кому девчонка нужна, в самом деле? Это даже смешно.

Потребовал вина, чуть не одним махом выпил кувшин. Пропади они все...

**

Лиани ждал, когда назовут день казни, но пришел дознаватель. Совсем другой, сильно в возрасте, но с цепким взглядом, очень вежливый; он, видно, заметил страх в глазах осужденного и заверил, что хочет только поговорить. Прошел к нему в камеру, сел напротив. Спросил, хорошо ли того содержат...

Такую манеру вести допрос Лиани тоже знал — добрым словом можно добиться многого, особенно с тем, кто уже знаком с другим обращением. Все равно был почти благодарен.

Посетитель о многом спрашивал, неожиданно и о каком-то весьма приметном самоцвете. Нет, я не помню, сказал юноша. Но я почти не смотрел на камни...

Собеседник тонко улыбнулся — видно, подумал про девушку. Заверил, что сейчас она в безопасности, и больше ничего не добавил.

Говорили до темноты; но еще с приходом дознавателя стражник принес факел, разместил на стене. Ничего нового гость, видимо, не услышал в итоге беседы, и, кажется, огорчен этим не был. Уходя, рассказал, что людей снова пошлют на побережье Иэну; может, удастся отыскать и капитана корабля, на котором якобы приплыла Нээле. Капитан мог еще не отправиться снова на юг, а задержаться где-то неподалеку. Да, конечно, в том селении корабля уже не было, но в паре дней пути, например? Бывают разные обстоятельства...

Когда дознаватель ушел, юноша долго смотрел в коридор, где словно еще покачивалась его тень, очерченная факелом.

Если бы речь шла только о его, Лиани, добром имени, имей он возможность, отказался бы от проверки этой — сам ездил на побережье, ничего не узнал, и десятка бывшая его ничего не знает, а Ирисама и вовсе уже не свидетель, даже если вызовут его призрак. Не могут мертвые говорить на суде живых, разве что оставшимися уликами или письмами.

Но все же эта проверка...

Почему, что произошло? Еще одна мысль, которая не давала покоя. Нээле отвели в дом Макори, теперь этот дознаватель, и он, кажется, не от Нэйта. В чью игру попали они, и кто она все-таки?

А ведь все равно загадывать нечего, что будет, то будет. Приговор не отменен, лишь отложено исполнение. А конец его ждет нелегкий, в устрашение прочим...

Поднявший руку на товарищей — лишится руки, но больше сталь его не коснется, его забьют насмерть.

Сутки ли, двое считал, что напрасно все, ничего не хотел. Потом душа все-таки дрогнула, понемногу начинал на что-то надеяться, да и здешние вновь стали добрее к нему. Тебе удалось привлечь внимание сильных мира сего, говорили они — так радуйся, что пока судьба на твоей стороне.

Очередная ночь отличалась от прежних лишь тем, что смог спокойно заснуть. Проснулся странно — будто ночное забытье разрезали ножом, острым и в один взмах. Сознание вынырнуло из омута ясным и немного растерянным. Лиани с трудом поднялся — двигаться все еще было тяжело, подошел к окошку, долго смотрел на красноватую звезду. Капля крови одного из небожителей, помещенная в хрустальный сосуд. В смутное время, когда гибнет много людей, она становится багряной, в мирные дни — бледнеет...

Почудилось движение сбоку. Крыса? Вроде бы выше мелькнуло что-то, крыса не может бежать по стене.

— Кто здесь?

Но пуста была и камера, и коридор за ней. Однако Лиани Айта привык себе доверять — даже на пороге смерти он был уверен, что не потерял чутья.

Некоторое время спустя услышал возбужденные голоса — снаружи, из-за стены. Говорили несколько человек; один едва не кричал, похоже, с трудом держа себя в руках. В голосе его слышен был страх.

Лиани позвал стражу, потом еще и еще, пытаясь привлечь к себе внимание. Примерно через полчаса ему это удалось: в коридоре возник охранник, подошел к деревянной решетке.

— Что произошло? — спросил Лиани.

Тот не расположен был говорить с арестованным, но, зная, как тяжко просто ждать смерти и быть отрезанным от остального мира, ответил хмуро:

— Погиб один стражник. Нехорошо умер...

— Убит?

— Да... похоже, волк. Ладно, не до тебя.

Волк не может забраться в город! — едва не сорвалось с языка. Но удержался — все-таки люди здесь не глупее его самого.

Наверное, знают, что видели.

Голоса стихли, из-за тучи вышла луна. Только осталось неприятное ощущение, память о зыбком шорохе, и холодок между лопаток — словно кто-то недобрый смотрел.

Глава 14

Тагари Таэна потерял дар речи, когда сперва о госте доложил растерянный воин заставы, а затем на пороге возникла легкая фигура в черном. Короткий поклон, изящный, уместный на празднике среди знати, а тут походящий на насмешку.

— Что произошло?!

— Гонец привез вам письмо из столицы. Вот это, — чуть склонив голову, Энори передал свиток. В Тагари шевельнулось привычное ощущение — исподволь наблюдает, хотя вроде смотрит в другую сторону.

— Как оно попало к тебе?! — спросил генерал, глянув на печать военного министра.

— Я вызвался проводить посыльного самой короткой тропой по горам, чтобы доставить послание как можно быстрее.

— Где он? Где твоя лошадь? Какого демона?!

— Он мертв. Солдаты найдут его на тропе со стрелой в горле. Мне стоило остаться там, или я заслужил хоть малую благодарность? — ответил Энори с легким вызовом.

— Засада?

— Нет. Просто не повезло... Тут все еще много бандитов.

— Ты цел? Как ты добрался до заставы, миновав караул? — Тагари Таэна бегло осмотрел его. Одежда юноши следов долгого пути на себе не несла, ни следов от травы, ни дорожной пыли.

— Не верхом. Не волнуйтесь, это путь не для лазутчиков.

— Покажешь. Смерть столичного гонца... паршивое дело.

— Это граница, — Энори легонько пожал плечами, и, будто не в силах одолеть усталость, опустился на мягкое сиденье у окна. — Зато письмо доставлено к вам в руки, и очень быстро. Если господин генерал позволит мне отдохнуть...

Тагари глянул на печать, скреплявшую крышку деревянного футляра — черный сургучный круг с гербом был разломан посередине.

— Письмо вскрыто! — ноздри генерала гневно расширились. — Это посмел гонец? Или...

После едва заметного промедления Энори отозвался:

— Он тут ни при чем.

— Тогда...

— Письмо и гонец были мне подозрительны. Я должен был знать, что там. И раз уж он умер...

— Ты и так бы узнал, доставив послание!

— А если того человека направили ваши враги? Будь письмо подделкой, ловушкой, я бы отдал его лишь после того, как принял все возможные меры. Или вы, послушав меня, пошли бы против этой печати?

Тяжелый удар запрокинул его голову, заставив стукнуться затылком о стену. На скуле заалело пятно, а уголок рта окрасился кровью. С губ юноши сорвалось едва слышное шипение, и он на миг прикрыл глаза, будто пытаясь ни одно подлинное чувство не выпустить на свободу.

— Ты обнаглел вконец!

Энори пальцами стер кровь, внимательно на нее посмотрел, будто стараясь запомнить цвет. Вытер о черный рукав, и снова опустил веки.

— Не поздно ли говорить?

— Ты... — генерал издал невнятный рык.

— Я всего лишь делаю то, ради чего я здесь вообще.

Раздался грохот — кулак со всей силы врезался в стену. Потом хлопнула дверь — генерал не вышел, а вылетел из комнаты, будто за ним гнался бык.

К вечеру он немного смягчился — о вскрытом письме не знал никто, а по заслугам наказать перешедшего все мыслимые границы все равно невозможно. То есть возможно, разумеется, но больше не придется рассчитывать на помощь — весьма немалую порой. Он ведь ничем не дорожит и ничего не боится — если что-то и вызывает страх, о том никому не ведомо. Своим поступком он заслужил смерть очень нелегкую, но... другого такого нет.

И опять же, Тайрену...

Генерал, вновь переступив порог, хмуро смотрел на воспитанника, который все это время оставался в его комнате. На скуле у того темнел синяк, уголок рта заметно припух, а в ставших угольно-черными глазах не было и следа раскаяния.

— Раз явился, останешься со мной. Или нет, поедешь в Тай-эн-Таала, так безопасней.

— Там нечего делать.

— Ты еще смеешь? Скажи спасибо, что я ограничился этим.

— Лучше и вовсе не говорить! — откликнулся тот.

Тагари Таэна глянул на зарвавшегося мальчишку так, что другой на его месте тут же совершил бы самоубийство. Чтоб не найти куда более тяжкую смерть. Но Энори этот взгляд не встретил — он попросту отвернулся.

Борясь с желанием собственноручно свернуть ему шею, генерал широкими шагами вышел в коридор. Свой талисман, существо, способное общаться с миром, недоступным всем прочим... только полный кретин его уничтожит. Талисман... самое драгоценное и самое порой ненавистное существо.

С башни открывался вид на все три стороны света — северные склоны, мохнатые, поросшие неохватными кедрами, загораживали горизонт. А закат выдался невероятно алым, будто и впрямь кровь пролили. И густо-сиреневые узкие облака — завтра жди сильный ветер...

Тагари отвел взгляд от полыхающего неба. Не умел тревожиться — принимал все, как есть. Заранее готов был встретить любую опасность, но гадать о будущем — не умел. И все-таки неспокойно было.

В письме говорилось об особой важности заставы Хуни — как донесли шпионы у врагов-соседей, северяне в ближайшие недели попробуют прорваться через границу не одиночно, а большим отрядом, и пойдут они близлежащим ущельем. Весть об этом голубь доставил в Столицу, оттуда прислали гонца. Хм... личные шпионы Тагари молчали. Но все равно, известие — вот оно. Как бы ни были северяне искусны в маскировке, воины заставы остановят их и дождутся подмоги из Тай-эн-Таала. Если же нет... селенья, лежащие ниже, будут разорены, и, может быть, пострадает и сама крепость Ожерелья — когда хотят повалить дерево целиком, подрубают корни... как бы ни был крепок ствол, он упадет.

Почему Энори сказал, что гонец был ему подозрителен?

Кликнув одного из солдат, велел вызвать сюда, наверх, советника своего. Отошел от края на всякий случай — если тот все еще не унялся, рука ведь прежде рассудка сработает, и юнец птичкой полетит на скалы внизу.

Но тот был сама почтительность, глядя на него сейчас, в жизни бы не подумал, что посмеет хоть взгляд без разрешения поднять...

Тагари на миг потерял дар речи — Энори явился не в прежней черной одежде, а в белоснежной блузе и атласной куртке-алле, столь же белой, затканный шелковыми лилиями, с волосами, перевитыми звездчатым парчовым шнуром. Это сияющее видение выглядело на редкость неуместно среди суровых, одинаково и неброско одетых солдат. И откуда только достал наряд...

— Не могу же я носить вещь, на которой кровь, — слегка пожал плечами, правда, сохраняя выражение покорности на физиономии. — Или просить тут обноски формы? Если вы недовольны, переоденусь...

Генерал подавил приступ раздражения, а в следующий миг даже допустил на лицо благодушную усмешку: верен себе. Никогда не узнаешь, придет ему в голову изображать щеголя, или отшельника, или еще кого. Пусть.

Занятно, упомянул о крови, а на белом — того же цвета закатный отблеск.

— Словно девчонка, — сказал Тагари. — Ведешь себя, как... Все еще обижен за свое личико?

Тот не ответил.

— Раз уж ты все прочел, скажи, что думаешь об этом. О письме. И о гонце, раз уж он тебе не пришелся по нраву.

— Не знаю, — Энори улыбнулся здоровым уголком рта, поглядев на алеющий горизонт.

— Ты снова?

— Простите... Гонца прислали сюда не только доставить футляр, но и остаться здесь, и проследить за вами. Он сообщал бы о каждом вашем шаге, у него свой человек с голубями в предгорье. Но больше я не могу ничего сказать ни о нем, ни о рухэй. Одно только скажу — заставе не придется сдерживать их.

— Что сие значит?

— Только это.

— От тебя становится мало толку! Завтра же отправишься в Тай-эн-Таала, и не высунешь носу оттуда, пока не велю.

— Почему я не могу вернуться в город?

— Тебе мало убитого посланника? Всё, довольно.

— Да, господин.

Он по-прежнему смотрел на закат, и Тагари показалось, что багряный отсвет понемногу стирает с лица след от удара. Но было не до таких мелочей, и генерал направился к лестнице.

Огонь вспыхнул на втором этаже правого крыла, вблизи дозорных — и меньше чем за четверть часа охватил первый и третий этажи, перекинулся на крышу. Будто по всей заставе раскидали охапки сухой соломы, так быстро распространялось пламя. Часовой клялся предками, что ни один человек не появлялся ни на лестнице, ведущей на второй этаж, ни на галерее — то есть, спуститься сверху по стене или по ней подняться не мог никто. Даже если умел лазать, как кошка.

Он помнил одно — ненадолго исчез свет в галерее, словно оттуда унесли лампу... и тут же вернули. Почему его самого не убили — тоже оставалось загадкой.

Пламя ревело, пожирая перегородки — будто голодный варвар накинулся на пищу. Массивные бревна пока держались; быть может, каркас крыла и центральной части сохранится в целости. Но для обороны застава не будет пригодна долгое время.

Попытки потушить пожар ни к чему не вели — лазутчики, если виновны были они, откуда-то превосходно знали, где самые слабые места у заставы.

Если часовой, тот, что первым увидел пламя, и был виновен в пожаре — один он такого сделать не мог, пропустить врагов на заставу не мог тоже. Вину свою признавал полностью, знал, что заплатит жизнью — а толку-то? Ничего не поправить.

— Что теперь? — хрипло сказал генерал, стоя на галерее левого крыла, еще не тронутой огнем. — Будто кто проклял весь наш род — мы в немилости у огня... Ну, говори, или на сей раз у тебя нет советов?!

— Я не военный.

Отблеск пламени плясал на шелке цвета снега, и генералу показалось, что Энори готов рассмеяться.

— Иди вниз.

— А если я вдруг окажусь полезен?

— Вниз, демон тебя забери!

Он совсем не боится огня, подумал Таэна, проводив юношу взглядом. Прямо-таки светится счастьем, когда смотрит на пламя... Рассуждать было некогда, и генерал сосредоточился на одном — спасти то, что еще подлежало спасению.

Люди на заставе были отчаянные — жизнью они рисковать привыкли, и делали еще больше, чем велел долг. Их усилия были почти напрасны. Тагари оставался с теми, кто боролся с пламенем, но ему пришлось отступить — сорвавшаяся балка задела по голове, к счастью, вскользь. Другие продолжали борьбу...

— Что-то да уцелело? — мягкий, чуть удивленный голос.

Энори снова был в черном.

— Белый цвет очень выигрывает на фоне огня, но пепел и сажа... Куртку жаль, — посетовал он. Приложил руку к щеке, с которой — невероятно быстро — уже почти сошел след от удара.

Младший офицер, оказавшийся рядом с Энори, совсем еще мальчишка, посмотрел на говорившего дикими глазами. Только что произошла беда, пострадало важное звено укреплений... в своем ли уме тот, кто думает о нарядах?!

Да крепости Тай-эн-Таала — "Крыла лебедя" — было четыре часа верхом, быстрой рысью. Генерал намеревался остаться на пожарище какое-то время, но его убедили — место небезопасно, и неясно, отчего вспыхнул огонь. Стоит ждать нападения, а здесь и сейчас его вряд ли удастся отбить. Тагари Таэна вынужден был смириться и отступить, и надеяться, что успеет привести людей из Тай-эн-Таала.