Кто поверит эху? - Часть 3

Младший из спутников Кэраи что-то резкое уже сказал нежеланному попутчику, но то лишь ухмыльнулся.

Кэраи жестом велел слуге — оставь его в покое. Пусть ведет себя, как считает нужным, проще будет его понять. Знак кому подает? Сумеет и молча подать. А песня, в конце концов, неплоха.

Хоть и не бывает таких коней...

Поднял глаза: спереди и с боков уже бугрятся горные хребты, холмы, что остались за спиной, отсюда кажутся чуть ли не кочками.

Горы Юсен выглядят неприветливо, особенно северные их отроги. Скалы, изрытые глубокими трещинами, одиноко разбросанные группки деревьев — будто жмутся друг к другу. Не то что лесистые, мохнатые горы Эннэ, прячущие крепости Ожерелья...

Сам никогда их не видел. Наверное, и не увидит — что ему делать в северо-восточном Приграничье?

Галка взлетела чуть ли не из-под копыт: примета недобрая. Сам не заметил, что начал если не верить в приметы, то уже думать о них. Проводил глазами черную точку: на фоне клочковатых серых облаков она растаяла быстро. Сколько путников ехали так по разным делам, надеясь на благополучный исход, забывали о разных дурных приметах — и возвращались? Или не возвращались, и у многих из них нет могил. И никто не узнает, что именно неудачники видели перед смертью...

Они вылетели из-за отрога холма, быстрые, черные. Больше десятка, и остановить их казалось гиблым делом. По виду разбойники, но никогда не бывает у всех из банды таких хороших коней.

Спутники Кэраи выстроились полукругом, хотя не очень-то это было осмысленно. На открытом пространстве легче легкого объехать или разбить этот полукруг, да и скакуны у нападавших злые, явно привычные.

Кэраи не очень понял, кто предводитель этих людей, они явно успели уже обо всем договориться и атаковали слаженно. Вот разве этот, в куртке, отороченной волчьим мехом и такой же шапке на манер рухэй? Точно не иноземец, рожа уж больно местная.

А у нас предводителя нет, успел подумать Кэраи. За своих людей отвечаю я, но в бою от меня мало толку. Будет жаль, если из-за моей глупости — ехать таким малым отрядом — погибнут они. А еще подумать успел — как бы ни относиться к Нэйта, земельная стража их хороша. Здешние края должны быть чисты от бандитов... Шимара предупреждал.

Стрелы слетели сзади, вонзились в нападающих и их коней. Первым умер человек в волчьей шапке — ему стрела пробила глаз. Крики, конское ржание — потом стало тихо. Последним умер пытавшийся ускакать из ловушки, он еще какое-то время оставался в седле, когда из спины уже торчали два смертельных пера. С другого холма спускались фигурки, пешие, а у подножия Кэраи увидел и несколько конников.

— Теперь можно ехать дальше, — сказал Шимара, невозмутимый, как изваяние. И когда его окружили люди младшего Таэна, ничего не дрогнуло в лице.

— Опусти саблю, у них же луки, — Кэраи остановил своего верного помощника.

— Пока этот здесь, они же не станут...

— Мне не хотелось бы это проверять, — обернулся к Шимаре: — Ты устроил обе засады или одну?

— Одну, свою. Но о другой я, разумеется, знал.

— А ты знал, что они не хотели меня убивать? Потому и лучников не было.

Шимара на миг замялся — исчезла невозмутимость, потом кивнул. С истинным теперь уважением в голосе спросил:

— Позвольте узнать в ответ — откуда?

— Суро Нэйта очень неглуп. Если меня убьют здесь, у границ, или даже какие-то разбойники в Мелен, мой брат уничтожит всех, кого заподозрит, а обо мне сохранится слишком хорошая память. Лучше просто не дать мне добраться до соседней провинции, чтобы я вернулся ни с чем. Может быть, ранить, может быть, просто отобрать лошадей и все деньги. И придется вернуться. Тогда брат, узнав, что я пытался сделать, будет зол уже на меня.

Шимара откашлялся, обернулся:

— Все верно. Но теперь путь открыт.

— Может, и так.

— Полагаете, господин, я сделал это нарочно, чтобы втереться в доверие?

— Не исключаю.

— Ну так не доверяйте мне. Поезжайте своим путем, позвольте лишь проводить.

— Ты так и не ответил, зачем ты это делаешь, — заметил Кэраи, трогая повод и поворачивая коня в сторону обледеневшей дороги.

— Мне... скажем так, интересно. Я люблю игру в квадраты и линии, и сейчас вижу нечто похожее. У вас есть шансы, а вот семейство Нэйта Столица раздавит. Но они не желают это понять. Я-то найду себе господина, но не очень хочу видеть на этой земле южных или срединных ставленников. Они ни бельмеса не понимают в здешних делах. Я, надеюсь, ответил?

— Да, более или менее, — Кэраи пустил лошадь вскачь, за ним сорвались прочие всадники.

Застывшие в изломанных позах тела понемногу заносил снег.

Глава

Лошадей Энори оставил довольно далеко от деревни, чтобы случайный охотник или собиратель хвороста не заметил. Сумерки густели, стекая с неба, как тушь по мокрой бумаге, ветер поднялся и пронизывал до костей. С этой стороны намело порядочно снега, трудно было шагать. Нээле, покидая хижину, оделась как можно теплее, и набросила шерстяную накидку, подаренную актрисами — толку-то...

— Мне холодно, — прошептала она, пытаясь плотнее запахнуть на себе ветхую ткань.

Спутник ничего не сказал, продолжая идти вперед.

— Слышишь? Если я умру тут в сугробе, ты останешься без носильщика! — крикнула девушка, но голос стал сиплым и сорвался.

— Уже близко.

— Что, моя могила?

— Лошади.

— Близко? — в ее голосе звучало отчаяние. — Думаешь, если я поеду верхом, то станет теплее?

— Поедешь со мной. Не замерзнешь, пока я рядом. Если согласна, конечно. Иначе твой оберег не позволит...

Нээле было уже все равно, лишь бы не стужа, пробравшая до костей. А он... все-таки живое тепло.

За поворотом она увидела двух рыжих мохнатых лошадок, такая яркая масть — и в сумерках пламенела. Они стояли, не шевелясь, будто не живыми были, а детскими игрушками, сделанными из глины. Энори привязал повод одной к седлу другой, повернулся к девушке и поднял ее в седло, сам через миг оказался сзади. Одна рука обхватила ее за талию.

Ни страх, ни холод не помешали вспомнить — полгода назад она ехала так с другим человеком...

Лошадь тронулась с места, а по телу и впрямь начало разливаться тепло, не так, как бывает просто от нахождения рядом. Уже и накидка была почти не нужна. Чуть голова закружилась, и некое шальное веселье зазвучало в крови: верно, так бывает, когда выпьешь лишнего. Стоило ли убегать? Отыскал на краю света, кем бы он ни был. Оказаться в его руках все равно что над пропастью — а ведь и такое было.

Но и вправду тепло, хорошо... хоть ненадежней волосяного моста, какая разница!

— Как ты это делаешь?

— Если я мог поддерживать жизнь в ребенке, уж согреть девушку не сложнее, — ответил он весело, как ей показалось. Еще бы, доволен...

— Почему ты можешь касаться меня, несмотря на амулет?

— Потому что сейчас ты этого хочешь, причем находясь в здравом уме, а я делаю то, что для тебя хорошо. Хоть все это и не так просто, как раньше. Теперь сиди смирно, я пущу лошадь галопом. Нужно добраться до хижины, надолго тепла для тебя не хватит.

Крохотная постройка едва-едва виднелась меж двух валунов.

— Тут живут лесорубы. В теплое время, сейчас пусто, — пояснил Энори, вынимая девушку из седла. С некоторым трудом открыл примерзшую дверь. Изнутри пахнуло стылым деревом.

— Возьми, — протянул девушке сумку, которую она собрала у Иммэ. Было там немного вещей самой Нээле и немного провизии, взятой у хозяйки. На этом настоял Энори, девушка ничего брать не хотела: чужое, а на дворе зима. И без того деревенским трудно.

"Ей пропасть не дадут, а нам еще ехать по диким местам".

"Но если я возьму на двоих..."

"На себя. Мне это не нужно".

Тогда холодок пробежал под кожей Нээле. А... он что будет есть? Может быть, все же надеется на добычу в горах?

С собой у него не было лука или веревки — сделать силки. Кажется, не было и ножа...

Энори осмотрелся, словно и в темноте видел отлично. Но открытая дверь пропускала снежный отсвет, скоро и Нээле смогла различить, куда они пришли. В хижине было не слишком чисто, но стены защищали от ветра, а у очага лежал запас дров и кучка хвороста.

— Ты сможешь разжечь огонь? Дерево тут сухое.

За недолгую жизнь с Иммэ девушка худо-бедно научилась разжигать очаг, хоть и побаивалась искр. Не с первого раза, но пламя завозилось на прутьях, постепенно переползая на поленья побольше.

Энори тем временем создавал для нее уголок, будто и вправду был другом девушки, и та по своей воле поехала с ним. Очень ловко собрал небольшие ветки так, что они не рассыпались и образовали уютное ложе. Он и раньше двигался ладно, а сейчас Нээле невольно смотрела, не в силах отвлечься: все его движения были словно один жест, длинный, текучий, будто вода текла, или ползла змея. Какими лягушки видят змей, страшными до помрачения рассудка или непостижимо-красивыми, так, что не отвести глаз?

— Могу представить, что ты обо мне думаешь, — сказал он, с удовольствием художника или ваятеля подправляя немногие непослушные ветки. — Сейчас убедить тебя все равно не удастся, так хоть со временем ты, может, поверишь мне.

— Тому, кто собирался убить жителей целой деревни?

— Ай, перестань. Мне было нужно, чтобы ты согласилась ехать со мной. Все мы порой говорим не то, что есть — ради какой-то цели, и моя не худшая.

— Чего же ты столь сильно хочешь?

— Если я не могу вернуть то, что у меня отняли, то хотя бы... — он замолчал, краешками губ улыбнулся. — Но если я буду говорить тебе правду, ты отнесешься ко мне еще хуже. Нелегкий выбор.

— Я ценю правдивость... Зачем тебе амулет?

— Как-то однажды я огнем рассчитался за свое лицо, за жизнь сделаю куда большее. И он мне поможет...

— Я не понимаю тебя.

— Да что уж тут непонятного, — ей послышался вздох. Гибкий силуэт скользнул мимо огня, рука на миг замерла, едва не коснувшись языков пламени, и Нээле снова некстати вспомнилась ночь в отдаленном домике, эти же руки, кораблики из бумаги. Тогда было страшно... и хорошо.

— Кто ты?

Он не ответил.

— Что будет со мной?

— Не задавай таких вопросов: если уж отвечать честно, я и о себе-то не смогу сказать. Но зла я тебе не хочу.

Тепло, потрескивание огня, пища и довольно мягкое ложе сделали свое дело — напряжение таяло, Нээле почти ощущала его — лед в крови растекается, будто и впрямь уже в безопасности.

Энори наблюдал за ней, оранжевые и черные тени двигались на лице, делали его резче, похожим на театральную маску.

— Мне нужно уйти, — сказал он. — Ненадолго. На несколько часов.

Словно соглашаясь с этими словами, снаружи гулко задул в трубу ветер.

— В такую погоду? Ночью?

— Неважно... Ты сможешь остаться одна?

Девушка не ответила, чувствуя только смятение. Было бы из чего выбирать! Коснулась амулета, сжала его в руке. Тихо было. Смотрела в пол, и лишь по ворвавшемуся в комнату холодку поняла — Энори ушел.

Нээле прислушалась к вздохам ветра снаружи. По крыше что-то постукивало — то ли снег, то ли коготки недобрых крылатых существ, живущей в метели. Сжалась в комочек у огня. Отсюда уж точно некуда деться. Разве что уйти в ночь и замерзнуть. Может быть, это разумней, чем сидеть тут в ложном уюте. Как мышь в мышеловке, которую не тронули до поры.

Но он... пока ничего ей не сделал.

Верно, я и вправду нужна, думала девушка. Он отвечает на все вопросы, почти на все... а правду ли говорит? Лучше, если не правду; или позволит мне все это знать и остаться живой?

А теперь он ушел в это снежное крошево, куда и зачем? Если вдруг не вернется, из этой хижины я вряд ли выберусь, и толку от лошадей...

Словно снаружи видела: крохотная хижина у перевала, и вокруг на многие часы пути — никого, черные склоны и черный лес, припорошенный белым. И где-то в снегу человеческий силуэт, ветер треплет длинные пряди... или это просто мерещится. Чей-то плач почудился вдалеке.

Еще немного, и я буду молиться, чтобы он побыстрее вернулся, поняла Нээле. Амулет, зажатый в ладони, казался простой деревяшкой. Он не прогонял страх.

**

Уже думал, никогда не отыщет эту деревушку. Вроде и недалеко от дороги, только дорога та была хитрой: если ехать к Трем Дочерям, крыши хижин на виду находились, а если из крепости, прятались за огромными глыбами. Выдали глухие удары барабана, отгоняющего духов. Этот звук Лиани хорошо знал, в деревнях он сопровождал рождение младенца. Первые трое суток стучат на обеих зорях, в полночь и полдень.

Сейчас солнце прошло половину пути но небу, короткие тени казались проталинами на снегу. Конь, завидя жилье, побежал веселей.

— Не конец пути, но, возможно, отдых, — сказал ему Лиани, нагнулся погладить по шее.

А сердце защемило сильней, чем все эти дни. Просто волнение, или предчувствие — все-таки не успел?

Деревенские, тусклые, бледные выглянули из домов, смотрели настороженно. Была бы на нем прежняя форма, легкая опаска сменилась бы откровенным страхом.

— Я ищу девушку, — сказал он, останавливая коня. — Которую оставили у вас в конце осени.

— Такая была...

Иммэ, к которой его проводили, смерила гостя взглядом, полным странной тоски.

— Нет ее, — сказала хрипло, будто прокаркала. — Вчера я вернулась домой от соседки, а в доме пусто, и очаг прогорел. Вещи ее почти все тут остались.

И ухватила за полу куртки, поняв, что он сейчас кинется наружу, искать Нээле — в ледяном ущелье, в овраге.

— Стой, слушай меня. Ушла она, а вернее, кто-то увез. Мешочек с ценностями взяла, наверное — сейчас его нет. И другого, с целебными травами. Да и припасы с собой прихватила. В лес или на прогулку подобное просто так не берут. Ее-то следы замело ветром, только у развилки за поворотом двое коней привязаны были.

Добавила с горечью, с неприязнью:

— Кто-то успел эту тихоню забрать. Не ты первый.

Лиани не помнил, как оказался уже за деревней. Конские следы глубже человеческих, их было видно. Они давали надежду: если Нээле увезли, есть еще шанс застать девушку живой. Наверное, есть.

А может, за ней приехал кто-то из крепости? Но тогда бы остался, показал бумагу старосте.

...Так привык думать о птице, что не сообразил — тот, кто годами жил среди людей, может вести себя как человек. По крайней мере, ехать верхом.

До вечера юноша не сводил глаз с узора лунок, полузанесенных снежком. Лошадей было две, но одна бежала налегке. Ехал на другой один человек или двое, он не смог бы сказать. Если один...

Смеркалось: еще немного, и не различить ничего. И как пережить тогда эту ночь, одному Небу известно.

Хижину лесорубов он чудом нашел. Сперва показалось, просто еще одна глыба, приткнувшаяся между двумя побольше. Свет очага не проникал сквозь закрытые ставни. Сова помогла: ухнула, слетела на мягких крыльях, невольно потянула взгляд за собой. И взгляд этот уперся в крохотное строение, выбеленное недолгими пока снегопадами.

Лиани, шепотом поблагодарив сову, спешился, привязал коня, направился к двери.

Фигурка сидела у очага, у слабого пламени. Бесконечно одинокой она показалась, и ко всему равнодушной. Вздрогнула, когда приоткрылась тяжелая примерзшая дверь. А в следующий миг уже летела через комнатку, над земляным полом, повисла у Лиани на шее. Тот еле успел подхватить девушку, не то упали бы оба.