Капитан Магу-3

Коварный враг не стал предпринимать ничего, кроме обстрелов из стрелкового оружия. Было также сделано с десяток пушечных выстрелов, в результате чего погиб один и было ранено четверо себрийцев. Османийцы то ли не рискнули высунуть нос из своих траншей, то ли почуяли подготовленную ловушку. В любом случае, требовалось придумать какой-нибудь новый план, а это было очень не просто после бессонной ночи. Пришлось обратиться за советом к не менее опытным коллегам.

— Если прошедшей ночью мы заложили траншею, приблизившись к позициям противника, то следующей ночью османийцы будут ожидать нашей атаки с этого направления, так?

— Так точно, — подтвердил предположение начальника штаб-капитан Крыдлов.

— А если мы ночью не станем штурмовать, а накроем их огнем из гаубиц?

— Зря потратим бомбы, — возразил штаб-капитан, — у них там должны быть укрытия.

— Логично, — пришлось согласиться Алексу. — Значит, мы их должны выманить из укрытий в траншеи и на банкеты, а затем разом накрыть. Причем, сразу, без пристрелки. А что их может выманить?

— Начало штурма.

— Правильно. Тогда поступим так.

Днем новую траншею углубили до полного профиля. Кроме того, вокруг крепости заложили еще несколько, полностью отрезая ее от внешнего мира. Османийцы работам не препятствовали, если не считать редкого ружейного огня да нескольких чугунных ядер, видимо, недостаток боеприпасов в Крешове уже ощущался. Силы гарнизона оценивались в четыре тысячи штыков регулярной пехоты, около тысячи редифа плюс неизвестное количество башибузуков. Последние, правда, в крепостях, под огнем осаждающих, сидеть не любили, вполне могли и уйти до начала осады. К тому же у них после последнего неудачного штурма должно было быть изрядное количество раненых. Этих сил албаю Сатылмышу, или кому другому, кто командовал гарнизоном, хватало не только для обороны, но и для совершения вылазок. Чего османийцы до сих пор не делали, отдавая предпочтение пассивному сидению в укреплениях.

Два часа двадцать минут после полуночи. Время было выбрано в расчете на притупление бдительности османийских часовых и высокого начальства. Атаки можно было ожидать либо в начале ночи, в расчете за ночь закрепиться на захваченных позициях, либо под утро, чтобы продолжить штурм при свете дня. А в середине ночи выходило ни то, ни се. К тому же ровные и круглые два часа миновали, до трех можно расслабиться. Так вот, в два двадцать часовым послышался топот множества ног, а над долиной грянуло громкое "Ура-а-а!!!".

— Думаю, можно начинать.

— Я бы еще минуту выждал, господин полковник, — возразил штаб-капитан Гараев.

Алекс промолчал, хотя затянувшаяся пауза становилась невыносимой. Тем неожиданней прозвучала команда.

— Огонь!

С первых выстрелов расчеты гаубиц развили невероятный темп стрельбы, стремясь выпустить во врага как можно больше снаряженного порохом чугуна за единицу времени. За их грохотом затерялся шум, создаваемый солдатами батальона, расположенного в передовой траншее. Они топали и кричали, не выходя из нее. Зато османийскому люнету досталось куда как серьезно, всполохи взрывов сверкали один за другим, а грохот их соперничал с грохотом орудийных выстрелов.

— Прекратить огонь!

Все бы хорошо, да запас гаубичных бомб конечен, а следующий транспорт с ними неизвестно когда будет. Для засевших в люнете османийцев эта ложная атака стала не последней за эту ночь. Вторая началась ровно в шесть часов утра. Сначала люнет был обстрелян гаубичным огнем. Скрепя сердце, полковник Барти разрешил не слишком интенсивную четвертьчасовую артподготовку, ибо современные скорострельные гаубицы пожирали боезапас со скоростью, способной вызвать нервный припадок у любого армейского интенданта. Затем, все из той же траншеи поднялись густые цепи себрийцев и молча двинулись к люнету. Прежде, чем противник спохватился и открыл огонь, атакующие цепи успели пройти все пару сотен шагов и дружно залегли после первых же выстрелов. А на люнет вновь обрушился артиллерийский огонь, куда более интенсивный, но значительно меньший по продолжительности. Под прикрытием этого огня себрийцы вернулись на исходные позиции.

— На сегодня все, — подвел итог полковник, — вечером продолжим, а сейчас всем отдыхать!

Вечером, когда взошедшая луна было полностью затянута тучами, и наступила почти полная темнота к полковнику Барти привели пленного унтер-офицера, причем, из кадровых.

— Вот, господин полковник, из города пытался бежать!

У приведшего пленного руоссийского добровольца Алекс поинтересовался.

— И много еще таких поймали?

— Полтора десятка. По большей части башибузуков, двое из редифа, ну и кадровых штук пять. Те все рядовые, а этого унтера господин штаб-капитан приказал к вам привести.

И, спохватившись, спешно добавил.

— Господин полковник!

Пленник выглядел неважно. Не похоже, чтобы он сопротивлялся, и его били при пленении. Если уж он решился дезертировать и из осажденного города сбежать, значит, дела там идут неважно и город османийцы удержать всерьез не рассчитывают. А сам пленник жизнь свою ценит очень высоко и за сохранение ее все расскажет без утайки, с таким проблем быть недолжно.

— Ступай и передай господину штаб-капитану мою благодарность.

Отпустив конвоира и дождавшись толмача, полковник приступил к допросу. Запирался османиец недолго, его даже бить не пришлось, хватило обещания отправить дезертира обратно в Крешов. А знал он удивительно много для своего невысокого чина.

— Прежнего коменданта албай Сатылмыш сместил и сейчас гарнизоном командует сам, — переводил слова пленного толмач. — В городе солдат много, вместе с башибузуками около семи тысяч. С водой проблем нет, в городе много колодцев. Большие проблемы с продовольствием, на прибытие отряда Сатылмыша никто не рассчитывал и запасов не делал, хватит их не больше, чем на месяц, но рационы уже урезаны.

— Ну столько мы ждать не готовы, — усмехнулся Алекс, — спроси, как ситуация с боеприпасами.

Выслушав вопрос, пленник бодро залопотал.

— К старым винтовкам много, очень много, а к новым Трибоди-Тартини на складах ничего нет, осталось только то, что солдаты носят в подсумках. Порох и ядра есть, но пушек мало, а обученных артиллеристов и того меньше.

— Судя по тому, как они отбивали ночной "штурм", не врет. Какая в Крешове сейчас обстановка?

С этим ответом османией замялся, пришлось ему напомнить про отправку в Крешов, после чего он поведал интереснейшие вещи.

— После прошлого штурма в городе появилось много раненых. Вывезти их некуда, врачей и медикаментов не хватает. После вчерашней ночи их стало еще больше, все обывательские дома в городе приспособлены под лазареты. Потери очень большие. Сам он в люнете не был, но очевидцы утверждают, что он весь перепахан бомбами и почти стерт с земли. Во внутренней части люнета валяются трупы, оторванные головы и конечности. Даже кадровые солдаты отказываются идти в люнет на следующую ночь, нескольких из них казнили. Башибузуки на грани бунта.

— На счет трупов он, конечно, преувеличивает, у страха глаза велики. Но эти слухи играют нам на руку. Может, башибузуки действительно взбунтуются. Спроси его, почему дезертировал он сам?

Перевод толмача был вполне ожидаем.

— Его рота этой ночью должна будет удерживать тот самый люнет, он не надеялся дожить до утра и решился бежать.

— Ладно, пусть живет, — махнул рукой полковник, — а мы займемся его сослуживцами. Увести!

На вторую ночь время для атаки было выбрано такое же, а вот направление полковник Барти сменил на противоположное. Между двумя и тремя часами, воспользовавшись безлунностью ночи, около тысячи себрийцев молча и без единого выстрела преодолели заснеженное поле и внезапно обрушились на головы османийцев, сидевших в окопах. С этой стороны атаки никто не ждал, а потому, часовые службу несли не слишком бдительно. Атакующих обнаружили буквально в последний момент, а разрозненные, одиночные выстрелы никак не смогли сдержать их. В траншеях закипела ожесточенная рукопашная схватка.

— Ура-а!!! Бей! Алла!

Себрийцев было больше, они были полностью готовы к бою, а самое главное, верили в свою победу. Внизу, в траншеях еще вовсю дрались, когда первые храбрецы начали взбираться на вал люнета. Османийцы их встретили картечью и пулями. Дважды себрийцы пытались взять люнет и оба раза их с потерями отбрасывали обратно. Они уже собирались атаковать в третий раз, когда с ночного неба раздался протяжный, заунывный вой, от которого кровь стыла в жилах у обоих противников.

— Ложись!!!

Благо гаубицам не надо было менять позицию. Крешов — город небольшой, дальности им хватало с избытком. Проблема была в том, что позиции обеих сторон разделяло меньше двух десятков саженей. Малейшая неточность с установкой прицела и... Поэтому, полковник Барти не сразу решился задействовать свой главный артиллерийский аргумент в ночном бою. И только получив известия о двух неудачных попытках штурма, отдал приказ открыть огонь. Ночь, почти полная темнота и отсутствие связи исключали возможность корректировки.

Минут десять и те и другие прижимались, как можно ближе к земле молились, чтобы очередная двенадцатифунтовая бомба не взорвалась слишком близко к ним. Надо отдать должное штаб-капитан Гараеву, всего пара-тройка бомб доставила неприятности себрийцам, кровавые неприятности. Османийцам же досталось куда больше. После того, как разрывы прекратились, люди еще несколько минут не решались подняться, ожидали продолжения обстрела. Затем, поверив в его окончание, нащупали лежащее рядом оружие и кинулись продолжать прерванное артиллерийским обстрелом занятие — убивать друг друга, как можно больше и как можно более зверским способом: штыком, кинжалом, прикладом, голыми руками, упавших тут же затаптывали насмерть.

— Ура-а!!! Алла!

Крики и вопли массы народа, дерущегося на относительно небольшой площади, слились в единый вой. Все моральные барьеры рухнули, пленных здесь не брали, раненых не щадили. Долго так продолжаться не могло, слишком велико было ожесточение, долго копившееся, а сейчас выплеснутое наружу. Османийские аскеры закончились первыми. Изначально их было меньше, им больше досталось от артиллерийского обстрела, подкрепление из города к ним подойти не успело. Точнее, албай Сатылмыш не успел заставить своих нукеров идти в контратаку, ибо страх попасть под арт обстрел перевешивал пока боязнь наказания за неподчинение к приказу.

— Ну, наконец-то! Один люнет за двое суток!

На самом деле, полковник Барти был вполне доволен результатом сегодняшней ночи. В обороне противника зияла огромная брешь и ни у кого не было сомнений в том, что в течение следующих суток себрийцы полностью возьмут Крешов. Тем самым, окончательно очистят Южную Себрию от османийских войск. Правда, только что взятое укрепление еще предстояло удержать хотя бы до утра. До конца ночи еще было время, как минимум, для одной попытки отбить захваченное себрийцами обратно.

— Приказываю произвести ротацию батальона в захваченном люнете! И пусть гаубичная батарея будет готова открыть заградительный огонь по восточной окраине Крешова!

Ротацию провели быстро. Был риск, что противник начнет атаку во время смены батальонов, но обошлось. Впрочем, османийцы так и не проявили какой-либо активности до самого утра. Когда совсем рассвело, стало понятно, что попытка отбить захваченный люнет откладывается надолго. Держать свои войска в постоянном напряжении стало нецелесообразно.

— Выставьте часовых и можете отдыхать.

Как выяснилось двумя часами позже, приказ этот был опрометчивым, и последствия его сказались почти сразу. Едва прикорнувшего Алекса растолкал Драган.

— В Крешове стреляют!

Полковник не сразу сообразил, о чем идет речь. Стрельба же велась внутри города, где не было ни одного себрийского солдата. Пока себрийские командиры обсуждали, что бы это значило, пришло еще более тревожное известие.

— Османийцы прорываются из города!

Для прорыва противник выбрал самое неожиданное, а потому, наименее защищенное направление. Вдобавок ему удалось добиться внезапности. Третьим слагаемым успеха стала массовость двинувшихся на прорыв османийцев. Прибывшему к месту боя Алексу открывшаяся картина напомнила Коварну, только здесь все происходило днем и в куда меньшем масштабе.

Это была уже не армия — толпа. Одетая в шинели с погонами, вооруженная, но подчиненная уже не своим офицерам, а одному единственному желанию — выжить. И ради исполнения этого желания она готова была пойти на смерть. И пошла. Дерзко, неожиданно, бесстрашно, а потому, успешно. Быстро, невзирая на потери, османийцы преодолели открытое пространство и всей массой навалились на единственный, растянутый по фронту, активных наступательных действий на этом участке не планировалось, батальон княжества Ясновского. Княжеские вояки удара не выдержали, начали разбегаться, открывая османийцам путь к спасению. Дело даже не дошло до штыков.

И сейчас отдельные группы османийских солдат, бывшие взводы и роты, еще подчинявшиеся своим командирам или вожакам, переваливали через захваченные траншеи себрийцев, стремясь как можно быстрее и дальше уйти от Крешова. Кроме военных там же были жители Крешова. Общая численность бегущих доходила тысяч до восьми. Первым порывом полковника Барти было отдать приказ о преследовании. Догнать, разгромить, уничтожить! Но вместо этого он приказал прямо противоположное.

— Пусть уходят.

Не было предела удивлению офицеров, которым этот приказ был адресован.

— Господин полковник, вы позволяете противнику уйти?!

— Нет, я сохраняю жизни своим солдатам. А это... Это уже не противник. До имперской границы два десятка верст, а там их интернируют. Пусть кавалерия проводит до границы, но в бой не ввязывается. А я поздравляю вас, господа офицеры с полным освобождением Южной Себрии!

Позже, после допроса пленных, станет известным, что албай Сатылмыш планировал удерживать Крешов до последней возможности, но применил через чур жестокие меры к аскерам, отказавшимся идти отбивать захваченный себрийцами люнет. Те взбунтовались и подняли на штыки самого албая. Этот эпизод и стал сигналом к бегству из города.

Глава 9

Пока его подчиненные предавались всевозможным радостям победы над врагом, вроде изыскания брошенного обывателями Крешова, ставшего бесхозным имущества и алкоголя, их командующий занялся не совсем обычным для него делом — он писал. Приказал Драгану никого к себе не впускать, заперся в комнате с письменным столом, оставшимся от прежних хозяев, и погрузился в муки творчества. Кропотливо скрипел пером по бумаге, стараясь сделать почерк как можно более разборчивым и обойтись минимальным количеством клякс. Уж очень многое накопилось в его голове, что настоятельно требовало изложения на бумаге. Вечером, закончив с творчеством, Алекс, не торопясь, вдумчиво прочитал написанное, еще раз подумал и начал править. Правка затянулась до глубокой ночи. С утра, едва разлепив глаза, полковник вновь сел за письменный стол и принялся все переписывать набело.