Могильщик. Не люди

— Пожалуй, тебе нужно будет ночевать в другом шатре, — сказал Крамни Хаслу, пока могильщик и его жена не вернулись. — У меня, конечно, есть на неё управа, но если она получит хоть один шанс навредить тебе...

— Возможно, мне не нужно было вообще сюда приходить, — прошептал охотник.

Но сейчас уже поздно. Он сделал свой выбор, и сделал его для того, чтобы надежды, живущие в его сердце, претворились в жизнь. Нужно не допустить, чтобы все его чаянья умерли вместе с ним так же тихо и беспомощно.

В этот момент молодой охотник понял — зло живёт в людях, и не Урмеру виноват в этом.

— Я чутко сплю, — услышал он голос могильщика и рассеянно кивнул в ответ. — К нам никто не подкрадётся, маг.

Не Урмеру заставил отца и Викле ненавидеть друг друга, не Урмеру предал отца. Возможно, он был причиной, но сами люди творили львиную долю всего плохого из происходящего с ними.

Когда колдун умрёт, этому стаду нужен будет новый поводырь, иначе пастухи захотят взять что-нибудь у горожан, а горожанам не понравится, что у тех свой посёлок, и больше никто не продаёт им по дешёвке выделанную шерсть. И тогда наступит грызня ещё хуже, чем обычно.

Могильщик говорил ему об этом. Если Хасл сейчас не возьмёт на себя ответственность за людей, они погибнут.

* * *

Наверное, не нужно было убивать всех Познающих Истину... Урмеру нашёл ледник с мясом, но где хранились собранные овощи и зерно, маг просто не представлял. Скудные запасы, найденные им на нижнем этаже Башни, не в счёт — горожанам их не хватило бы и на неделю.

Маг облазил почти всю башню и несколько пристроек в поисках запасов, пока не догадался, что искомые им продукты всё ещё на огороде. Выходит, кому-то придётся ещё и урожай собирать.

К тому же, ему пришлось жрать кашу, которую Познающие готовили на открытом воздухе себе и Дружку. Миски нашлись тут же, а вот ложки куда-то подевались, и старый маг ковырялся в разогретом на костре вареве пальцами.

— Вот поэтому я люблю, когда всё идёт по плану, — зло сказал Урмеру Дружку, обтирая испачканные в каше пальцы о край миски.

Тот в ответ покачал тяжёлой головой, будто что-то понял. Но он не понял ни хрена! Чёрт возьми, сколько же проблем! Короткий момент удовлетворения, который Урмеру испытал, списывая старый и ненужный материал, давая ему волю, давным-давно прошёл. Теперь маг чувствовал лишь лёгкую скуку, смешанную со злостью на себя, Хасла, могильщика, Сильгию, да и вообще всё человечество.

— Тебе легко, — посетовал старик, — жрёшь себе мясо и не думаешь о будущем...

Чёрные от грязи пальцы Дружка разрывали бедро одной из кормилиц и заталкивали в рот мясо вместе с грязью. Одно из лиц питомца, то, что находилось в основании шеи, у правой груди, улыбалось какой-то младенчески глупой улыбкой, хотя обычно его искажала застывшая гримаса боли и ужаса. Третье лицо, у левой груди, спало как обычно, но это ничего не меняло. Эта дебильная улыбка просто выбешивала Урмеру.

— Думаешь, что скоро отмучаешься? — буркнул маг.

По-детски и глупо. Дружок давно потерял последние крупицы разума... Да и вообще, можно ли считать обладателя этого лица кем-то живым, если от него кроме нескольких костей, лица и части мозга ничего не осталось?

— Скоро вы все здесь отмучаетесь, — сказал кто-то рядом.

Урмеру вздрогнул и вскочил с табурета, озираясь в поисках говорившего. Не показалось же ему?

Нет, не показалось. Высокая нескладная фигура стояла у огорода, с отвращением оглядывая трупы. Где-то маг уже видел это грубоватое лицо со шрамом на подбородке, но точно понимал — его обладателя он не знает. Затягивающиеся раны и ссадины на левой стороне лица говорили о том, незнакомец попал в какую-то переделку.

Но куда больше старого мага интересовало, как этот человек проник сюда. В его вотчину, в самое сокровенное место, где он провёл столько лет, работая и экспериментируя. Через все остаточные эманации в городе, через его великолепную защиту на площади. Это грёбаный наглец...

— Ты... — прошипел Урмеру, — ты...

Ярость взяла верх над всеми остальными чувствами, и маг просто атаковал ублюдка всем арсеналом имеющихся у него убийственных заклинаний.

Но незнакомец отмахнулся от них одним лёгким движением правой руки, даже торба у его бока практические не сдвинулась с места. Отмахнулся небрежно, не особо разбираясь, куда все эти чары могут угодить.

Дружок с истеричными стонами смылся куда-то на другой конец огорода, одна из его правых рук фонтанировала кровью. Пару тел Познающих Истину разорвало на куски. Рухнула часть ограды. А сам Урмеру, поражённый собственным "Костоломом", свалился на землю, чувствуя, как выкручиваются и трещат его рёбра.

Прервать действие заклинание стоило чудовищных усилий. С трудом сев, Урмеру понял, что в каждом из его рёбер минимум по паре трещин, а некоторые совсем переломаны.

— Кто ты? — простонал маг, когда незнакомец приблизился к нему.

— Молодец, что больше не дуришь, — сухо сказал пришелец, не обращая внимания на вопрос. — Где Праведная Длань?

— Что? — прорычал Урмеру. — Откуда?.. — Нет. Про Длань могли знать многие. Сейчас мага занимало совсем другое: — Как ты прошёл сквозь Бергатт? И мою...

— Ты совсем из ума выжил? Я помогал тебе ставить ловушки на площади. Ты уже забыл? — чужак со шрамом на подбородке потряс своей торбой. — Впрочем, ничего удивительного в том, что ты меня не узнал. Тогда у меня было другое лицо.

Старый маг вздрогнул. Точно. Пусть лицо изменилось и помолодело, одежда другая — драные лохмотья из грубого сукна и овчины, а не тот прекрасный камзол, покрытый семиконечными звёздами из белого золота, но эту нескладную и длинную фигуру не признать было невозможно, стоило только присмотреться. Да и на торбе сквозь грязь с трудом, но проглядывалась вышитая серебром семиконечная звезда, взятая в круг.

Это был Он. И Урмеру узнал Его, хотя до этого видел лишь однажды.

— Я... я... — Урмеру почти заплакал от собственного бессилия. Магу хотелось бы убить не званного гостя, но его силы не шли ни в какое сравнение с возможностями пришельца.

— Ты идиот. А теперь быстрее отдай мне Праведную Длань, я не хочу терять здесь время.

— Ты должен мне помочь! — быстро сказал старик. — У меня здесь...

— Я и пальцем не пошевелю, чтобы помочь тебе или тому быдлу, что придёт за твоей голой, — резко сказал Он, убивая возникшую на миг в сердце Урмеру надежду. — Всё, ты наигрался в свои игры. И твой дырявый дружок — тоже. Я забираю Длань. Кстати, спасибо, что сохранил её. Так где она?

Старый маг с трудом сдерживал слёзы боли и разочарования. Но противиться Ему он не мог. Махнув рукой, он, всхлипывая и давясь слезами, повёл пришельца в Башню.

Здесь, в лаборатории на третьем этаже, и хранилась Праведная Длань. Каждый день одна из Познающих Истину обтирала её сухими платками и осторожно заворачивала в шёлк. Свёрток лежал на постаменте в центре лаборатории, рядом стоял лежак Сильгии... бывший лежак... а по другую сторону от постамента был хирургический стол.

Урмеру, превозмогая боль в груди, взял свёрток и передал его Ему. Незваный гость без всякого почтения выхватил артефакт из рук мага и быстро развернул шёлк, извлекая наружу забальзамированную кисть, когда-то, почти две сотни лет назад, грубо отсечённую от правой руки погибшего в бою с сыном Низвергнутого. Несмотря на возраст, при виде Длани можно было сделать вывод, что бальзам на неё нанесли буквально несколько часов назад. Те, кто её сохранил, обладали невероятной мощью и искусностью.

— Ты её использовал? — резко спросил Он, быстро, но внимательно изучив артефакт.

— Конечно. Без неё я бы не добился таких результатов...

— Заткнись. — На простоватом лице пришельца застыло угрюмо-задумчивое выражение. — Энергия из неё через край плещется. Как я и думал, они опять зашевелились. Могильщик здесь не просто так, он прокладывает путь им, пусть и не знает этого.

— Они — это...

— Я сказал тебе заткнуться! — рявкнул Он и в ярости отвесил магу такую пощёчину, что Урмеру отлетел к лежаку Сильгии и, тяжело, до хруста в позвонках, ударившись о край, сполз на пол, где и застыл, пытаясь перебороть боль в изломанных рёбрах.

— Я забираю это.

— Но... — Урмеру с трудом сел. — Но я же...

— Я сказал, что мне плевать и на тебя, и на тех, кто за тобой придёт. Надейся, что это будут твои уродцы: от их рук ты умрёшь несравненно быстрее, чем от рук своих бывших собратьев.

— Мои собратья забыли про меня, — с болью в голосе произнёс Урмеру. — Забыли много лет назад...

Пришелец, заворачивающий длань в шёлк на миг замер, и уставился на раненого мага.

— Забыли про тебя? — переспросил он. — Да ты совсем из ума выжил. Про тебя, говнюка, прекрасно помнят. И про твоих сообщников.

— Нас... бросили... оставили здесь... изгнали, а потом просто забыли о нас.

Незваный гость искренне и звонко рассмеялся.

— Вот какова сила самовнушения, — сказал он, отсмеявшись. — Ты, наверное, совсем забыл, что вы отказались отдавать Длань Ордену и едва унесли ноги обратно в Бергатт? А помнишь, как вы, фактически, взяли в заложники полмира, грозя распространить действие этого милого тумана дотуда, докуда вообще могли дотянуться? Представляешь, что началось бы, если б вы это сделали? Забыл, как я помог тебе запечатать эту башню, чтобы Длань хоть какое-то время хранилась в недоступном для других месте, но разрешил ей пользоваться, чтобы хоть как-то растратить накапливающую в ней энергию?

— Ты помог мне запечатать башню, — пробормотал Урмеру. — Но... нас изгнали... мои исследования были никому не нужны...

— Чёртов сумасшедший старик, тебе нужно было сдохнуть много лет назад, — покачал головой Он и ушёл, не сказав больше ни слова.

Урмеру с трудом встал, опираясь на край лежака. Из левого края рта бежала струйка крови, но причиной тому была разбирая губа. А вот когда маг закашлялся кровью, он понял — осколки рёбер повредил лёгкие. Он мог излечить свои раны, для этого нужен долгий покой и прорва заклинаний, но... кто даст ему время? Кто будет за ним ухаживать? Хотя бы кормить?

По ступеням, постанывая, поднялся Дружок. Бедолаге пришлось отгрызть кровоточащую руку и прижечь культю, сюда он пришёл в поисках повязки.

— Мы с тобой старые развалины, — с трудом произнёс Урмеру. — Скоро мы умрём. Но те, что остались там, на окраинах Бергатта, должны жить. Ты согласен со мной, Варл?

Дружок был занят своей рукой. Его основная голова, единственная ещё сохранившая остатки разума, даже бровью не повела, услышав своё настоящее имя.

Что ж. Тем проще ему будет убить сына.

* * *

Хасл проснулся за несколько секунд до того, как сопящий и матерящийся могильщик ввалился в шатёр. По ощущениям охотника была ещё глубокая ночь. У него побаливала голова, вкус браги ещё не выветрился из его рта, а мочевой вот-вот должен был лопнуть.

— Куда ты ходил? — спросил Хасл Велиона.

— А! Ты не спишь! — голос у могильщика ещё был пьяным. — Или у тебя такой чуткий сон? Я крался тихо, как ласка!

— Куда ты ходил? — повторил охотник. В это время его рука неосознанно искала спрятанный под одеялом нож.

— Поссать, куда ж ещё? Чего и тебе советую, нам скоро выдвигаться.

— Выдвигаться?

Велион пьяно хихикнул.

— А ты что думал, мы будем собирать всё наше великое и непобедимое воинство? В городе полно стукачей. Стоит нам прийти туда и начать собираться в поход, как в хуторе об этом узнают. Нет, дружище, мы пойдём в бой сейчас. Нападём неожиданно. Застанем врасплох. Перебьём этих сукиных детей спящими. Трууууби труба...

Хасл выбрался из-под одеяла, нож уже был в его ножнах. Теперь он слышал с улицы хмурые мужские голоса и бряцанье оружия. Он ещё толком не проснулся и не мог привести мысли в порядок, а его уже собрались куда-то тащить.

— То есть мы прямо сейчас атакуем хутор? — спросил он у ищущего в темноте свой рюкзак могильщика.

— Ну, не прямо сейчас. Через пару часов. Крамни говорит, что если идти напрямик через лес, то перед рассветом будем на месте.

— Но как мы собираемся нападать?

Велион ещё раз хихикнул.

— А как ты, великий стратег, собирался брать хутор?

Хасл открыл рот, но почти сразу закрыл. Он даже не думал об этом.

— Вот-вот, — хмыкнул могильщик. — На твоё счастье в твоей армии есть один человек, который, как ему говорили, мог стать прекрасным скважечником. А скважечник делает свои дела тихо и под покровом ночи. Он может пролезть туда, куда не могут другие, и вскрыть жертве глотку так, что та и не проснётся. Пошли, дружище, повоюем. А прохладный ночной воздух выветрит хмель из наших голов, пока мы будем добираться до места.

Могильщик закинул рюкзак за плечи и, нагнув голову, выбрался из шатра. Хасл быстро нашёл свой лук — для этого обычное зрение ему не требовалось, он чувствовал своё оружие — и вышел следом.

На улице плотной группой стояло четверо пастухов во главе с Крамни, чуть поодаль покряхтывал старый Хасл. Несмотря на увечья, он явно тоже собирался в поход — справа к его поясу прицепили ножны с длинным кинжалом. Глава пастухов щеголял с неестественно огромным мечом, висящем за его спиной на длинном ремне, перекинутом через плечо. Остальные изгои вооружились копьями и луками.

— Пошли, — сухо скомандовал Крамни. — Сегодня мы потеребим за мошну хуторян. Эти жирующие на наших костях говнюки заплатят сегодня за всё. Теперь мы будем брать у них то, что захотим, и назначим ту цену, которая понравится нам.

Хасл промолчал, да и остальные тоже хранили угрюмое молчание, даже бывший навеселе могильщик. Они готовились убивать. И быть убитыми.

Глава шестнадцатая. Пылающий хутор

Хасл никогда раньше не ходил по ночному лесу. Какой толк от ночной охоты? Вечером охотники обычно расставляли силки или обновляли ловчие ямы и укладывались спать, чтобы утром, сразу после рассвета, собрать угодившую в ловушки дичь. Потом весь день они бродили по лесу с луками или сидели в засаде.

Он бывал в этих местах. Но не узнавал дышащий влагой ночной лес. Глубокие тени не позволяли отличить овраг с крутыми склонами от безопасной ложбины. Тьма скрывала большую часть ночных обитателей от глаз, но их присутствие ощущалось буквально кожей.

Впервые за долгие годы Хасл почувствовал — лес для него чужой.

Чего не сказать о пастухах. Крамни уверенно вёл их отряд, избегая опасных или просто сложно проходимых мест. Через час ходьбы Хасл, увидев знакомые ориентиры, понял — они прошли почти половину пути до хутора. При этом отряд очевидно пару раз срезал там, где охотники и днём предпочитали не ходить.

Почти протрезвев и окончательно проснувшись, молодой охотник впервые почувствовал сильное беспокойство или даже страх. Он боялся этой вылазки. Боялся умереть или, что хуже, увидеть, как погибнет Мирека. И что она скажет ему, когда погибнет часть её семьи? Пусть он делит шкуру неубитого медведя, но даже если они победят на хуторе, а девушка согласится остаться с ним, им с могильщиком ещё нужно убить Урмеру. Хасл чувствовал — эта задача самая сложная.