Белый Клык

— Почему... — прошептала Янг, сжимая кулаки и не отрывая взгляда от коленей. — Как... как у тебя получается говорить об этом так, чтобы все то, что делал Белый Клык все эти годы казалось таким... необходимым? Правильным?.. Даже благородным, черт возьми!

Несколько секунд Браун молчал, а после отодвинул в сторону разделяющую их коробку и осторожно взял ее за руку, заставив поднять взгляд.

— Потому что это необходимо, — ответил он, поднимая руку выше, почти к глазам, осторожно перебирая ее пальчики своими. Наконец, он, выбрав указательный, продолжил, вновь посмотрев ей в глаза. — Но не позволяй себя обмануть, Фонарик. В том, что мы делаем... в том, что я делал, и буду продолжать делать, нет ничего правильного. И уж точно нет ни капли благородства.

Я полевой командир, Янг. Там, на заданиях, почти всегда — очень мало времени, все расписано по секундам. Очень часто нам нужна информация — и редко тот, кто ею обладает, согласен делиться ей просто так. Кому-то хватает разбитой губы и пары ударов в печень, кому-то...

Аккуратно, почти нежно, обхватив ее ладонь правой, механической рукой, он, двумя пальцами левой, больно сдавил кончик ее пальца за ноготь.

— Просто перелом — это больно, Фонарик. Раздробить кость на тысячи кусочков — еще больнее и пугает намного больше, чем иголки под ногти, потому что это не исправить, это не вылечить и никак не обратить, — он сдвинул пальцы чуть ниже. — А потом я перехожу к следующей фаланге. Мало кто дожидается даже этого. А те, кто дожидается... что ж, пальцев много, а для меня превратить их в порошок не сложнее, чем тебе сломать слипшийся кусочек сахара.

— Не пытайся меня запугать, — начала Янг и тут же замолчала, чертыхнувшись про себя, когда услышала свой предательски дрогнувший голос.

Он говорил это так просто, как если бы делал это десятки раз... и Янг по глазам видела — действительно делал. И сделает снова.

— Ты должна была смотреть видео, что крутили по ТВ несколько месяцев назад, казнь Лавендера Лайма. Я сделал это. Я нажал на курок. Тогда, ужасаясь чужой жестокости, ты смотрела на того же человека, что сейчас держит твою руку. И не пытайся делать храбрый вид: ты бледная, как смерть, Фонарик.

Зря он добавил последние слова. По сетчатке будто что-то мазнуло изнутри — Янг хорошо знала это чувство: ее обычно сиреневые глаза вспыхнули алым. Она еще успела краем глаза заметить, как озарилась ярким солнечным светом комната, ранее освещенная лишь одним тусклым ночником, от вспыхнувших волос.

— Не пытайся. Меня. Запугать, — прорычала она.

Перехватив его металлическую руку, она с силой отвела ее в сторону и переплела пальцы с другой, настоящей, сжав со всей немалой силой, что была в распоряжении второй в боевом зачете студентки Бикона.

— Не пытайся убедить меня в том, что ты чудовище, Плюшевый, — продолжила она. — Будь это так, Блейк не называла бы тебя своим старшим братом, не рискнула бы всеми нами, пытаясь спасти, не поставила бы на карту свою свободу, добиваясь встречи с директором. Чудовище не пощадило бы Руби в доках (уж теперь я знаю, на что ты способен), убило бы Вайс под автострадой... чудовищу бы и в голову не пришло проверить пульс у поверженного противника, даже когда бой еще не был закончен. И уж совершенно точно чудовище бы сознательно не пожертвовало своей рукой в попытке убить того, кто привел в город Гримм.

— Ты совершил одну большую ошибку, Плюшевый, — тихо сказала она, чувствуя, как глаза возвращаются к своему обычному цвету, а комната вновь погружается в уютный полумрак. — Ты стал моим другом. Позволил узнать себя. Говорил со мной. Шутил и смеялся над моими каламбурами. Тратил свое время, отвечая на вопросы. И теперь все — обратной дороги нет. Янг Сяо Лонг не бросает своих друзей. Ты говорил мне, что злые люди побеждают, потому что добрые ничего не делают. И ты был прав, поздравляю тебя с этим. Я больше не желаю быть одной из тех, кому все равно.

— Просто будь самой собой, Фонарик, — криво улыбнулся он. — Не притесняй фавнов сама, пресекай, если увидишь, как это делают другие, объясняй вещи, о которых мы говорили тем, кто будет задавать вопросы. Этого достаточно — если бы все хорошие люди делали хотя бы это, Белый Клык никогда бы не понадобился.

— Но они не делают. И не будут делать.

— А что собираешься делать ты? Ты не сможешь остановить меня.

— У меня есть план, Плюшевый, — широко улыбнулась она. — Просто доверься мне.

— Что за план? — потребовал фавн. — Не играй со мной, Янг. Есть что сказать — говори.

— Неа, — не убирая яркой улыбки с лица, ответила Сяо Лонг. — Ты, типа, будешь против.

Мгновение он сверлил ее злым взглядом... а после прикрыл в поражении глаза.

— Как можно быть такой упрямой?.. — вздохнул он.

— Сказал самый упрямый медведь в мире, — фыркнула блондинка. — Расслабься, Плюшевый. Все будет хорошо — гарантия Сяо Лонг!

Своей цели она добилась: медведь улыбнулся — слабо, но искренне, одной из тех редких улыбок, что обычно доставались Блейк.

— Звучит как-то не убедительно...

— Эй! Чуть-чуть больше веры! — помолчав немного, она тихо добавила: — Со мной все будет хорошо, Браун. Я обещаю. Завтра вечером я все тебе расскажу.

— Когда будет поздно?

— Когда придет время. Я еще не уверена, что получится.

— Договорились, Янг. Не смей делать ничего безумного до этого момента.

— Клятва на мизинчиках? — подмигнула она и осеклась.

Медленно опустив взгляд, она пару секунд разглядывала свою руку, все еще крепко державшую руку ее друга — такую маленькую и хрупкую в сравнении с его огромными лапами... а после, немного резче, чем хотела, выдернула ладонь и, пряча взгляд, вскочила на ноги.

— Ладно, меня девчонки ждут, — быстро сказала она, торопливо шагая к двери. — Спокойной ночи.

И, даже не дожидаясь ответа, почти выбежала из комнаты, хлопнув за собой дверью. Прислонившись спиной к дереву, она долго смотрела на свою левую руку, что все еще хранила его тепло и приятно покалывала от... непонятно чего.

— Черт... Черт-черт-черт! — прошептала она, прижимая ладони к горящим щекам. — Только этого мне сейчас не хватало.

С силой протерев лицо, безуспешно пытаясь оправдать этим жар, что уже, кажется, перекинулся даже на плечи, она с усилием откинула все это в сторону.

— Я подумаю об этом после, — пообещала она самой себе. — Сейчас не время.

Выпрямившись, она быстрым шагом направилась к студенческому общежитию — ее действительно ждали девочки. Настало время маленькой вечеринки на четвертых: возможно, ее последнего вечера с друзьями и сестрой.

А утром, пока Вайс и Руби будут сражаться на турнире, она поставит "на зеро" все, что у нее было.

Потому что ей не все равно. Потому что ей нужен способ повлиять на ситуацию.

— Я подумаю об этом после... — вновь повторила она, все еще чувствуя тепло, что волнами прокатывалось по телу, заставляя сердце биться слишком часто для той скорости, с которой она шла.

В попытке как-то оправдать это, найти безопасное объяснение сердцу, грохочущему в груди, тяжелому дыханию, жару на щеках и во всем теле, придавить чем-то медленно расцветающее внутри осознание, она перешла сначала на бег трусцой, а вскоре, когда и это не помогло — помчалась сломя голову, едва успевая вписываться в повороты.

"Чертов Плюшевый... Это ты во всем виноват!"

Глава 25. Начало конца

Закрыв за собой толстую стальную дверь, она методично защелкала замками. Закончив с правилами безопасности, она обернулась и пару мгновений с плохо скрытым отвращением рассматривала существо, с кажущимся спокойствием висящее в воздухе в центре комнаты.

— Ты мерзкий, отвратительный кусок дерьма, — сообщила ему Синдер Фолл, подходя вплотную.

Гримм чуть шевельнул десятком щупальцев с длинными острыми когтями на концах, но, распознав своего собрата, паразита-Гримм, что прятался где-то в теле посетительницы, успокоился, чуть наклонив в направлении Синдер большой ярко-алый шар, что был у несуразного создания вместо головы.

— Свяжи меня с Королевой, — приказала Фолл, подавляя инстинктивное отвращение перед единственным созданием на планете, лишенном души.

И уже спустя пару секунд склонила голову: ее госпожа никогда не требовала поклонения, но уважение — то, чего определенно заслуживала.

— Здравствуй, моя дорогая. Подними голову.

Повиновавшись без промедления, Синдер взглянула в кроваво-алые глаза реликвии Разрушения.

Мифическая Королева Гримм, взявшая имя Салем, смотрела на нее со слабой улыбкой существа, лишь внешне похожего на человека, так, будто просто изображала подсмотренные у других выражения, не способная понять, какие эмоции должны крыться за ними. Ее бледно фарфоровая кожа казалась выточенной из камня — и это впечатление только усиливали черно-алые прожилки вен, что причудливым узором разукрасили лицо, шею и руки до локтей: единственные открытые участки кожи, не упрятанные за длинным черным платьем. Шесть горизонтальных костяных выростов, торчащих из высокой прически белых как снег волос, завершали образ чуждой человечеству, одновременно и притягательной, и отталкивающей красоты.

— У нас все готово, моя Королева, — отчиталась Фолл, привычно придавливая инстинктивный человеческий страх и отвращение перед Гримм. — Мы завершили все приготовления и готовы начать, как и планировали с самого начала, в последний день фестиваля.

— Я ни на секунду не сомневалась в тебе, дитя, — кивнула Королева.

"Ложь".

— Как себя ведет Тириан?

— Как... Тириан, — ответила Синдер после пары секунд молчания, с трудом проглотив с десяток эпитетов, которыми она могла бы охарактеризовать фавна-скорпиона.

Она терпеть не могла засранца: так же, как втихую ненавидели его остальные. Тириан был сумасшедшим — и никто не любит безумцев. Лишь Салем, которую фавн, совершенно самостоятельно, не спрашивая никого, возвел в ранг Богини, могла контролировать его.

— Неужели он забыл мои слова? — нахмурилось Разрушение.

Гнев, в отличие от улыбки, получался у нее очень хорошо.

— Он подчиняется приказам, — покачала головой Синдер. — Это главное. Требовать от него большего было бы глупо: никто не обвиняет идиотов в том, что они не считают интегралы.

— Его присутствие необходимо, — скривившись, продолжила она. — Адам Торус уже подвел нас однажды: мне пришлось бежать из Бикона, лишившись самого удобного способа влиять на события. Его ненависть делает его удобным инструментом с одной стороны, но с другой — именно из-за нее он не способен смотреть хотя бы на два шага вперед: мне с трудом удалось убедить его не убивать команду Фавна-из-стали ради простенькой двухходовки, единственный недостаток которой в том, что ему придется сдержать ненадолго свою жажду мести. Если он подведет нас снова, мне нужен тот, кто создаст нужное впечатление о Белом Клыке... и, желательно, вообще о всех фавнах. Тириан подходит на роль безумного, одержимого злобой животного лучше все остальных.

— Это хороший план, — улыбнулась Салем, в кои-то веки изобразив что-то, действительно похожее на радость. — Я горжусь тобой.

— Вы сами учили меня, — склонила голову Фолл. — Сила человечества в единстве. Раздели их, заставь сражаться друг с другом, оставь один на один со своими страхами и проблемами — и окажется, что ноги несокрушимого колосса сделаны из мягкой глины. Я никогда не сомневалась в ваших словах, но сейчас вижу их правоту лучше, чем когда-либо раньше.

— Я никогда не ошибаюсь в вопросах, связанных с разрушением, — кивнула Королева и добавила, задумчиво глядя в сторону. — Именно поэтому я выбрала тебя. Такая маленькая, худенькая, приживалка в чужом доме, используемая в качестве прислуги... так мало силы, так много страсти, такой потенциал... и такая ненависть: еще почти можно было потрогать. Я не могла сделать лучший выбор.

Синдер лишь благодарно кивнула. Действительно, когда-то так и было. Сирота, лишь милостью состоятельных родственников не попавшая в приют, вынужденная стирать и убирать за ними, терпеть подзатыльники, насмешки и издевательства двоюродных сестер — она была слишком юна, слишком слаба и беспомощна, чтобы изменить это.

Она плевала им в суп, воровала и продавала за бесценок их вещи, но быстро бросила даже попытки противостоять им в открытую — неповиновение жестоко каралось. И после пары ночей, проведенных в подвале, после вечеров без ужина и горящей от ударов хворостиной спины она лишь крепче сжимала зубы, давилась по ночам беспомощными слезами и, свернувшись в своей каморке под тонким одеяльцем, мечтала о силе... и мести.

Ей было одиннадцать, когда в их загородный дом, в одной из деревень Вейл на берегу моря, пришли Гримм. Ее мечту о мести исполнили Твари Темноты, которыми пугали ее мама с папой, враги всего человеческого, безжалостные монстры, что могли только убивать. Ее мечту о силе исполнила их Королева, что долго смотрела на черноволосую худенькую, как щепка девчонку, дрожащую в углу, окруженную рычащими Беовульфами.

Мифическая Королева Гримм, страшная сказка, рассказываемая на ночь, предложила ей силу, власть и свободу, ограниченную только одним — волей Салем.

Это было больше, чем когда-либо предлагало ей человечество. И, в отличие от других, Королева Гримм свое слово держала — больше никто в целом мире не мог приказывать Синдер Фолл, больше никому не было позволено вытирать о нее ноги. И это было только началом.

— Как тебе сила Осенней Девы? — продолжила светскую беседу Королева.

Подняв руку, Синдер зажгла огонь, закрутила потоки ярко-оранжевого пламени вокруг ладони, добавила в него потрескивающие разряды молний...

— Недостаточно, — ответила она, закончив демонстрацию.

Этого уже было достаточно, чтобы сделать ее одной из сильнейших людей в мире, из того очень короткого списка, кому для власти и уважения не нужны были ни деньги, ни социальный статус... ничего — только они сами. Вот только каждый раз, когда Синдер обращалась к своей новой силе, то всем своим телом, каждый частичкой души, ощущала ее неполноценность, ущербность и пустоту, а когда пыталась зачерпнуть больше, чем могла дать ей искалеченная половина души Эмбер, то чувствовала себя так, будто без всякой анастезии, медленно и мучительно, вырывает самой себе больной зуб плоскогубцами.

— Ты заберешь себе вторую половину так же, как взяла первую, — покачала головой Салем. — Знание будет пытаться не дать Эмбер умереть, попытается найти способ передать ее силу кому-то другому. Зная его, не удивлюсь, если он найдет способ.

— За эти дни его кабинет посетили Пирра Никос и Янг Сяо Лонг. Обе вышли оттуда растерянными и задумчивыми.

— Откуда информация? — любопытно склонила голову к плечу Королева.

— Просто у студентов есть маленькие грязные тайны, которые они не желают выставлять на всеобщее обозрение, — улыбнулась в ответ Синдер. — Они даже не знают, кто их шантажирует. Проследить за кабинетом директора и выяснить, кто и когда из студентов первых трех лет обучения его посещал — мелочная просьба для того, чтобы спасти свою репутацию.