Наверное, что-то все-таки прозвучало в ее голосе, потому что Кайрен наконец обернулся к ней, оторвав взгляд от линии горизонта.
— Ничего. Буря проходит севернее. Нас заденет лишь самым краем — не больше трех баллов по Уотермаху [Гилберт Мария Уотермах де Франческо — знаменитый ученый, живший примерно за четыреста лет до описываемых событий. По информации из закрытых источников, являлся членом императорской семьи, однако, каким-то проступком вызвал недовольство правителя, после чего был сослан на Эспенансо, откуда уже не выезжал до конца жизни. Его работы, в частности классификация уникальных соляных бурь, были опубликованы и признаны общественностью лишь после смерти ученого]. Нам ничего не грозит! Придется только заглушить двигатель, чтобы соль не забила турбины. Ночь продрейфуем в океане, а завтра с утра будем на архипелаге.
Ида перевела взгляд с линии на карте, казалось, изогнувшейся еще сильнее и почти добравшейся до них, на серое марево за обзорным стеклом катера и неуверенно качнула головой:
— Так просто?
Кайрен щелкнул тумблерами, переключая их.
— Так просто.
Монотонный гул двигателей сменил свой тон на более высокий. Вообще-то было легко привыкнуть к нему настолько, что совсем перестать слышать, но изменение интенсивности звука вновь заставляло прислушиваться к нему. Еще пара щелчков, и в кабине катера наступила полная тишина. Наверное, яхта замедлилась и постепенно остановилась, но снаружи не было ничего, ни одного ориентира, позволившего бы это определить. Кайрен слегка толкнул штурвал кончиками пальцев. Тот сложился, врастая в приборную панель, почти сливаясь с ней. Индикаторы погасли, яхта словно засыпала. Только карта еще продолжала светиться, и изогнутый язык бури на ней уже накрыл точку катера, будто собираясь слизнуть. Ида не знала: либо это ее воображение играет с ней, либо она действительно слышит, как за корпусом яхты воет ветер, кристалликами соли скребясь по обшивке. Зашуршал, складываясь, ремень безопасности, когда Кайрен отстегнул его. Мужчина протянул руку, дотронувшись до плеча Иды. Всего лишь легкое прикосновение, лучше любых других заставившее почувствовать, насколько, до каменной твердости, напряжена ее спина.
— Как ты можешь совсем не бояться? — она повернулась к нему. Кайрен хмыкнул:
— Я, даже если бы постарался, не смог бы вспомнить, какая это по счету соляная буря в моей жизни. И три балла по Уотермаху — далеко не самый худший расклад! — он отщелкнул ремень Иды, все еще удерживавший девушку в низком кресле. — Пойдем, — Кайрен заставил ее встать. Корпус яхты своей формой напоминал вытянутую к хвосту каплю. И если возле кресел еще получалось стоять, выпрямившись в полный рост, то ближе к хвосту можно было лишь сесть прямо на пол, на специальное мягкое покрытие. Зато здесь с трех сторон были непрозрачные пластиковые стенки, а в четвертую — туда, где серое марево распалось на закручивающиеся в спирали соляные вихри, — можно было не смотреть.
Ида села, поджав под себя ноги и старательно повернувшись спиной к лобовому стеклу. Корпус яхты едва заметно приподнимался и опускался, а время от времени по нему пробегали волны мелкой дрожи — когда очередной порыв ветра налетал на его корму. За ночь буря отнесет их к югу на несколько километров или даже десятков километров. Для сверхскоростной яхты такое расстояние, конечно, не было проблемой. Особенно по сравнению с целой ночью, которую они потеряют и так.
— И почему этой буре нужно было случиться именно теперь, когда время так важно?! — Ида прислонилась виском к переборке. Губы Кайрена дрогнули в усмешке, но мужчина промолчал: фраза дочери императора явно не нуждалась в ответе. Девушка повернулась к нему. — Как думаешь: Рафана позволит мне воспользоваться передатчиком или вновь начнет выдвигать какие-нибудь условия?
— Какие-нибудь непременно, — проговорил Кайрен. Ида слегка кивнула — она поняла его. Поводырь хотел сказать, что вновь драться с ней Рафана уже не станет. Это не могло не радовать. С другой стороны, "какие-нибудь" было слишком неопределенно и оттого не слишком привлекательно. — И ты с ними согласишься, — добавил вдруг поводырь. Фраза звучала странно: ей полагалась бы вопросительная интонация на конце, но ее как раз и не было, словно Кайрен ни на мгновение не сомневался в своей правоте. Ида села прямее, разворачиваясь к нему. Если поводырь хотел заинтересовать ее, отвлечь от соляной бури, ему это удалось.
— Почему ты так считаешь?
Мужчина, сидевший напротив нее, усмехнулся:
— Потому что ты не хочешь этого делать!
Ида почувствовала, как на ее лице помимо воли появляется выражение недоумения, а ухмылка Кайрена стала шире:
— Ты, безусловно, вряд ли хочешь вновь встречаться с Рафаной, но на самом деле это мелочи по сравнению с тем, чего ты не хочешь в действительности! Ты не хочешь отправлять сообщение генералу Хотину, ты не хочешь встречаться с ним, а меньше всего ты хочешь вновь становиться дочерью императора. Но именно поэтому, Ида, — улыбка мгновенно сбежала с лица мужчины, будто ее никогда и не было, — ты это и сделаешь! Знаешь... — он откинул голову назад, прислоняясь затылком к переборке, — есть люди, которые ненавидят страх. Если их что-то пугает, они специально заставляют себя сделать это. Страх для них словно вызов, мимо которого они не могут пройти. А для тебя такой вызов — твое собственное желание или не желание чего-либо. Если ты чего-то не хочешь, то наоборот должна обязательно это сделать! Ты словно бы перестанешь уважать себя, если позволишь себе отступить.
Ида покачала головой.
— Если ты собирался сделать мне комплимент, то ты не угадал, — она хмыкнула. — И одновременно попал в самую точку. Я не борюсь со страхом, потому что уже давно признала собственное поражение — он в любом случае сильнее! Демонам — знаешь ли — все равно, бежишь ты от них или им навстречу: они не станут от этого ничуть менее чудовищными.
— Но и не более!
— И не более... — Ида вдруг перевернулась и встала на колени так, что ее лицо приблизилось к лицу Кайрена. — Реальность — такая штука — она не зависит от нас. И, хочу я или нет, мне все равно придется отправить сообщение генералу Хотину, встретиться с ним и перестать скрываться. А, чтобы мне не хотелось тянуть время, достаточно всего лишь вспомнить, для чего может быть использован азрак!
— Ты поэтому не спросила инженера, не знает ли он, для чего Вейду бриллианты?
Ида мгновение просто смотрела ему в глаза, словно смена разговора оказалась для нее слишком внезапной, потом опустилась на пятки, проговорив:
— Да, поэтому. Если ему не известно о демонах, то он не сможет предположить ничего полезного. А рассказать ему я не имею права. Кажется, мне теперь всю оставшуюся жизнь каждого встреченного человека придется относить к одной из двух групп: те, кто знает, и те, кому ничего не известно. Но генералу Хотину мне придется рассказать: я не смогу рассчитывать на его помощь, если он не будет знать, с чем ему предстоит сражаться, — Ида заправила за ухо прядь выбившихся из косы волос и вновь посмотрела на Кайрена, и в ее взгляде не было и тени той неуверенности, что сквозила в жесте. Ее синие глаза в полумраке яхты, освещенной лишь мерцанием навигационных приборов, казались темными и сияющими. И в них горел вызов. — Ты угадал: я действительно не хочу с ним встречаться. Из-за этого — и не хочу! Одно дело находиться в окружении людей, знающих, что ты поводырь, но при этом также являющихся поводырями, и совсем другое — разговаривать с кем-то, кто — в самом лучшем случае — лишь слышал о демонах. На меня всю мою жизнь смотрели, как на ненормальную. Когда ты рассказал мне правду, я подумала: это потому, что они не знают. Но теперь я сомневаюсь: может быть, как раз потому, что им все известно? — Ида вновь опустила глаза. За ее спиной, видная сквозь лобовое стекло, бушевала соляная буря, перед ней, рассматривая девушку так пристально, словно никогда не видел раньше, сидел Кайрен. Так что смотреть на серо-рыжий плотный шелк, обтянувший ее колени, наверное, было не самым худшим вариантом. — Достаточно? — вдруг проговорила Ида. — Я рассказала все, что ты хотел знать?
— Да, — мужчина кивнул, но в его голосе при этом ощутимо не хватало уверенности, словно он никак не мог понять, почему дочь императора спрашивает его об этом. Но Иде оказалось довольно и этого короткого слова.
— Хорошо. Значит, теперь моя очередь.
Кайрен приподнял бровь, обозначив насмешливое удивление.
— Мы не договаривались с тобой играть в вопросы и ответы!
— Нет. Но ты спросил — я ответила. Значит, теперь моя очередь.
Пару мгновений они просто смотрели друг на друга. Поводырь, расслабленно прислонившись к переборке яхты, Ида — сидя перед ним на коленях, но тоже явно не испытывая неудобства от странной позы и, очевидно, вполне готовая ждать вечность. Кайрен не выдержал первым, в очередной раз кивнув.
— Хорошо. И о чем же хочет узнать дочь императора?
Ида помедлила мгновение, словно теперь, когда она могла спрашивать, ни один вопрос не приходил ей в голову.
— Там, на девятнадцатом уровне альфа-шахты, — наконец проворила она, — когда Раф спросил у тебя твое имя, почему ты промолчал? Вряд ли инженер знает всех дворян Эспенансо. Ты мог бы просто назвать себя, и он никогда бы не догадался, что ты не из знати.
Мужчина не пошевелился. Он все также сидел, опершись о переборку, ноги согнуты, руки со сцепленными в замок пальцами лежат на коленях. Но ощущение расслабленности, исходившее от него еще мгновение назад, вдруг исчезло. Сама неподвижность стала казаться нарочитой, будто поводырь сознательно удерживал себя от того, чтобы не вздрогнуть.
— Потому что дворянам полагается если не название земель, указывающее на их владения, то хотя бы имя рода, — произнес он. — А все, что есть у меня, это "Кайрен"!
— Я не понимаю...
— Мой отец умер до моего рождения, — мужчина вздохнул, слегка пошевелившись, опустив руки с колен на пол. Напряжение ушло из его тела, словно он наконец поверил: своим вопросом дочь императора не собиралась его унизить или причинить боль, она действительно не понимала, о чем спрашивала. — По законам Эспенансо в этом случае ребенок не имеет права ни на его имя, ни на имущество. Наследовать мне особо было нечего, так что единственным, чего я лишился, стало имя... — он покачал головой, словно показывая: ему больше нечего сказать по этому поводу. Потом все же добавил. — Мои дети, если они когда-нибудь у меня будут, получат новое название рода уже по моему имени.
На этот раз настала очередь Иды кивнуть. Если она и хотела, что-либо сказать, то просто не представляла, что именно. Если бы она предполагала, каким будет ответ, может быть, не стала бы спрашивать. Свое любопытство она удовлетворила, но оно вряд ли того стоило.
— Теперь моя очередь.
Ида подняла глаза на Кайрена. Она могла бы сказать, что не хочет продолжать эту игру, но на самом деле она хотела: задать вопросы, которые причиняют боль, и получить ответы, от которых не становится легче... Снаружи соль царапалась об обшивку яхты. Тихий скребущий звук окружал со всех сторон, заставляя крошечный мирок казаться еще меньше — достаточно маленьким, чтобы в нем осталось место только для двоих.
— Спрашивай.
— Я не имею права на имя моего отца — это понятно, — произнес Кайрен. Ему не понадобилось время, чтобы придумать вопрос, словно он уже давно был готов у него. — А что с твоей матерью, Ида? Я ни разу не встречал упоминания о ней ни в одной официальной хронике, и ты тоже ничего не говоришь, будто ее вовсе никогда не существовало! Но в этой Вселенной даже наследные принцессы не появляются на свет иначе, кроме как родившись.
Если Кайрен опасался, что его вопрос причинит девушке боль, то он ошибался. Она в ответ лишь пожала плечами. Не совсем равнодушно, но близко к этому.
— Мой отец никогда не был женат, — произнесла она. — Соответственно, моя мать не является членом императорской семьи. А тот, кто не принадлежит к ней, уже не может считаться родственником. Полагаю, меня забрали у нее сразу после рождения.
— И что? — Кайрен даже не пытался скрыть недоумения. — Неужели этого достаточно, чтобы даже не поинтересоваться, жива она до сих пор или нет?!
Ида резко подалась вперед, вцепившись пальцами в шершавую обивку стен. Все ее спокойствие в одно мгновение разбилось на тысячу звенящих осколков.
— Не смей осуждать меня! — ее горячий глухой шепот заполнил пространство внутри яхты, смешавшись с шорохом бури за стенами. — Ты никогда не был на моем месте. Иначе ты бы знал: одного взгляда императора достаточно, чтобы не спрашивать и о гораздо большем!
— Прости! — Кайрен тоже поднялся на колени, чтобы приблизиться к ней, и протянул руку, дотронувшись до лица девушки. — Прости. Я... — Он боялся, что она оттолкнет его, но Ида прикрыла глаза и, слегка повернув голову, уткнулась щекой в его ладонь:
— Моя очередь?
— Твоя.
— В фургоне нашли двоих раненых солдат. Их обнаружили до того, как они умерли, им успели оказать помощь, но это ведь чистая случайность. Сложись обстоятельства по-другому, и ты убил бы их, так ведь? Только для того, чтобы раздобыть форменные плащи.
— Да.
— Что "да"? — девушка открыла глаза, с расстояния всего несколько сантиметров посмотрев на него. Кайрен хохотнул. Не усмехнулся, не рассмеялся, а именно хохотнул. Никак иначе этот звук описать было нельзя.
— Мы так не договаривались, принцесса! Один вопрос — один ответ. Но никто не обещал, что ответы будут развернутыми. Все, что у меня было сказать, я сказал, а теперь я спрошу, — на этот раз он не стал дожидаться разрешения, сразу продолжив. — А ты убила бы? — Ида подалась назад, отстраняясь от его руки. Кайрен отпустил ее, но все равно продолжил. — Когда мы разговаривали с Рафом, и вернулся тот гвардеец-тюремщик, он целился в нас, но на несколько мгновений выпустил тебя из виду. Я видел, как твоя рука потянулась к излучателю, но стала бы ты стрелять в него или нет?
— Того гвардейца-тюремщика, как ты говоришь, звали Лид, — произнесла вдруг Ида вместо того, чтобы ответить. — Ему было, наверное, лет двадцать. Он мечтал уехать с альфа-шахты и служить во дворце. Может быть, представлял себе, как придворные дамы будут засматриваться на его мундир...
Кайрен покачал головой. Он протянул руку и сжал пальцы девушки, лежащие на ее коленях. Достаточно крепко, чтобы она почувствовала.
— Солдаты противника — не плохие люди, Ида. И уж точно они совсем не то, что можно назвать вселенским злом. Мы убиваем их не за это — просто за то, что они солдаты противника!
— Ты полагаешь, дочь императора может этого не знать? — девушка резко поднялась на ноги. В хвосте яхты было слишком мало места, и, чтобы выпрямиться в полный рост, ей пришлось отступить к креслам и пульту управления, туда, где сквозь окружавшие со всех сторон окна была видна закручивающаяся воронками соляная буря.
— Я думаю, члены императорской семьи редко убивают своими руками, — в голосе Кайрена не было ни насмешки, ни упрека — простая констатация факта, и Ида остановилась, перестав отступать.
