"Имею топор - готов путешествовать!", роман целиком

— Аардварков? — содрогнулся Альбо. — Оборотней?

Боковое зрение — интересная штука: для того, кто владеет им в полной мере, открывается другая вселенная. Вселенная людей без масок, вселенная обнаженных лиц. Люди обнажают лица, когда им кажется, что на них никто не смотрит.

Оказалось, так же поступают и эльфы.

Я заметил, что после вопроса Альбо по губам принца скользнула легкая усмешка превосходства. Ах ты... Значит, говоришь, никогда не выезжал за пределы Витриума, высочество? Но при этом — знаешь, что такое аардварк?

Лжете, эльфы! Все время лжете!

Но, Гритт, эльфы — не лгут.

Перворожденные, м-мать их!

Высшая раса? Такой же скелет, одетый плотью...

Более духовные? Вероятно.

Милосердные? До глупости.

Красивые? Я бы не назвал утконосую эльфийку небесной красавицей.

Лживые — как люди.

Вот это — верно. И плевать, что эльфы не лгут. Инстинкт варвара буквально орал мне в уши: "Они брешут, Фатик!".

Однако я дал слово проводить их к Облачному Храму, и теперь был вынужден периодически стряхивать с ушей некоторое количество эльфийской лапши.

Ладно.

— Это земляные свиньи, — пояснил я уныло. — Живут в норах, питаются термитами. Могут разворошить ваш багаж. Хм, вкусные...

— А змеи... и пауки там водятся? — осведомился Монго. Ага, боится мелкой живности, надо же.

— Ничего особо ядовитого, — сказал я. — Разве что песчаная медянка. От укуса разносит физиономию, как... — Я покосился на дородные щеки Альбо, но не решился на сравнение. — В общем, ерунда. Но в Пустоши легче затеряться, к тому же я знаю ее как свои пять пальцев. Пусть шайки рыщут по тракту туда-сюда, мы просто тихо его объедем. За нами они вряд ли сунутся, они, как бы сказать, городские жители, а горожане привыкли ездить по хорошим дорогам. То же самое они подумают о нас. Сколько гшаанов может наплодить Фрей?

Виджи покачала головой:

— Мы не знаем меры его сил. Если он прибегнет к помощи городских магов...

— Яхан... Имоен, ты знаешь что делать, если эта штука попадется тебе на глаза.

Лесная нимфа кивнула.

Я поскреб свежую щетину. Она хрустела под пальцами.

— Наш белобрысый смертоносец что-то подозревает, иначе не послал бы тварь выслеживать нас совсем не у Ближнего перевала. Полагаю, он действует сразу во всех направлениях. Но, сдается мне, фора в пару дней у нас все-таки есть.

— Мы поедем во Фрайтор через там? — Скареди показал на Дальний перевал.

— Через там и еще через тут, — я провел пальцем извилистую линию по горам Галидора. — Мост Дул-Меккарин, уже фрайторское владение. Мы пересечем Пустошь дня за три-четыре, на пятый будем уже возле перевала, на шестой — поднимемся и пересечем мост. Придется заехать в местную кузню, чтобы перед горными тропами перековать лошадей.

— Да пребудет с нами... — начал Альбо, но осекся под моим тяжелым взглядом.

Топор, где ты, мой топор! Я снова впал в скверное настроение.

*Расцветка килта, по которой определяется принадлежность к тому или иному клану.

27.

Добыча сковородки — это вам не охота за артефактом, призванным спасти мир от всеобщей Тьмы. В первой же деревушке нашлась только одна свободная сковорода размерами со слоновье ухо. Общинная собственность, на которой в праздники готовили на всю братию, ценой всего в десять реалов золотом. Во втором поселке мне попытались всучить дырявую сковороду, замазанную подкрашенной глиной, в третьем предложили на выбор десять чугунков и ни одной сковородки, в четвертом несколько сельских лоботрясов завлекли меня во внутренний двор трактира и попытались ограбить (я проучил их несильно, боялся убить), и лишь на пятый раз мне повезло. Впрочем, это не совсем верное слово, ибо за сковороду содрали втридорога. Плюнув на конспирацию, я прикупил и запасное колесо для фургона, навесив кузнецу лапши о "подарке другу на День рождения".

Наконец мы свернули на Огрову Пустошь. Громадной кляксой она вытянулась от Галидорских гор до морского побережья. Некогда здесь плескался залив с многочисленными рифами и островками, но вода ушла, оставив никуда не годные засоленные почвы. На окраинах Пустоши кое-где добывали ракушечник, но далее тянулись места совсем дикие.

Я остановил фургон у спуска, спрыгнул и окинул взглядом бескрайнюю чашу Пустоши. Горизонт терялся в жемчужно-розовой дымке. Ага, Кривой менгир — вот он. Бойкие огры нацепили на него парик из мочальной тыквы. Значит, от менгира — налево. Давно, давно я здесь не бывал... Сухие кустарники и пыльные пучки жесткой травы, редкие ручейки пресной воды, ящерки, снующие меж закругленный камней и термитников. Иногда из земли выпирают огромные серые, точеные ветрами кости сухопутных кракенов, бродивших тут в незапамятные времена...

Пустошь я знал чуть хуже, чем свою правую ладонь. Меня тягали сюда как проводника много раз. Кто искал сокровища затонувших кораблей (результатов — ноль), кто — развалины древних городов (аналогично), иные хотели сподобиться мудрости отшельников веры и анахоретов (о, этих мерзавцев тут было — как вшей в бороде каторжника). В глубине Пустоши обитали племена равнинных огров. Мирные вегетарианцы, по отношению к которым слово "тупые" звучало бы комплиментом их сообразительности. Обычно они вели оседлую жизнь, выращивая тыквы, дыни, окру и репу на островках плодородных земель, и впадая в спячку в холода. Я говорю "обычно", потому что у местных огров существовало несколько бродячих деревень, одержимых охотой к перемене мест. О, эти деревни... Но об этом расскажу в следующий раз. Что до тварей повышенной свирепости, то как-то раз я встретил тут облезлого дикого кота. Свирепая тварь преследовала меня неотступно и, делая большие глаза, в конце концов выклянчила у меня почти все запасы вяленого мяса.

Я вздрогнул: из глубин Пустоши ветер принес одинокий, тоскливый вой.

— Оборотень? — Альбо сделал знак отвращения зла и тут же утер вспотевший лоб.

Скареди повторил знак:

— Да защитит нас святая Барбарилла!

— Оборотень? — Я прислушался, зацепив взглядом эльфийку: ушки на макушке, тонкая рука готова выхватить клинок из-за плеча. — Да нет... Какие тут оборотни? Отшельники, анахореты... Новый урожай овощей еще не поспел, а отшельники — тоже люди, только такие, у которых в башке перекос, потому охотиться они не желают, а питаются исключительно растениями. По полгода жрать сушеные стручки окры и вяленую репу — тут и агнец взвоет. Почти все пустынники — шальная братия, многие из них — сущие безумцы. На привале не отходите от лагеря далеко, а если уж отошли — берите с собой оружие. Косматых незнакомцев лучше не подпускать близко. Кто знает, что они захотят с вами сделать. Сперва бейте — потом спрашивайте. Как-то так.

— Брутально, — сказала Крессинда, наморщив нос-пуговицу.

— Зато останетесь живы. Отшельники могут ловко прятаться, одиночество обостряет звериные инстинкты, и вот вам заповедь на этот случай: всегда, когда отходите от лагеря, проверяйте ближайшие кусты и выемки, бросая в них камни.

— Тяжелые камни? — спросил сэр паладин, возвышаясь над Альбо и гномшей на полторы головы. Гритт, он был даже выше меня!

— Ну... какие осилите бросить. Прошли немного — бросили камень. Еще прошли — еще бросили. Все тихо — идете дальше. Таков закон Пустоши. У ручья — один моется, другой стережет. Только так.

Альбо смахнул пот с тонзуры:

— Великий Атрей!

— А может... товой... их просто накормить? — спросила Имоен.

Добрая женская душа! Слепая вера в то, что если морального урода или обычного дурня, который ищет святости вместо того чтобы работать, накормить, отмыть и приласкать, тот сразу исправится, поумнеет, станет человеком.

— Накормим одного, явится еще десять, да и первый сразу за нами увяжется. Дешевле избить и бросить. Бить разрешаю ногами.

Монго протолкался вперед, взяв лютню наперевес (да, именно Монго вез с собой лютню, представьте!).

— Это... грубо!.. Жестоко.

— Ага, — кивнул я и чувствительно ткнул в его цыплячью грудь пальцем. — Тебе разрешаю никого не бить, усек? Когда тебя двинут булыжником, выпотрошат и сожрут — то-то мы посмеемся.

Его бледные щеки пошли красными пятнами. Ар-р-ристократ, Великая Торба! Праведник! Нет, проще водить по горам и долам пьяных гномов.

— Тут должно быть полно змей и пауков... — обронил он,

Напарник подъехал ко мне и спрыгнул с ишака.

— Позади чисто, Фатик. А-а-апчхи-и-и! Глянь-кось, чего я нашел на дороге, — он протянул мне ременную пряжку с тонкой серебряной филигранью и мелкими изумрудами. — Господа-эльфы потеряли. Точно — они. Я от нее чихаю.

Принц оставался в фургоне, поэтому я молча протянул находку Виджи:

— Ваше, добрая фея?

Она приблизилась, я услышал исходящий от нее аромат. Взяла пряжку с моей ладони. Касание прохладных пальцев заставило старину Фатика вздрогнуть.

— А-а-апчхи-и! Да точно, ихнее! Я ж чихаю!

— Добрая фея, это — ваше?

Она кивнула, как бы между прочим. На замкнутом лице появился намек на улыбку.

— Спасибо, это действительно наше... — Повернулась к Олнику. — Спасибо, милый гном...

— А-а-апчхи-и-и! — Я решил, что Олника сейчас вывернет наизнанку. Не только от близости эльфийки, но и от похвалы, которая могла подействовать как рвотное. Она бы еще по голове его погладила!

— Это фамильная вещь... Мы думали, что потеряли ее навсегда. — Виджи кивнула гному, затем мне — величественно, как королева, и направилась к заднику фургона. Заостренные кончики ушей — ни гугу. В смысле — не покраснели. Значит — не лжет? Значит — и впрямь потеряли? Либо она настолько хорошо вжилась в роль, что ложь...

Однако эльфы не лгут, яханный фонарь!

Или в этой максиме есть нюансы?

И вот еще что: "мы", "думали", нет, они точно — муж и жена!

Я загрустил. Сквозь грусть пробилась гипотеза, которую я поспешил удавить.

Нет, ерунда. Я же своими глазами видел, что сделали с эльфами подручные Фрея. Ну а во дворе Ночной Гильдии он пытался всех нас ухлопать. Ну да, сперва он велел прикончить меня, но потом собирался разделаться с эльфами, я уверен. Меня он хотел убить первым по одной простой причине — месть за унижение. Смертоносцы такого не прощают.

Я поднял камешек и бросил вниз. Камешек покатился, оставляя шлейф бурой пыли.

Под тоскливый вой святого отшельника мы покатили навстречу моим призракам прошлого.

* * *

Я отъехал в глубину Пустоши миль на двадцать, спускаясь по пологим террасам бывшего залива, и двинул фургон на северо-восток, ориентируясь по менгирам — похожим на огурцы одиноким камням, врытым в землю на четверть. Их натыкали в Пустоши Предтечи, загадочный народ, сгинувший бесследно*. Среди людей гуляли слухи, что Предтеч забрали к богам за особую святость (я полагаю, такого розового, с бледным золотистым сиянием оттенка), и что Пустошь, откуда их забрали, до сих пор хранит следы благости Небес. Именно потому тут развелось столько анахоретов и прочего сброда. В комиссии по религии, куда входили представители всех пятидесяти официально разрешенных богов Харашты, до сих пор шли сражения, бои и стычки на тему — чей же бог это сделал и кому, в таком случае, надлежит оградить Пустошь забором, чтобы пускать туда паломников за деньги. Компромиссное решение — разбить Пустошь на отдельные квадраты и пускать туда паломников своей веры, никого не устраивало. Все — или ничего. Ох уж эта человеческая жадность!

Менгиры были разной высоты, но меньше девяти футов не попадались. Под иным можно было укрыться от солнца, вытянувшись поперек его тени. На поверхности камней были выбиты орнаменты, сглаженные работой ветра. Проезжая мимо одного, я отыскал нацарапанное гвоздем имя Фатика Мегарона Джарси и чуть не прослезился: как же давно это было, а камень помнит!

Теперь мы ехали днем. Прочные, обитые стальными полосами колеса фургона поскрипывали по камням. Песчаные зайцы, ящерицы, пугливые стаи аардварков, канюки да изредка отшельники дикого вида — вот и все живые существа, что нам пока встретились. Я правил, иногда выгоняя команду из фургона, чтобы дать роздых лошадям. Благо, лето еще не началось, и желтое солнце Пустоши позволяло двигаться пешком достаточно резво.

Мне не давала покоя одна мысль, она изводила меня, пока я бодрствовал. Настолько, что постепенно я начал бояться, что превращусь в параноика.

Если моя гипотеза верна и происшествие с пряжкой не было случайностью, кому в таком случае эльфы указывают наш путь?

* Что? Говорите, менгиры и есть те самые следы? Э-э, гм...

28.

Минуло три дня, крепкие лошадки карликов не знали усталости. Мы спешили на юго-восток, и пока все шло нормально, другими словами — не через задницу, чему я несказанно удивлялся.

За это время я успел приглядеться к своим спутникам. Я предполагал, что негодяй, уморивший коней, находится среди них. Семеро — из них двое эльфов, уже замаранных обманом старины Фатика в Хараште и происшествием с пряжкой. Но отравить лошадей? Не-е-ет, эльфы... гуманны. К тому же — эльфы не лгут, если вы позабыли. Может, они и пытались указать кому-то дорогу (черт, но ведь эльфы не лгут!), но отравить благородных животных — нет, на такое они не способны.

Значит, остаются эти пятеро. Гномша — и человеки. В общем, я присматривался к ним, но покамест никто не вызвал у меня обоснованных подозрений. Подробности своей жизни они скрывали, однако кое-что мне удалось выведать. Но — лишь самую малость.

По большей части, все они (кроме Монго) были энергичны, деятельны и собраны, не допускали суетливых жестов и старательно слушались меня во всем. Правда, стараниями одного резвого гнома, моих ушей достигли слухи, что Крессинда — едкая бабенка! — за глаза называет меня "командором без Ордена" и "генералом без армии", но носить такие прозвища, согласитесь, лучше, чем прозываться "тупым идиотом", "меднолобым бараном" и "горой мышц без мозгов". Костяшки моих кулаков до сих пор помнят челюсти тех, кто пытался дать мне такие имена.

Может, я и недостаточно велик для варвара, но по зубам могу съездить жестко, по-варварски, если меня довести.

Но, Гритт, кто же из них отравил лошадей, и зачем?

Я так и не выяснил этого.

Они достаточно загрубели в пути, а Монго даже обзавелся траурной каймой под ногтями, от чего сильно страдал, без конца вычищая грязь острием кинжала. Однако никто не стонал и не жаловался. У них была цель — Оракул, и они двигались к ней с достойным упорством.

Тучный Альбо, на удивление, тоже не слишком уставал. Он нес свою вахту, помогал разводить костер, запросто мыл лошадей, тихонько матерясь себе под нос. Макушку брил каждый день перед утренней молитвой. "Зарастает, ишь..." — бормотал, тщательно выскребая кожу. По вечерам он рассматривал звездное небо и, сверкая тонзурой, чертил на песке астрологические диаграммы. Он спросил о дате моего рождения, на что я пожал плечами: не знаю. Дедуля Трамп решил, что мне было десять лет, когда он меня отыскал. Значит, сейчас мне тридцать два, плюс-минус год. Никогда не увлекался астрологией.