Лида недовольно морщится, но тоже начинает переодеваться для похода в театр...
В перерыве мы с женой устраиваемся в буфете — ей вдруг захотелось горячего чая. Это в такую-то жару! Сидим, прихлебываем чаек, и Лида делится впечатлениями от спектакля:
— Мейерхольд, конечно, гениальный режиссер. Но, на мой вкус, он чересчур уж размашисто экспериментирует с классикой. А вот игру актеров ставит просто великолепно!
Она замолчала, и стал отчетливо слышен громкий разговор компании дамочек, сидевших за соседним столиком. Говорила сухопарая дама неопределенного возраста, затянутая в облегающее черное вечернее платье, с длинной ниткой жемчуга на шее:
— Ах, Машенька Бабанова чудо как хороша в роли дочки Городничего! Как славно, что мы успели ее посмотреть до отъезда театра на гастроли!
Ей вторила полноватая (если не выразиться сильнее), солидная соседка, что называется, 'в возрасте', не преминувшая явиться в театр в котиковом палантине:
— Да уж, Зинуля Райх на ее фоне смотрится довольно бледно. Зря, зря Всеволод поставил их в паре.
— Так что же, Мейерхольду вообще не выпускать свою жену на сцену? — возмутилась третья, самая молодая, с кокетливой маленькой шляпкой на золотистых кудряшках.
— Почему же, — возразила первая, — просто надо разводить Зину и Машу по разным спектаклям.
— Нет, вы не понимаете, — вмешалась солидная. — Будет Всеволод Эмильевич выпускать на сцену Бабанову вместе со своей женой, или отдельно, в любом случае симпатии критиков и публики остаются явно на стороне Маши. Вспомните, что писали об игре Бабановой в пьесе 'Рычи, Китай!', где у нее была всего-навсего эпизодическая роль мальчика-слуги. Разве о Зине писали хотя бы вполовину так хорошо? А Всеволоду это — как нож острый! Как же, кто-то смеет затмевать его жену. Вот увидите, он, в конце концов, выживет Бабанову из своего театра!
Жена поднялась со стула, оставив чай недопитым.
— Пошли отсюда, Витя. Лучше посидим в фойе. Противно слушать этих 'театралов', которых интересует не искусство, а лишь сплетни и закулисная возня.
Глава 14. Дела военные... и педагогические.
Во вторник, 19 апреля, придя на работу, обнаруживаю в газете 'Правда' любопытную весть. Начну издалека — в отличие от покинутой мною реальности, здесь в настоящее время в Великобритании у власти находится не консервативная партия, а лейбористско-либеральная коалиция. Соответственно, Остин Чемберлен не является министром иностранных дел, а посему никакой январской ноты Чемберлена, как и 'нашего ответа Чемберлену' здесь не было. Но при всем при этом политика британского правящего класса в основе своей не изменилась. И вот, министр иностранных дел нынешнего правительства, Артур Хендерсон, разразился-таки нотой, весьма похожей по содержанию на ту, известную мне по другой истории. Правда, лейбористы и либералы — это не совсем то же самое, что консерваторы. Потому и нота появилась не в феврале, а апреле 1927 года, и тон ее оказался не столь резким, однако же, предостережение насчет нашего вмешательства в китайские дела оказалось вполне недвусмысленным.
Интересно, зайдет ли теперешнее правительство в своем давлении на СССР столь же далеко, как консерваторы в моем времени? И как это может сказаться на наших экономических отношениях с Великобританией, особенно на перспективах получения крупных кредитов? Впрочем, пока никаких данных для ответа на эти вопросы у меня не имеется, и потому их можно отложить в сторону. Тем более, что более насущных дел хватает, и всем им надо уделить внимание.
Наиболее срочное из этих дел — подготовка к предстоящему заседанию Военно-промышленного комитета при СТО СССР. Повестка дня включала весьма серьезные вопросы: организация серийного производства танков и боевых самолетов.
Мне необходимо присутствовать на этом заседании, как члену коллегии Центрального Военно-промышленного управления СНК СССР. (Господи, и где я еще не член коллегии? В Госстандарте, в Комитете трудовых резервов, да еще и тут до кучи. И это помимо работы в ВСНХ и 'подработки' в ОГПУ!). Как меня в начале работы в ВСНХ посадили на дела с военной промышленностью, так с тех пор и кручусь. А вы думали, я на испытания МС-1 из детского любопытства ездил?
Меня несколько насторожило то, что члены РВС СССР — при этом Тухачевский и Уншлихт, отнюдь не бывшие единомышленниками, по данному вопросу выступали чуть ли не в унисон, — не только настаивали на широком развертывании производства МС-1, но и ставили задачу скорейшей постановки в серию 'оперативного танка', разрабатываемого сейчас под индексом Т-12. Особенно неприятно было то, что к этой точке зрения присоединился и начальник Военно-технического управления РККА Иннокентий Андрееевич Халепский.
'Погодите же', — думаю, ерзая на своем стуле, — 'я вам устрою ушат холодной воды!'
Когда мне предоставили слово, начинаю с того, что делаю реверанс в сторону военных:
— Моей задачей не является участие в дискуссии на тему, насколько и в каком количестве нужен РККА танк МС-1, принятый на вооружение под индексом Т-18, и сколь велика потребность в перспективном оперативном танке Т-12, — во всяком случае, не стоит рассуждать на эти темы публично.
— Буду рассуждать как инженер и как производственник. Танк Т-18 — это максимум того, что может сейчас дать наша промышленность. По существу, это лишь некоторая модернизация танка образца мировой войны (чуть не ляпнул — первой). Но даже с такой ограниченной задачей один из наших лучших заводов справился с большим трудом. Танк недостаточно надежен, его преследуют постоянные поломки, у него очень низкий ресурс двигателя — гарантийная наработка на отказ всего 150 часов. Ресурс гусениц тоже невелик, составляя менее 300 километров пробега до выхода из строя траков. А бывает, что и через 60 километров ломаются, — так, душки-военные уже скорчили кислые рожи.
— И что же, товарищи, представляющие здесь РККА, действительно хотят наводнить войска боевыми машинами, по поводу которых специалистов Орудийно-Арсенального треста будут засыпать жалобами на то, что танк больше ремонтируется, чем ездит? — по рядам военных прокатился шум.
— Что касается более мощного танка, то для него попросту нет подходящих по мощности двигателей. Единственный практический вариант, который просматривается, — приспособить для этого освоенный на заводе 'Большевик' авиационный двигатель М-5, в девичестве именовавшийся 'Либерти', и разработанный американцами еще во время войны. А ведь ведущие империалистические державы — Великобритания и Франция — как раз сейчас прекратили работы по модернизации старых образцов танков, еще военной поры, и приступили к разработке принципиально новых машин, — тут военные не просто зашумели, но еще и завертели головами. Они что, ищут начальника РУ РККА, чтобы выспросить у него насчет этой новости? Так Яна Берзина здесь нет.
— Что же делать? — задаю вопрос и сам же отвечаю на него. — Прежде всего, не впадать в излишнюю торопливость, не спешить насыщать войска сырыми, по существу, экспериментальными образцами. Впрочем, танк Т-18 способен выполнять реальные боевые задачи по поддержке пехоты, хотя и ограниченно, из-за присущих ему недостатков. Он вполне может быть использован и для обучения танкистов применению танков, а пехоты, кавалерии и артиллерии — взаимодействию с танками. Вот с учетом данных обстоятельств и надо решать вопрос об объемах производства этих машин, — на этот раз представители РВС СССР не шумели, а поглядывали на меня с заинтересованностью, от которой я, впрочем, не ожидал ничего хорошего.
— Задачи производственников при таких условиях должны заключаться в том, чтобы тщательно изучать зарубежный опыт, осваивать передовые технологии, необходимые для производства более совершенных боевых машин, целиком отвечающих современному уровню. К сожалению, сейчас, в особенности в том, что касается двигателя, — сердца танков и самолетов, — мы пока не в состоянии конкурировать с ведущими державами, и придется приложить немало усилий, чтобы изменить это положение, — ряды производственников реагировали на мое выступление двойственно. С одной стороны, их не могла не привлекать перспектива избавиться от необходимости надрываться, обеспечивая массовое производство столь сложного и трудного в освоении изделия, как танк. С другой, некоторые из них явно связывали с большим государственным заказом по развертыванию производства танков возможность выцыганить всякие плюшки и преференции. — Тем временем, — продолжал я, — войска приобретут опыт эксплоатации (чуть не споткнулся на этом слове, но все же произнес его так, как ныне принято) танков и смогут уточнить свои требования к их тактико-техническим характеристикам.
— Неизбежно возникает вопрос — следует ли нам ориентироваться на собственную конструкторскую разработку танков, или же сделать ставку на закупку и освоение производством новых зарубежных образцов? Мой ответ — и то, и другое. Придется покупать образцы за рубежом, потому что своя конструкторская школа пока слаба и может дать очень сырые образцы. Но и прекращать собственные разработки тоже нельзя, надо нарабатывать опыт, с тем, чтобы стать, в конце концов, независимыми от заграницы. В свете этого считаю необходимым, не откладывая, а лучше — сегодня же, — решить вопрос о создании серьезных танковых конструкторских бюро, и об обеспечении этих КБ специалистами и хорошо оснащенными опытно-экспериментальными производствами. Иначе мы к созданию достойных танков собственной разработки еще долго не приблизимся! — и на сем заканчиваю свое выступление. В регламент, кажется, уложился, что, по нынешним обычаям, — редкость.
В обсуждении дел самолетных участия практически не принимаю — даже на дилетантском уровне разбираюсь в авиационной технике куда хуже, чем в танках. Тем более что свой вклад в проблему внести уже успел еще в начале прошлого года, когда, упорно пиная всех, от кого зависело решение, — от Троцкого до Уншлихта, — добился-таки, что концессионное (а не лицензионное, как в моей истории) соглашение с фирмой BMW было заключено почти на год раньше. И теперь Государственный авиазавод ?26 в Рыбинске (бывший 'Русский Рено') активно дооснащается немецким оборудованием, а немецкие инженеры и рабочие занимаются наладкой производства какой-то модели авиадвигателя из семейства BMW-VI — ну, не помню я все эти индексы, да и в прошлом их не знал. Так что есть надежда, что движок под отечественным индексом М-17 пойдет в серию не в 1930 году, а, вполне возможно, уже в 1928-м.
Концессионный договор (тоже с моей подачи!) товарищ Троцкий состряпал хитрый. Срок концессии короткий — всего пять лет (1926-1931), и потому немцы за концессию не платят ничего. Но и мы ничего не платим за лицензию на производство двигателя, и за установленное немцами оборудование, которые по окончании срока концессии достаются нам. Интересы сторон удовлетворяет соглашение о разделе готовой продукции — часть движков получают концессионеры, а часть получает Авиатрест. Начало поставок определено в 1928 году, окончание — в 1931-м. Немцы решили, что могут рискнуть установить сравнительно дешевые моторы русского изготовления на свои машины, которые они должны поставить как раз в указанные сроки в Турцию, в Китай, и в Персию. Зато нам не надо будет мучиться с отладкой выпуска моторов — все сделают сами немцы.
Самый яростный спор на этом заседании Военно-промышленного комитета при СТО СССР вспыхнул вокруг вопроса о применении алюминия для авиастроения. Алексей Иванович Рыков, ведший заседание, даже малость растерялся, не сразу сумев утихомирить разбушевавшиеся страсти. Представители Авиатреста готовы были руками и ногами драться за каждую золотую копейку валютной квоты на импорт алюминия. Однако они понимали, что рассчитывать на сколько-нибудь заметное расширение этой квоты нереально. Госпромцветмет был не прочь урвать государственные ассигнования на развертывание отечественного производства алюминия, но все упиралось в необходимые энергетические мощности. Для серьезного производства требовалась прорва электроэнергии, а взять пока было негде.
Только теперь, пожалуй, большинство присутствующих окончательно прониклось мыслью, что недавно принятое решение о строительстве Днепрогэса — это не просто демонстративный шаг в сторону разворачивающейся индустриализации страны, а стройка, нужная им всем, нужная тому конкретному делу, которому они служат. До ноября 1926 года Совнарком и СТО тормозили инициативу Троцкого (возглавлявшего, помимо прочего, и Главэлектро ВСНХ) в этом вопросе. И их ссылка на преждевременность таких масштабных проектов из-за явной нехватки средств была вполне справедлива. Но и без таких проектов дело индустриализации вперед не двинешь. А алюминий — это не только самолеты. Это снижение веса моторов, что танковых, что авиационных. Это скоростные малые суда. Это фольга, необходимая в электротехнике и в пищевой промышленности. Да много чего еще! Настало время сделать шаг вперед.
Резались и вокруг того, где размещать производство авиадвигателей. Завод 'Большевик', производивший в настоящее время двигатели М-5 (это те, которые 'Либерти'), и пытавшийся своими силами наладить выпуск BMW-VI, принадлежал Орудийно-Арсенальному тресту (ОАТ). А трест всячески пытался избавиться от непрофильного производства, хотя руководство завода как раз против авиадвигателя ничего не имело. Пытаюсь предложить 'Соломоново решение':
— Раз ОАТ категорически против производства авиадвигателей на своих мощностях, давайте выделим производство М-5 на 'Большевике' в отдельное предприятие с подчинением его Авиатресту. А опытный участок, на котором возятся с BMW-VI, передадим вместе со специалистами на Рыбинский завод...
Думал, меня съедят. Сырым, без хлеба и без соли. Раздались выкрики разгоряченных спорщиков:
— Эти цеха не смогут работать, как отдельное предприятие! — причем, что интересно, данный тезис одинаково упорно отстаивал и Авиатрест, и Орудийно-Арсенальный трест. Только первый требовал на этом основании передать ему весь завод 'Большевик', а второй категорически не хотел расставаться ни с какой частью своего производства. Но и я тоже не лыком шит. И не зря я вбросил это яблоко раздора...
Нужную мне позицию озвучил Начальник ВВС РККА Петр Ионович Баранов:
— Не надо ничего менять! Поскольку 'Большевик' вполне справляется с производством двигателя М-5, там его и оставить. Всякие реорганизации в данном случае только во вред делу. А вот все работы по BMW-VI, действительно, лучше сосредоточить в Рыбинске.
Я поспешил согласиться. На том и порешили. Если уж ВСНХ СССР (в моем лице) и РККА (в лице Баранова) занимают общую позицию, то Орудийно-Арсенальному тресту деваться некуда.
После совещания успеваю перекинуться парой слов с Михаилом Васильевичем Фрунзе. Он с места в карьер радует меня известием:
— А-а, Виктор Валентинович! С вашей легкой руки мы уже полгода назад создали в структуре Главного управления РККА Центр боевой подготовки.
— И как успехи? — с искренней заинтересованностью спрашиваю у него.
— Из войск завалили жалобами, — усмехается в усы наркомвоенмор. — Замучил их это центр придирками: требует наладить боевую учебу согласно инструкциям, и обеспечить достижение нормативных результатов под угрозой понижения в должности. Кое-кто кричит про насаждение старорежимной муштры, и про то, что заслуженных красных командиров задвигают.
