День курсанта

И как прежде, врывается в казарму дежурный, а там... Тишина. Спит казарма, дневальные мирно трут пол и зеркала в бытовке, очки в туалете уже надраены. Все спят.

Тот кричит что-то невнятное. Оно и понятно, он же не бегает по утрам на физзарядке с капитаном Земцовым. И поэтому не способен на такие длительные забеги!

Снова "Рота! Подъём! Строиться на взлётке! Форма одежды — свободная!"

Курсанты подрываются. Все сонные. Злые. Сколько можно уже по ночам подрывать! Заколебали уже эти дежурные!

Ищите самоходчиков в других ротах. Их дрочите! Задрали уже!

Всё почти все бурчат под нос, выстраиваясь на поверку. Сакаев давно же раздевшись, взъерошив короткие волосы, с сонным, пох...стическим видом стоит в строю. Всех проверили. Все на месте. Даже и кого не было, кто-то должен был проорать "Я". Казарма маленькая, на такую "китайскую" роту не рассчитано. Наши взводные офицеры, мало, что знали всех курсантов по голосу, подстраховывались, вызывали курсанта, он выходил из строя, и шёл в спальное помещение. А, этот... Даже, если бы и не было Сакавева, он бы и не понял этого. В ту ночь человек десять было в самоходе. Дежурный ещё побегал вдоль строя, вглядываясь в лица, в надежде опознать бегуна. Не нашёл. Так и ушёл не солоно хлебавши.

У Сакаева не на шутку разболелись колени. Что делать? Тащить в санчасть — дежурный тоже не дурак. Сопоставит всё, и поймёт. Сакаеву для анестезии налили одеколона. Буквально заставили выпить. Он не хотел, но, что делать? Надо, Ильгиз, надо! Поутру у него поднялась температура.

Думали— придумали. Когда рота спускалась на физзарядку утром, а на построении присутствовал командир третьего взвода капитан Тропин, то он сам видел, как на лестнице курсант Сакаев поскользнулся, и упал. Курсанты его подняли. Лицо бледное, мокрое от пота. Что делать? Конечно, же, несколько курсантов подхватили товарища и под руководством командира взвода отнесли в медсанчасть. Ну, а там... Вызвали "Скорую", отвезли в больницу. КОЛЕННЫЕ ЧАШЕЧКИ БЫЛИ СЛОМАНЫ!!! И Сакаев с такими переломами уходил от погони!

Все, кто был в курсе его подвигов, были восхищены и поражены. Ильгиза положили в городскую больницу на две недели. Где этот хитрый курсант-первокурсник, познакомился с медсестрой, и... Закрутил небольшую любовь! Молодец Мужик!

И продолжились самоходы! Если посмотреть с тыльной стороны на здание, то чёрные полосы от следов — дорожки. От поддонника до низа. Зачастую, приходилось подниматься наверх по простыням. Офицеры караулили у входа в казарму или же особо вредный дежурный по роте стоял. Некоторые сержанты из сорок первой роты также старались выслужиться и пытались сдавать самоходчиков из сорок второй роты. Вот такие они люди! Уроды! Чмыри! Гондоны и пидарасы! Не все, конечно, но были, были... Ключко поощрял стукачество, в отличие от ненавидимого нами Земцова.

Как-то утром Земцов построил роту, принял доклад. Скомандовал:

— Курсант Лучшев!

— Я!

— Выйти из строя!

Олег Лучшев из третьего взвода вышел, чётко развернулся лицом к строю.

— Так, вот, товарищи курсанты! Сегодня курсант Лучшев находился в самовольной отлучке!

— Никак нет, товарищ капитан! — Олег стоял как рак красный.

— Я знаю, товарищ курсант! Я констатирую этот факт! Но, не я вас поймал! Не командиры взводов вас не поймали! А, вас заложили! Так, товарищи курсанты! Запомните! Я — ненавижу стукачей! Выйди из строя и доложи при всех! Это — настоящий поступок, а бегать ко мне и закладывать товарищей — стыдно и позорно! Я запрещаю ходить ко мне ябедничать на товарищей! Если узнаю, что кто-то бегает к комбату, замполиту или ещё к кому-то, а я узнаю! Накажу сурово! Со всей пролетарской ненавистью и жестокостью! Беспощадно! Вплоть до отчисления из училища! Всем понятно?

— Так точно! — не стройно ответила рота, пораженная тирадой, наполненной гневом Земцовым.

— Не понял. Не слышу. Всем всё понятно?

— Так точно! — рота ревела уже.

— Курсант Лучшев!

— Я!

— За слабую строевую подготовку лишаю вас очередного увольнения!

— Есть лишение увольнения! — отдал честь Лучшев.

— Вам всё понятно, товарищ курсант?

— Так точно!

— Встать в строй!

— Есть!

Чётким строевым шагом Олег встал в строй.

Рота потом ещё несколько дней обсуждала поступок Земцова. То, что это был поступок, никто не сомневался. Вот так, отрубить стукачей от себя. Раз и навсегда. Это вызывает уважение. Конечно он нас е..ёт и в хвост и в гриву, но поступает как мужик! Вернее, как настоящий офицер. Это поневоле вызывает уважение.

В отличие от той же сорок первой роты, где стукачество было возведено в ранг обязательных вещей.

Сорок первая особо в самоходы не ходила, хотя и размещалась на первом этаже, открывай окно, и вот она, в трёх метрах — тропа Хошимина. Но, нет. Все боялись, что поутру товарищ заложит ротному. Конечно, Зёма далеко не сахар в меду, но после его гневной речи, мы его зауважали. Крепко зауважали.

Тем временем всё шло своим чередом. Учёба, самоподготовка, наряды. Изнуряющая обстановка с дураком Бударацким. Этот деградант, имея под рукой график дежурных по роте, это когда, кто командир, по очереди ходит дежурным по роте, каждую вечернею поверку спрашивает кто от каждого взвода идёт в наряд. Всего получалось четыре человека. Дежурный. Два дневальных и один "официант". Тот, кто накрывал на роту в столовой, потом мыл посуду за всю роту. Должность хлопотная, но, кому-то надо было кормить нашу роту. И так в каждой роте училища.

Получалось, что четыре взвода, от каждого по одному человеку. Мы, на сержантских должностях, спокойно распределили между собой график — очередь. А, Коле Бударацкому было лень смотреть. Поэтому, он просто поднимал голову, а, стоял он как правило, напротив Бугаевского из моего взвода, либо Муратова — "комода" первого взвода.

Вот и зашли они "на орбиту". Бугаевский и Муратов. "Через день на ремень".

Вечером сменился с наряда часов в двадцать. С утра как вся рота. Зарядка, утренний осмотр, завтрак, потом учёба до обеда. Потом четыре часа на подготовку к наряду, и снова в наряд. А, на занятиях, никого не е...ёт был в наряде, болел, или ещё какая-то уважительная причина. Ладно, если ещё тема не секретная, можно взять у товарища конспект, и ночью переписать, изучить учебник, что-то спросить. Никто не откажет. А, вот, если секретная тема... То.. хоть волком вой. Никто тебе не вытащить секретную тетрадь, и учебник секретный в казарму не притащит. Это — табу! Могут вкратце рассказать о чём речь шла, но подробности, да кто же их помнит. Это надо учебник или конспект смотреть. Зачастую многие конспекты представляли собой "график засыпания". Это когда поначалу слушаешь, а потом засыпаешь на ходу, и ручка медленно, но неуклонно сползает вправо вниз. Просыпаешься, либо тебя в бок толкают, и снова пишешь, пишешь, а потом... снова, вправо, вниз.. Если аудитория большая, где сидит вся рота, а то и несколько рот, то тогда есть возможность залезть под парту, где тебя не увидит препод, и спокойненько продрыхнуть всю лекцию. Особенно хорошо спать на "Истории КПСС" и прочей гуманитарной фигне.

Хорошо быть гуманитарием. Например, замполитом. "Мели, Емеля, твоя неделя!" А, вот попробуй поспать на физике, когда лекции читает начальник кафедры грозный Матвеев. Или на высшей математике, когда Кубрак читает.

Что у одного, что у другого была задача — внести в наши головы свой предмет.

Мне-то благо, что всё это было повторением, да, ещё в усеченном виде. Термодинамику по физике в училище проходили, так, боком, вскользь, зато тщательно раздел по электричеству — тщательно. По высшей математике тоже всё относительно. В гражданском ВУЗе этот предмет более углубленно студенты "грызли".

А, каково было парням из сельской местности, когда они торчали в нарядах из-за старшины, а потом должны были докладывать на семинаре или писать контрольную работу. Вот и получалось, что из-за бездельника и дуролома Буды, страдали толковые парни.

Старшины пользовались привилегиями со стороны командования. Держи роту за горло, а экзамены ротный сдаст. Но, старшины — выходцы из войск других рот грызли гранит. Пусть у них не очень-то получалось, а старшина наш был любителем прохалявить занятия. То, что он на всех лекциях спал бессовестно — отдельная тема.

Преподаватели его уже просто загоняли на последние ряды, а некоторые выгоняли с лекций.

Ему это понравилось, и он начал просто приводить роту на занятия, а потом идти в казарму, и под видом важных дел "давить массу" в каптёрке. Всё бы ничего, но и приобщил к этому пагубному делу и своего каптёра — моего подчиненного Юру Алексеева. Мол, Бог не выдаст, а свинья не съест. То есть, ротный прикроет.

Ротный ротным, но когда ты туп как пробка, и даже представители национальных республик. Плохо говорящие по-русски, на семинарах более толковы, чем ты, то у преподавателей как-то закрадываются сомнения о твоих умственных способностях.

Тем более, что многие занятия нужно было "брать задницей". Например, ту же самую Азбуку Морзе, и тренироваться в классах, принимая и передавая группы на время, постоянно требовалось наращивать скорость приёма и передачи.

Закончилось тем, что Бугаевсому до чёртиков надоело быть "на орбите", и он как-то нашёл где-то искусственный цветок и воткнул его себе в куртку, под пуговицу.

Заходит ротный в расположение. Дневальный:

— Рота! Смирно! Дежурный по роте, на выход!

Буга несётся, за несколько шагов переходит на строевой шаг и докладывает:

— Товарищ капитан! Во время Вашего отсутствия происшествий не случилось! Рота занимается согласно распорядка дня! Дежурный по роте курсант Бугаевский! — чётко шаг в сторону.

Молодцеватая выправка. Ни дать, ни взять — красавец.

Зёма:

— Вольно!

— Рота, вольно! — орёт в сторону спального помещения Хохол.

— А, это, что, товарищ курсант? — ротный пальцем задевает цветок, торчащий у дежурного по роте.

— Для меня, товарищ капитан, каждый наряд как праздник! — радостно рапортует ему Бугаевский.

Ротный смотрит на него и понимает, что у Серёги явно "крыша съехала". Ему уже всё по х..ю. В глазах читается и в его посеревшем от усталости лице. А, у него ключи от оружейки, где много-много автоматов, и немало патронов. Пусть и в цинках, на случай войны, но, если сорвётся курсант, то много дел может натворить. Не сразу его выкуришь из укрепленного помещения, да, еще вооруженного до зубов. А, может, и с собой что-нибудь сделать. Лют, конечно, Земцов, но не дурак, далеко не дурак.

Отпустил Бугу дальше нести службу и зашёл в каптерку, там старшина сидел. Минут через пять комроты вышел к себе в канцелярию, а за ним Бударацкий с листами наряда.

— Бугаевский! Дежурный!

— Я!

Буга снова подходит строевым шагом к старшине, как и ротному, и чётко рапортует, что прибыл по его приказанию. Цветочек на месте.

Буда, выдирает цветок, кидает на пол, топчет в припадке ярости.

— Ты, что, ротному жаловался? Да, ты знаешь, со стукачами в войсках делают?

— Никак нет! Не жаловался! — Буга безмятежно улыбается, глядя в глаза старшине.

Ему уже всё равно. Он на грани чего-то там. Или спать сейчас упадёт и будет ему по фигу на всех, или кому-нибудь в морду даст. На "губу" отправят, а там всё равно отоспится.

И думает Серёга, что дёрнись, старшина, и зубы я тебе выставлю. Вокруг собрались многие курсанты. Кто-то просто из любопытства, а наш взвод понимал, что возможна драка.

Бывшие солдаты тоже подтянулись. Они, по привычке были на стороне старшины роты.

Ну, что же драка, так драка. Давно ничего не было. Дело было у тумбочки дневального. Дневальным стоял на тумбочке Андрюха Кириллович, он тоже напрягся. Этот не подведёт. Олег Алтухов тоже продирался сквозь зевак. Взвод подтягивался. Данданов Женя, просто так, между делом снял ремень с пояса, и аккуратно, просто так, не для драки, туго намотал его на руку, вроде как бляху начистить, а, кто знает, может кому-то и еб...ло.

Старшина ещё не видит, что происходит вокруг, и продолжает орать на Сергея:

— Так, что же вы ему сказали?

— Доложил, что наряд для меня как праздник! — Буга по-прежнему улыбался самой, что ни на есть поху...ской улыбкой.

— Ты знаешь как он меня еб..л! Ты знаешь?! А, ..

Но не успел он закончить, как дежурный по роте ему докладывает:

— Никак нет, не знаю!

— Он мне такого наговорил! А, всё потому что вы, товарищ курсант, стукач!

— Я — не стукач! — Буга начал краснеть, адреналин в кровь попёр, улыбку стёрло.

Мгновение и уже не улыбка, а оскал воина перед дракой, и весь красный. Буда не успокаивается, сам себя распаляет, накаливая обстановку вокруг.

Благо, что Тихонов подошёл:

— Спокойно. Спокойно! Не стучал Бугаевский. Не стучал! Я сам всё видел. А, то, что он много по нарядам ходит, так, это всё поправимо. Правильно, старшина? — и уже более настойчиво, обращаясь к старшине — Правильно, старшина? — пытается его увести в каптёрку.

— Ты, что?! Ты куда меня тянешь? — Бударацкий пытается вырваться из объятий Тихонова

— Потом, потом, Коля, я тебе объясню. Всё объясню! Пошли! — Тихонов настойчиво толкнул старшину в сторону каптёрки.

И уже на ходу, обернулся ко всем:

— Что стоите? Разойдись! Ничего не будет.

— Чего не будет? — Бударацкий снова пытается вырваться из объятий Тихонова.

— Идём, идём, ничего уже не будет. И Слава Богу! Что ничего не будет.

Мы обступили Бугу.

— Молодец, Хохол!

— Это ты здорово с цветком придумал!

— Всё, Серёга, сойдёшь с "орбиты"!

— Да, ладно! — Буга отмахивался от нас — Надоело уже всё! Как в карты проигранный.

— Справедливость восторжествовала!

— Ты сам-то понял, что сказал? Справедливость в армии?

— Ну, ты и сказал!

— Спасибо Земцову.

— Ну, да, быстро врубился, что происходит.

— И помог.

Когда в выходные нет увольнений, а у нас их нет, то становится тоскливо. В армии самая большая проблема — Большая Скука.

Из-за самоходов взводные, а сейчас и ротный почти всё время проводят с нами. Построения каждый час. Поверка. И не просто, а кого зовут, тот выходит из строя. Не смотаешься за забор. Только вот скоро в клубе какой-то запиленный фильм. Благо, что хоть не объявил ротный спортивный праздник. На улице — хмарь, дождь. В такую погоду поспать бы. Но, ротный запретил. Выспишься днём — ночью на приключения потянет. Тоска.

— Рота, строиться! — кричит дневальный.

Выходит Зёма. В своих трусах и кроссовках.

— Ну, сейчас устроим забег по центральной аллеи под дождём!

— Я только форму постирал и погладил!

— Задолбал уже он уже этими кроссами!

— И так уже лучше всех в училище бегаем!

— Значит, так, рота! — начал Зёма, прохаживаясь пружинистым шагом — Устроим поединок по боксу! Мигаль, Дива!

— Я!

— Я!

— Выйти из строя! Вы — рефери! Три раунда по три минуты! Кто победит — увольнение. Прямо сейчас! Ну, что согласны?

— Так точно!

Казалось, что окна вылетят от нашего восторженного рёва!