| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Но даже с первыми приборами результаты были интересными. Ведь даже небольшое изменение поверхности тела человека — всего на один процент — изменит ИК-светимость участка кожи уже на четыре процента — все из-за того, что излучение пропорционально температуре в четвертой степени. Воспаления, опухоли — меняют кровообращение, а следовательно и выделяемое участками кожи тепло. Эти-то изменения мы и видели в свои приборы, а затем уже более подробно исследовали пораженные участки. Нарушения в сосудистой системе, тромбозы — также поддавались диагностике с помощью таких приборов. В общем, ИК-термографы оказались полезной штукой в медицине. Но и ИК-излучение тоже все активнее нами применялось. Локальный нагрев расширял кровеносные сосуды и позволял увеличить приток крови к определенным участкам тела. А локальная заморозка — наоборот, уменьшить приток.
Причем эти наши работы покоились не на пустом месте. Так, применение ИК-техники в медицине — в виде ламп накаливания — шло еще с конца 19го века, как развитие еще более старой технологии с применением компрессов, бань, горячих камней. Им лечили заболевания лимфатической системы, суставов, плевриты, заболевания органов брюшной полости — энтериты, рези, печени и желчного пузыря, невралгии, невриты, миальгии, мышечную атрофию, кожные заболевания, шрамы, вывихи, переломы. В 1935 врач-гигиенист Вячеслав Александрович Левицкий прорабатывал вопросы воздействия теплового облучения с точки зрения биохимии, воздействия его на белки и клетки, этим же занимались и другие ученые. Так что мы по сути продолжали их исследования, только в более широком варианте и с применением новой аппаратуры. Естественно, что-то улучшали по ходу дела. Так, мы выявили отрицательное воздействие коротких ИК-лучей — меньше трех микрометров — они могли вызывать ожоги, обострять боли, поэтому уже скоро мы перешли на облучение только длинными волнами — свыше трех микрометров, для чего на существовавшие у нас лампы, выдававшие слишком широкий спектр, мы стали изготовлять ИК-фильтры, обрубающие короткую часть.
В новом "ИК-свете" вспомнили про всякие акупунктуры, и уже научными методами стали проверять зависимости участков кожи и внутренних органов — измеряли температуру участка, связанного, скажем, с почками, и потом исследовали здоровье почек обычными медицинскими методами — пытались проверить научность акупунктуры с помощью новых физических методов. И зависимость определенно прослеживалась. Мы даже начали пытаться лечить органы локальным нагревом, тут даже вспомнили про вроде бы антинаучный биомассаж, который на поверку оказывался не таким уж и шарлатанством — так, тепловое излучение ладони — примерно одна десятая ватта, а чувствительность кожи — одна тысячная ватта — то есть если принять те вроде бы подтверждающиеся факты, что поверхность кожи связана с органами, и воздействие тепла на кожу оказывает воздействие и на органы, то через такую передачу тепла действительно можно лечить. Но пока приборов было мало, так что мы были осторожны в выводах.
Вот для лечения ран мы уже активно применяли температурные методы — нагрев кожи заставлял ее генерировать биологически активные вещества — гистамин, ацетилхолин и так далее. Гистамин лечит артриты, радикулиты — понятно, почему рекомендуется местный нагрев виде компрессов. Остальные вещества, судя по всему, тоже способствовали расширению сосудов, притоку крови, снижению болевых ощущений. Как и холод, который стимулирует заживление ожогов, гнойных ран — то, что нам нужно. В общем, народ трудился и тут, хотя поле было еще практически непаханым. Но все это мирные применения ИК-техники, военные же применения и позволили нам сравнительно быстро разобраться с теми котлами, котелками и просто прорывающимся на юг месивом из немцев, что образовалось после прорыва южного фронта.
ГЛАВА 17.
Итак, разгромив двадцать девятого августа немецкие танковые и мотопехотные дивизии под Курском, мы пошли от этого города веером на юг и на восток, выкидывая группы по сотне танков и самоходок, паре сотен БМП, паре сотен вездеходов и по полтысячи грузовиков — где-то по десять тысяч человек на каждую группу. От Курска мы сформировали четыре такие группы. Одна двинулась на Воронеж, находившийся в двухста километрах на восток, одна — на Старый Оскол в сотне километров на юго-юго-восток, и две — на Белгород — сто двадцать километров на юг от Курска. Пока разведка докладывала, что крупных сил немцев в радиусе ста километров от Курска нет, так что мы старались реализовать свое временное преимущество. Очень помогли трофеи — грузовики были полностью из трофеев, как и топливо для них, трофейной же была и артиллерия — свою мы не тащили, если только в виде орудий на танках, самоходках и БМП. Да по пулеметам-минометам мы существенно усилили наши части — почти вдвое больше чем положено по штату. Ну и продовольствие-боеприпасы, как минимум для немецких стволов.
Где-то получалось сходу ворваться в населенный пункт, и тогда немцев быстро вышибали, так что основная колонна шла дальше без остановок, где-то передовые отряды, напоровшись на оборону, обходили на гусеницах по неудобьям, отсекая фрицев дозорами и засадами от их основной территории, а тем временем подтаскивалась артиллерия и начинала утюжить немецкие позиции в режиме "снарядов не жалеть" — нам был важен темп, к тому же халявные боеприпасы позволяли пока не экономить, а потом, к началу атаки, подтягивалась штурмовая авиация, пехота и танки проламывали оборону и начиналась резня — участвовавшие в рейдах части были не из новичков, поэтому все прошли курс боевых действий в городе, и тыловые фрицы были им на один зуб, да и шедшие к фронту строевые части, если таковые попадались на пути, не могли долго выдержать сильный огонь из пулеметов, танков и БМП прямой наводкой.
До старого Оскола дошли за сутки и там увязли в городских боях — немцы спешно перебрасывали в направлении прорыва хоть что-то — в этом месиве из разрозненных частей мы и увязли — просто чтобы его перемолоть потребуется два-три дня, а уж если будут подходить резервы, а они наверняка будут подходить, то итог нашего наступления был пока неясен. Впрочем, мы и не собирались окончательно освобождать эти города — нам главное было выиграть время, а оно выигрывается за счет пространства — чем на более дальних подступах встретим немца, тем больше будет времени укрепить оборону в тылу — каждый час в Курск прибывало по батальону, пусть три четверти из них и были легкопехотными.
Железнодорожники и автотранспортные батальоны работали на износ, прокидывая на юг каждый день десятки тысяч человек и сотни тонн грузов, прежде всего топлива и боеприпасов — 180 километров на юг от Брянска до Льгова и затем 60 километров на восток до Курска войска и грузы протаскивались железнодорожными составами, а уж от Курска работал автотранспорт — все вездеходы мы кинули в наступление, чтобы обеспечить максимальную подвижность и маневренность. Автотранспорт тоже начинал работать между Брянском и Курском — по мере восстановления и укрепления дорог. К тридцатому августа на этом направлении работало двадцать дорожно-строительных батальонов общей численностью в пятьдесят тысяч человек, причем более половины их состава было из новобранцев, призванных с освобожденных территорий — все-равно в строй их пока не поставишь, а мускульной силы на строительстве дорог мало никогда не бывает. И вот эти героические дорожники укрепляли десятки километров дорог — где-то навозить песка, где-то — щебня, где-то — просто загатить разливы грязи нарубленными жердями и бревнами — мы как начали в июле-августе сорок первого создавать пути в лесах и перелесках, так с тех пор и не останавливали работы по развитию дорожной сети — это давало нам большие возможности для маневра, что в свою очередь позволяло держать меньше людей в обороне. Так что десятки грейдеров, экскаваторов, бульдозеров, сотни самосвалов и обычных грузовиков, сотни ручных бензопил, десятки передвижных лесопилок и камнедробилок — вся эта армада занималась в том числе и строительством дорог на месте тех направлений, которые были только обозначены как дороги — если телегу-другую в день они еще выдержат, то сотни трехтонок, десятки танков и вездеходов однозначно сделают из них непроходимое месиво грязи и глины. Поэтому без хоть какого-то укрепления верха дорожного полотна нечего было и думать о переброске больших сил — на железную дорогу можно было рассчитывать только пока немцы не подтянут авиацию и та не начнет интенсивно работать по ней. Помимо укрепления верхней части дорог мы прокапывали десятки километров кюветов и водоотводных траншей, иначе сколько не сыпь песка и гравия, а без отвода воды это не закрепится как следует и будет быстро раздолбано колесным и гусеничным транспортном.
Бросок на Воронеж немцы остановили в восьмидесяти километрах от города, причем сначала остановили само продвижение нашей группы, а потом ударили ей во фланг — мы наступали с открытым левым — северным — флангом, так как не успевали подтягивать войска закрепления — легкопехотные батальоны, что прибывали в Курск, занимали фронт прежде всего направлением на север-северо-восток от города, понемногу вытягиваясь к востоку — именно с того направления мы ожидали немецких атак — от Курска до Ельца, который обороняла уже Красная Армия, было 170 километров по прямой на северо-восток, так что наш бросок на восток очень насторожил немцев — это ведь попытка вообще отрезать немцев, забравшихся в карман к северу от удерживающейся РККА линии Елец-Липецк-Тамбов длиной двести километров ровно на восток. Так что Воронежской группе пришлось спешно заворачивать северный фланг к югу — сначала он как гусеница согнулся почти вдвое, но затем смог выпрямиться к западу, когда оттуда уже по открытому флангу наступавшей немецкой дивизии ударила сводная группа из тридцати танков, пяти самоходок и семидесяти БМП и вездеходов — мы собирали такие группы по мере их прибытия в Курск и сдвигали на восток или на юг, чтобы подстраховать ушедшие в рейд ударные группировки, иначе получался слишком большой разрыв с основными силами, а так, с помощью этих небольших групп, мы обеспечивали хоть какую-то силовую связь, так что если обнаружатся какие-то крупные силы немцев, можно будет отправить им навстречу эти группы, чтобы они попридержали фрицев хоть на время.
Так что, хотя нас и остановили, но не разбили — фронт был удержан, а несколько атак штурмовыми полками уничтожили артиллерию тех двух пехотных дивизий, что остановили и атаковали нашу воронежскую группу — а без артиллерии немцы наступать не могут. Но — нет худа без добра — как только контрудар был парирован, "воронежцы" провели серию небольших контратак, заставив немцев занять оборону. За счет этого мы смогли выделить часть сил — десяток танков и полсотни БМП с пехотой — которые ударили по Старому Осколу с северо-востока, выбив остатки немцев из этого города. На оскольский аэродром тут же стали садиться транспортники с топливом и боеприпасами, а обратно забирать раненных и убитых. Туда же перебазировалась эскадрилья штурмовиков и эскадрилья истребителей — больше пока выделить не смогли, и один высотник — для разведки.
На этом наш наступательный порыв на восток иссяк, и мы стали конопатить оборону на фронте старый Оскол-Щигры-Фатеж, протянувшийся на 160 километров с юго-востока на северо-запад и проходящий к северо-востоку от Курска, фронтом на северо-восток — следующие два дня и мы, и немцы окапывались, а мы дополнительно подтягивали к Старому Осколу пехотные батальоны, чтобы высвободить подвижные соединения для контрударов -немцы скоро навалятся на нас.
Кстати, в 20 километрах на запад от старого Оскола находился поселок городского типа Губкин — столица КМА — Курской Магнитной Аномалии. При отступлении наши ничего не успели ни забрать, ни уничтожить, так что сейчас нам досталась документация по разведочным работам КМА, которые велись с 1931го года, а также шахта рядом с Губкиным. Причем ее глубина была 150 метров, а я из своего времени помнил, что добыча руды велась уже открытым способом. Это что же — после войны сняли 150 метров грунта ? А ведь наши месторождения — что Новоселковское, что Большекупинское, что Долгиновское, что Кольчицкое — тоже начинались с такой глубины. Так может нам стоит начать срывать верхние слои, чтобы тоже добывать открытым способом ? Надо будет засадить наших геологов за расчеты — что потребуется и за какое время вообще сможем добраться до рудных пород. Вот Рубежевичское уже глубже — 360 метров. Там, наверное, только шахты. Посмотрим ... надо будет и сюда прислать наших геологов и шахтеров — мы хотя и делали наше оборудование в том числе на основе чертежей уже существующего, но лишний раз вживую посмотреть на то, как делают другие — не помешает.
К югу от Курска немцы также смогли остановить нас за два дня. Две бронегруппы прошли сто двадцать километров до Белгорода, с наскока захватили город и, оставив часть сил добивать очаги сопротивления в городе, ломанулись на юг — до Харькова оставалось каких-то семьдесят километров. Не смогли — Харьков был крупным промышленным центром, на базе которого немцы развернули ремонт танков и прочей техники, так что они смогли быстро собрать бронированные группировки силой до батальона и контратаками остановили наше продвижение — не дойдя до города каких-то двадцати километров, мы встали и начали окапываться. Как нам ни было жалко, пришлось положить десяток управляемых бомб массой в тонну на Харьковский паровозостроительный — надо было выбить из-под немцев ремонтную базу. Все не разрушили, но на пару недель производство там встанет.
Между Белгородом и Старым Осколом была дыра в сто километров, но в первые дни ни у нас не хватало сил, чтобы ее заткнуть, ни у немцев не было свободных частей, чтобы в нее всунуться, а потом мы подтягивали все больше пехотных батальонов, направляя эшелоны через Льгов сразу на Белгород и постепенно закрывали эту брешь. Естественно, в Белгород была передислоцирована штурмовая авиация, которая почти неделю сдерживала наступательные порывы немцев — мы продолжали пользоваться своим господством в воздухе. Но дальше продвинуться — не хватало сил — и так мы получили к юго-востоку от Курска два фронта длиной 160 и 100 километров, а ведь к северу от Курска продолжались бои — немцы все пытались пробить нашу оборону, наступая от Орла на запад и юго-запад, и если им это удастся, они просто отсекут нашу курско-белгородскую группировку.
Впрочем, пока расчеты сил и средств показывали, что этого можно не опасаться — на фронте Курск-западнее Орла — Козельск длиной в 250 километров у нас было 800 тысяч войск при полутысяче танков и самоходок и почти тысяче БМП — против трехсот тысяч немцев с парой сотней танков — не знаю, были ли когда-нибудь в истории такие высокие плотности войск на таком протяженном фронте. В принципе, можно было бы и наступать, но мы ждали наступление РККА, чтобы немцы лишились возможности перебрасывать резервы и купировать наши вклинения. Постепенно мы смещали эти войска на юг, по направлению к Курску, а заодно, чтобы запутать немцев, мы начали перебрасывать наши учебные полки туда-сюда вдоль линии этого восточного фронта. Танки в полках были с тонкой броней — противопульной, только чтобы выдерживала выстрелы, производимые друг по другу во время учебных боев из винтовочных стволов — а в остальном — обычные танки. И немцы, конечно же, засекали подобные перемещения и в свою очередь тоже начинали усиленно двигать свои части, чтобы парировать планирующийся "удар". Нам-то все-равно надо было обучать мехводов передвижениям в колоннах, а немцы сжигали топливо и моторесурс боевых машин, а самое главное — не могли сдвинуть существенные силы к югу от Орла.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
