Крымская война - батальона Днр.

— Вы застали волки, на прокаченном пути, разлетитесь на осколки, и не сможете спасти! — Девушке-мутанту стало весело.

Машина тем временем передала картинку:

Адмирал уже жалобным тоном произнес:

— Пришлите вертолет и возьмите меня.

— Постараемся сэр. — Писк в ответ.

Маруся резво преодолела последние препятствия. Охрана у входа, с богато накрученными винтовками М-26, а также подствольниками скалила рожи. У некоторых были даже плавники, приспособления метающие типа "пьяная граната". И разумеется тип в экзоскелете, причем весьма экстравагантном, и впрямь похожий на кощея, только не в меру разжиревшего.

— Ну, вот как я говорила: последний бой, он трудный самый! — Девушка-рейнджер прищурилась блеснула зубами. — Пройдем без затей.

Автомат подал голос:

— А вдруг в последний момент камни "Броня" откажут и тебя убьют.

Блондинка-терминатор спросила:

— С чего это они откажут?

. ГЛАВА ? 16

Олег Рыбаченко вернулся к реальности в результате жесткого удара. Он машинально воскликнул:

— Я за советскую власть.

Его со всех сторон обложила вызванная парторгами бригада войск особого назначения. Они вышли чтобы пленить всего лишь ребенка в камуфляже. Пацан хоть и снайпер до такой степени увлекся видениями, что не успел отреагировали чтобы как-то защититься. Вот у него и вырвали оружие.

Капитан НКВД ответил:

— Разберемся! Тем более что враг может принять любую личину. А пока руки за спину и следуй за нами.

Мальчишка не стал возражать, на Олега Рыбаченко от такой несправедливости, навалилась оцепенение. Он не сопротивлялся когда с него сорвали камуфляжную куртку и отличные военные сапоги. Ему защелкнула сзади руки, и грубо толкнули в спину. Ну, вот теперь он арестант. Бесправная, репрессированная врагом русской нации личность, с которой могут сделать что угодно. Даже расстрелять, закон позволяет это с двенадцати лет. Правда в этом случае он всего лишь вернется в свою вселенную, к друзьям девчонкам-мутантам. А что было бы, будь он простым мальчишкой, ведь забрили бы капитально, может даже смерть стала бы избавлением: в лагерях ужасно!

Мальчика попавший в плохую историю, еще раз врезали прикладом между острых лопаток и зашвырнули в машину. Приковали цепью к стене, для чего было сделано специальное приспособление. Знаменитый "Черный воронок" рванул с места и прибавил ходу. Не смотря на юные годы рационально мыслящий Олег Рыбаченко даже подумал, что не рационально ради одного беспризорника гонять большую машину. Вообще так даже весело почти собственный фургон везет в казенный дом. Надежно будет в доме том под железным замком. Олег Рыбаченко удивился своему спокойствию, ведь тюрьма далеко не курорт. Впрочем в последние месяцы он привык к экстриму. Что ему было лучше, чем каталажке когда разрушили его дом и прогнали родителей. Слава всевышнему, что царила теплая погода и мальчик не замерз. Но ведь и зимой когда снова с адской силой вспыхнула война, сколько детей страдало и мучилось. К счастью девчонки-мутанты всегда могли обеспечить достаточно комфортные условия мальчику, причем городскому.

Черт побери — вот машину тряхнуло и колечко цепи крепко впилось в детское запястье. Словно большие клешни сдавили кисть и выступили синяки. Даже кости хрустнули...

Мальчишка тонко ойкнул и пацан пропищал:

— Скорость ты не сбрасывай на виражах... Только так научишь побеждать!

Они приехали, оставив ворота с вышками и проволокой. Мальчика отковали и вывели на улицу. Лаяли русские овчарки. Ввели в подвал. Что-то капало сверху.

Олегу Рыбаченко вновь стало страшно. В первую очередь его обыскали, так из всех одежды на мальчике после предварительно обыска, остались лишь штаны ( остальное уже изъято), заняло это не много времени — разве что ремень порвали. Немецкий кинжал вызвал неподдельное восхищение у следователя.

— Вот мы думали простой беспризорник, а это диверсант. Обыщите его более тщательно.

Дотошная процедура личного досмотра не из приятных, тем более что мальчишке очень грубо осмотрели, рот, уши, ноздри, чуть не оторвали яйца. Ковырялись и очень болезненно и в пятой точке. После чего нанесли несколько ударов дубинкой. Мальчик Олег от боли и унижения ронял холодный пот, но мужественно молчал, он чувствовал себя партизаном, попавшим на допрос в гестапо.

Эго осветила прожекторами, и тщательно переписывали различные приметы, родинки, крошечные шрамы от полученных в боях к счастью легких, царапающий ранений. В процедуре принимало пара женщин из органов, и мальчишка смутился, невольно его круглое личико налилось пунцовой краской.

— Ну что ты дурачок хмуришься. — Смеялись полные надзирательницы. — Тебя хорошенько обкорнают.

После чего с Олег Рыбаченко сняли отпечатки пальцев. Делали это грубо, угрожая сломать пальцы, сильно давили. Женщина заметила:

— Этого мальчика раньше сильно избивали!

Следователь с очень нехорошей улыбкой на пасти, обрадовался:

— Так это значит наш старый клиент! Что же разберем его по косточкам.

Послей процедурой, стало бритье головы. Машинка была ручная, то есть стригла нажатием пальцев и разумеется от частого пользования тупая. Поэтому стрижка оказалась весьма болезненной. Клочки светлых волос слетали с правильной головы мальчишки, падали в низ. Парикмахер сам возможно зек, бритоголовый подросток лет шестнадцати подколол.

— А ты симпатичный! Будешь сестричкой!

Олег Рыбаченко хоть руки скованы сзади, дерзко ответил:

— Ты еще от братана — получишь!

Парикмахер попробовал ударить по голове, но Рыбаченко увернулся, и всадил башкой в нос. Зек-подросток упал, мальчишка подскочила охрана и стала бить. Олег ощущал обжигающие удары, один из первых пришелся по голове. Но его тело огрубело, и чувство было такое когда бьют пьяного, все чувствуешь, но приглушенно, а значит терпимо. Только удар пришелся по достоинству, мальчик почувствовал боль и дернулся, из горла вышел стон. Затем его быстро добрили. Окатили ледяной водой из ведра, что пожалуй даже взбодрило мальчишку. Затем бросили полосатую, видимо еще с немецких лагерных запасов пижаму. Странно, но она пришлась впору — видимо гитлеровцы заранее припасли запася для узников-детей. Даже старый номер никто не перешил, разве что пометили красным. Следователь скомандовал:

— Хватит теперь ты просто тысяча четырнадцать! В камеру к таким же сорванцам его! Он, судя по всему, умеет терпеть боль. Их, приучают к таким штучкам, сразу видно диверсант.

Олег чувствовал себя очень скверно — наручники сильно и болезненно зажали ему кисти, а милиционеры грубо волокли под локотки. Тюрьма старая, стены толстые, от чего ступени неприятно холодили, босые ноги.

Разумеется постельных принадлежностей или полотенца не выдали — да и мудрено, тратить на таких как он уголовников.

В секторе где содержали малолеток, довольно шумно — хотя свирепые надзиратели и мужеподобные надзирательницы свирепо покрикивают, а то и пускают в ход дубинки.

Предстоящая встреча с сокамерниками вызывала неприятное покалывание под ложечкой. Ведь считается будто малолетки куда более злые и жестокие, чем взрослые уголовники. И мозгов мало и подростковые гормоны играют.

Будь Олег Рыбаченко простым школьником, то несомненно бы перепугался куда сильнее, но он сам... убийца. Уже успел прилично понюхать пороха и умеет драться для своего возраста неплохо.

Хоть в единоборствах он и не слишком одарен природой, но суровые и научно правильные занятия с девушками-мутантами не могут не сказаться.

Вот толстая дверь, звяканье раскрытых наручников — какое облегчение для жестоко зажатых кистей. Сразу же поднимается настроение!

Камера куда отвели Олег рассчитана на двадцать мест, но в нее зашвырнули более восьмидесяти подростков. Правда не старше четырнадцати, многие пленные дети выгляди намного младше двенадцати лет — возраста наступления уголовной ответственности. Почти все очень худенькие, с провалившимися глазками, в лохмотьях пижам. (Олег машинально отметил, что ему выдали не самую потасканную одежду, видимо таким образом уважив!). Страха это босоногая шантрапа не вызывала. Скорее хотелось посочувствовать им.

Неприятно другое — запах десятков редко моющихся тел, в плохо проветриваемом помещении с парашей. Относительно слабых папирос — курила только пара мальчишек. Вот они видимо старшие по камере поднялись с нар и бесцеремонно переступая по машинально расступавшимся ребятам направились к Олегу.

Тот сделал им шаг навстречу и протянул руку. Так следовал здороваться с пацанами. Эти двое не такие худые как остальные, лет им примерно по четырнадцать, но еще детские лица не выглядели страшными, хотя короткая стрижка и придает им зловещее выражение.

Олег видимо рассчитывал, пацан всегда поймет пацана и они пожмут руку, но. Более высокий мальчик-пахан внезапно двинул Рыбаченко в подбородок. Тот пропустил удар, но само тренированное тело рефлекторно дернулось, заставив костяшки пройти вскользь. После чего какой-то чертик сработал и последовал удар в пах ногой и солнечное сплетение правой рукой.

Нападающий видимо и сам не ожидал такой прыти и все словил. Хотя удар прошел чуть мимо солнечного сплетения, но был силен и неплохо ранее отработан. Ну, а в пах тем более классика, и промахнуться трудно.

Неприятель взвыл и невольно согнулся. Олег уже на автопилоте — сказались тренировки провел "тройку" в голову, выбывая сознание кулаки. Отключка сработала.

Второй пацан, более низкий, и с лицом скорее приятным и лукавым, чем злым отступил на шаг. Олег повернулся к нему, стоя в позе типичной для синкретического рукопашного боя. Мальчик почти обнажил в пижаме без пуговиц, мускулистый торс и выглядел бычком.

Его визави видимо из уже успевших приблатнится — на руке, точнее на указательном пальце выколот крест, а на груди даже купол церкви. Хотя типичный мальчишка с круглым, загорелым румяным лицом, еще не успевшим опухнуть от пьянок и прочего дурмана.

Бросив взгляд на нокаутированного подельника, затем на поднявшихся с нар и пола удивленно мигающий пацан юный пахан соразмерил силы и довольно искренне улыбнулся протянув новичку руку. Его звонкий голос был даже слишком ласковым, чтобы его считать искренним:

— Ты Потрясно тыришься — настоящий торпеда!

Олег скинув, несколько тесноватую в плечах и не очень свежую, прожаренную пижаму заметил:

— Даже в большей степени, чем ты думаешь!

Мальчишка хихикнул и примирительно произнес:

— Но сильные пацаны должны друг с другом дружить, а не убивать! Волки охотятся стаями — грызутся лишь псы!

Пахан-малолетка с этим согласился и его взгляд уже не фальшиво подобрел. Указав на приятеля, что валялся без создания староста камеры спросил:

— Ты так любого можешь?

Олег усмехнулся и заметил:

— Если за дело любого!

Пацан протянул руку и заявил:

— Мое погоняло "Крендель", а тебя как кличут.

Олег немного смутился. Поначалу его звали просто сынок, затем когда он стал оруженосцем у Светланы Маугли. Но после его успехов в стрельбе из винтовки прозвали за глаза Рыбанатором. Но все эти клички в блатном мире не слишком уместны. А школьные погоняло тем более. Так что более-менее приемлемая кликуха...

— Я снайпер! — Ответил Олег и протянул руку.

Оба пацана крепко пожали друг другу руки. Рыбаченко даже немного удивился, ладонь у юного воришки мозолистая, что вроде бы не должно... Ну приблатненный кажет не работает — ему это западло!

Олег похлопывая по щекам приводя в сознание своего битого визави спросил у пахана. Крендель со вздохом ответил:

— Нас выводят на работы. И я как старший по камере должен показывать пример остальным иначе... Уж больно в этой тюряге карцеры галимые, а еще могут и в ящике запереть!

Олег кивнул новому товарищу:

— Это понятно! Но сейчас вы я вижу отдыхаете...

Крендель с улыбкой заметил:

— Как раз англичане в городе — делегация у этих джокеров... Не хотят чтобы дети в лагерных пижамах глаза иностранцам мозолили. А завтра погонят грузить щебень и разгребать завалы...

Олег радостно улыбнулся:

— Тем лучше и погода для и работы отличная и когти порвать будет проще!

Крендель погрозил новичку пальцем:

— Не дури. Тут очень хорошие псы у охраны караула, да и местные как правило нас сдают, а беглецов ловят и в ящик...

Рыбаченко захотел уточнить:

— И что ящик? Гроб это?

Крендель надул себе щеки:

— Хуже...Типа узкого шкафа с гвоздями. Можно только стоять, а чуть шевельнешься и острые кривые гвозди в тебя будут колоть. Меня Боженька миловал, но те кто там стоял. Они растерзанные после этого как стаей шакалов — ни одного живого места. Типа ада?

Олег надул щеки представив себе подобную пытку и неуверенно спросил:

— Это в НКВД такие придумали или немцы?

Крендель тоже неуверенно махнул рукой:

— Кто его знает... Немцы при оккупации такую пытку использовали, но бают ящик появился еще в тридцать седьмом году!

Олег отмахнулся, заметив:

— И та власть и та людоедская!

Пришедший в себя визави пожал руку своему обидчику. В этом высоком было что-то кавказское в чертах лица, и под нуль срезанных черных волосах — от которых череп отсвечивал синевой. Крендель же выглядел по европейски, и светлые наголо обритые волосы уже успели чуть-чуть отрасти коротким ежиком. Он староста камеры, Шамиль — это тоже погоняло его первый помощники.

Оба мальчишки по уголовным статьям и приблатненные, а все остальные мелкота. Большая часть вообще виноваты лишь в том что их родители оказались пособниками фрицем, или даже просто подозревались в пособничестве. Плюс мелкие воришки, или даже обычные сироты беспризорники, которых чекисты вместо детских домов заперли в каталажку — чтобы увеличить общее количество арестованных и показать что мол они хорошо работают.

Так что камера попалась относительно тихая — утомленные прежними дня с тяжелой работой, дети отсыпались, а новый триумвират развлекался игрой в карты. Точнее еще некоторых пускали за стол. Игра шла по разному — но особо играть было не на что. Шмонали тут очень часто, запрещали иметь что-то свое. Единственно выдавали пару папирос этой блатной двойке, что следила за порядком в камере.

Нож спрятать очень трудно. Нары голые, без щелей словно в бараках, да и какой-то хитрый прибор у чекистов появился — железо чувствует. А если нож и найдут, то всю камеру жестоко накажут. Кроме того Крендель шепнул, что кто-то из малолеток обязательно будет стучать на них в НКВД, так что следует осторожнее выражать, по поводу советской власти.

Так игра шла больше на щелбаны или фофаны, а так же, но реже отжимания.

Светлана кое-чему научила Олег в карточных играх, но не до уровня профи. Юные паханы тоже что-то умели, но разумеется невиртуозно. Так что царил примерный паритет.

Поставить на кон разве можно было только пайку, но она и так скудная, а пара смотрящих камеры получала еще и дополнительный паек — как бригадиры. Для поддержания физического существования этого хватало. Плюс кое-что могли передать им с общака. По негласным правилам — нельзя было передавать спиртного, кроме редких случаем праздников — типа первого Мая или нового года. Сигарет тоже не больше трех раз в день. Но зато попадал при подогрева и колбаса и американские консервы.