Тень Фукусимы

Перед сном Тарасов попытался разработать план побега, да что там попытался — ему удалось придумать около двадцати вариантов, все они были просто великолепны, но имели один общий недостаток — невозможность исполнения. Например, блестящий план потребовать встречи с Лаврентием Павловичем и взять его в заложники оказался нереализуемым, потому что шеф не проявил желания встречаться со своим пленником. Второй план, отлупить охранника, поменяться с ним одеждой и, выдавая себя за него, спокойно уйти, тоже провалился. Оба охранника были молодыми сильными парнями, наверняка прекрасно умеющими драться. Пётр же к пятидесяти годам обзавёлся внушительным брюшком и высоким давлением. Даже в мечтах ему не удавалось избить пару охранников, которые по одному в его темницу ни разу не входили. С остальными планами дело обстояло примерно так же.

Тарасов понимал, что жить ему оставалось считанные дни. Под воздействием какого-то препарата Пётр выложил своим пленителям абсолютно всё, что знал о порталах и пульте, который ими управляет. Как только бандиты найдут пульт и научатся им пользоваться, незадачливый физик превратится из ценного консультанта в ненужного свидетеля, а как с таковыми поступает мафия, он прекрасно знал. Бежать подальше отсюда было просто необходимо, но, увы, никак не получалось. Смирившись с невозможностью побега, Пётр заснул и собирался спокойно проспать до утра. Ведь если он не выспится, от этого никому легче не станет, и ему в первую очередь.

Снилось ему, что он слышит звук открываемой двери, а затем тихий шёпот, не то под самым его ухом, не то прямо в голове.

— Вот скажи честно, Тарасов, весь этот бред насчёт порталов, это что — на самом деле с тобой было? Или ты голову всем морочишь, невзирая на сыворотку правды? Знаю же, есть люди, иммунные к подобным препаратам. Может, ты из их числа? Я вот до сих пор думаю, что портал — это ерунда.

— На днях меня убьют, — ответил Пётр, не открывая глаз. — Ты что, думаешь, мафия убивает из-за ерунды?

— По всякому бывает, — возразил таинственный посетитель. — Ладно, если ты говоришь правду, могу тебе кое-что предложить.

— Хочешь купить мою душу?

— Души мне без надобности. Мне нужен пульт.

— Я сам не знаю, где он. Где-то в тайге под Хабаровском. За полтора десятка лет там всё поменялось, как можно найти?

— Лаврентий Павлович найдёт. Почти наверняка найдёт. Если то дерево не срубили и оно не сгорело. Вот за этот пульт, и вместе с ним — контроль над порталом, я предлагаю тебе помощь в сохранении твоей жизни. Договорились?

— Договорились, — Тарасов считал, что любые контракты, заключённые им во сне, наяву ни к чему его не обязывают. — А если я сам не доберусь до пульта?

— Тогда тебе не повезло.

Визитёр бесшумно покинул комнату, и только скрежет ключа в замке служил косвенным подтверждением того, что он здесь вообще был. Если, конечно, этот скрежет Петру тоже не приснился. Тарасов снова заснул, и снова ненадолго. В комнату опять кто-то проник.

— Ты — тот самый Тарасов Пётр Степанович? — поинтересовался новый гость.

Судя по голосу, это был уже другой визитёр, новый.

— Я это, я, — подтвердил Пётр. — Тот самый. А тебе что от меня надо? Тоже хочешь помощь предложить?

— Тот, что приходил до меня, помощь тебе предлагал?

— Ты что, из Одессы? Отвечаешь вопросом на вопрос.

— Неважно, откуда я. Скажи мне, Пётр Степанович, ты действительно открывал порталы?

— Открывал, не сомневайся. Так ты мне поможешь, или как? — Тарасов не хотел упускать возможности завербовать ещё одного неожиданного союзника.

— Чтобы уцелеть, тебе придётся предать Россию. Это не предложение, а просто информация.

— Никогда!

— Да не вопрос, дело твоё. Я узнал, что хотел, так что ухожу. Не советую болтать о моём посещении. Ты этим навредишь себе, а не мне.

Этот визитёр исчез вообще бесшумно, со стороны двери не раздалось не то что скрежета, а даже шороха.. Пётр встал и попробовал открыть дверь в коридор. Она оказалась запертой. Всё приснилось, понял Тарасов, успокоился и решил спать дальше. Но вновь его намерения вновь так и остались только намерениями. В этот раз заснуть помешал телефон. Тарасов в темноте долго пытался его найти, затем сдался, включил свет и снял трубку.

— Алло! — провозгласил он недовольным тоном.

— Пётр Степанович? — уточнила на всякий случай сонная Анфиса.

— Нет, блин, Дмитрий Анатольевич! Ты куда звонишь, курица? — будучи смертником, Тарасов не считал нужным сдерживаться.

— Ой, простите, я перезвоню, — перепугалась секретарша.

— Вот же дура, прости Господи! — возопил Пётр. — Я это, я! Чего тебе от меня нужно? Может быть, тебе холодно, и ты хочешь, чтобы я тебя погрел?

— Ничего подобного! — возмутилась девушка. — Сейчас я вас соединю с шефом. У него неприятности, судя по голосу.

— Желаю ему избавиться ото всех неприятностей, сдохнув как можно быстрее, — пожелал пленник.

— Это кому ты желаешь сдохнуть? — удивился шеф, с которым Анфиса уже Петра соединила.

— Тебе, кому же ещё? — Тарасову терять было нечего.

— Зря ты так. Это не по-христиански. И вообще, ты сейчас на меня молиться должен.

— Вот это уж точно будет не по-христиански! Тебе-то что от меня надо?

— Жить хочешь? — поинтересовался шеф.

— Лаврентий Павлович, ты звонишь мне среди ночи, чтобы задать этот риторический вопрос? Ну, хочу, и что дальше? Это что-то меняет, например, мою судьбу?

— Сейчас совсем не ночь, по крайней мере, у меня. Там, где я нахожусь, солнышко уже давно встало. А насчёт твоей судьбы, кто знает? Вот слушай. Нашёл я твой пульт, в этом плане всё чудесно. Одна беда — не работает он. Совсем. В смысле, не включается. А раз так, у тебя появился шанс. Если ты прямо сейчас расскажешь, как его включать, ну, и всё остальное по управлению этой адской машинкой, будешь жить дальше. Если нет — тоже расскажешь, но под действием сыворотки правды, и тогда уже без каких-либо обязательств с моей стороны, сам понимаешь.

Тарасов задумался. Почему прибор не работает? Раньше для включения ничего нажимать не требовалось, экран сам начинал светиться, как только открывали кейс. Неужели пульт вышел из строя? С чего бы вдруг? Он прекрасно работал и зимой, и в жуткую жару, и под дождём. Изготовители, кем бы они ни были, предусмотрели всё. Чего же адской машинке, как выразился Лаврентий Павлович, не хватает для полного счастья? Внезапно Тарасов понял, чего именно не хватает.

— Чего молчишь, смертничек? — поторопил его шеф.

— Значит, так, Лаврентий Павлович, — начал излагать Пётр. — Ты знаешь, что эту штуку делали ребята поумнее нас. Так вот, тебе должно быть понятно, что они просто обязаны были предусмотреть вариант, что пульт случайно попадёт в лапы тупых аборигенов, наподобие вас. И, естественно, разработчики сделали так, чтобы прибор в их лапах не работал. И все дела.

— Но в твоих лапах он же работал! — возразил шеф, который при необходимости спокойно мог игнорировать оскорбления, не смешивая бизнес и личные чувства.

— Во-первых, я не настолько тупой. А во-вторых, прибор запоминает, кто его выключал, и включить его может только тот же самый человек. Уж не знаю, как он распознаёт людей, но вот распознаёт как-то.

— Ох, не верю я тебе, Тарасов! Ох, не верю! Ерунду какую-то ты рассказываешь! Может, всё-таки сыворотку тебе вколоть?

— Время только потеряете. Под сывороткой человек рассказывает всё с мельчайшими подробностями, и это длится очень долго, а по делу я всё равно скажу то же самое, потому что это чистая правда.

— Ладно, поверю тебе, условно. Сейчас тебя привезут сюда, и если ты не включишь пульт, тут мы тебя сразу же и похороним!

— "Сюда" — это на базу под Хабаровском?

— Много будешь знать — никогда не состаришься. Потому что до старости не доживёшь! — шеф отсоединился.

Тарасов взглянул на часы. Двадцать три — двадцать. Время, надо полагать, московское. В Хабаровске на семь часов больше, то есть, примерно полседьмого утра. Лететь туда, со всеми пересадками, примерно десять часов. Значит, на таёжной базе они будут в полпятого вечера. Хотелось бы раньше, но и так нормально. Пётр умылся и начал собираться в дальний путь

* * *

Волчара, в отличие от Тарасова, рано ложиться не собирался. Он сидел перед работающим телевизором, но не только не понимал, что там показывают (а показывали, естественно, в основном рекламу), но вряд ли даже видел изображение, хотя его глаза за толстыми линзами очков были открыты. Волчара грезил. В своих мечтах он проходил через портал и вновь оказывался в потерянной стране счастья, именуемой СССР.

Там бесплатно учили детей и лечили стариков. Там не было вызывающе богатых людей, накопивших свои капиталы исключительно грабежом или обворовыванием соотечественников. Там газетам можно было верить, в них не было гороскопов и прочей мистической чепухи, зато были решения ЦК, неустанно заботящегося о народном благе. По телевизору не показывали рекламу прокладок, пива и "секса" по телефону, зато показывали правильные фильмы о советском народе. Там никто не оплёвывал великий подвиг советского народа в Отечественной войне, а бандеровцы прятались по тёмным углам, не смея показаться на свет. Наконец, там была колбаса по два — двадцать и хлеб по четырнадцать копеек, и там бесплатно предоставлялось жильё.

А самое главное, в той прекрасной стране у общества были идеалы. Ведь без идеалов человеку просто не к чему стремиться, а значит, незачем жить. Как прекрасно было осознавать, что с каждым днём победа коммунизма всё ближе! Волчара посвятил свою жизнь борьбе за построение коммунизма, и вдруг оказалось, что его жизнь прожита зря. Нет, с этим он смириться никак не мог. Что ж, если тебя не устраивает мир, измени его или поищи новый. Старый и больной Волчара не имел достаточно сил, чтобы изменить положение вещей в мире, но судьба подарила ему шанс поискать мир получше, и уж он этого шанса не упустит!

В его грёзах совсем уже старенький, но вовсе не утративший ясности ума товарищ Сталин внимательно выслушивал рассказ отставного чекиста, некоторое время обдумывал услышанное, попыхивая трубкой, а затем, откашлявшись, озвучивал своё, как всегда гениальное, решение. Говорил он с акцентом, но зато очень понятно.

— Интереснейшие вещи рассказывает товарищ Волчара! Вот до чего мог бы довести нашу великую страну враг народа Горбачёв, если бы мы его вовремя не расстреляли! Что ж, мы ещё раз убедились, что идём правильным путём, ленинским! А у вас, товарищ Волчара, личные просьбы будут?

— Иосиф Виссарионович, а можно мне подлечиться немного? А то я уже старый, и у меня пропасть всяких болячек, а пенсии на лекарства не хватает.

— Какой же вы старый, товарищ Волчара? Наша советская наука достигла таких выдающихся успехов, что восемьдесят лет для наших людей — не возраст! И при чём тут деньги? Здоровье советского человека — превыше всего! Мы вам выпишем путёвку в наш санаторий в Майами...

— В каком ещё Майами? — возмутился Волчара. — Я хочу отдыхать и лечиться в своём социалистическом отечестве! В Крыму, например.

— Что вы такое говорите? Майами — это наша территория, курортная зона во Флоридской Советской Социалистической Республике. Хотя Крым тоже хорош, особенно Ялта. Так в какой социалистической республике вы хотите лечиться — во Флоридской или Российской Федеративной? Майами или Ялта, выбирайте, товарищ Волчара!

— Как это "Российской"? Крым же — Украина!

— Кто вам такую глупость сказал?

— Так этот, Хрущёв, передал же Крым и Севастополь Украине!

— Хрущёв, говорите? Это тот, который Никита Сергеевич? Значит, правильно мы его расстреляли, а то некоторые оппортунисты сомневались!

В этот момент в дверь кабинета товарища Сталина кто-то постучал, и Иосиф Виссарионович попросил Волчару впустить посетителя. Старый чекист открыл дверь и увидел на пороге начальника охраны из дворца Лаврентия Павловича.

— Вы тоже здесь? — удивился старый чекист. — Ну, проходите, товарищ Сталин вас примет. Вы по какому вопросу?

— Я к вам, уважаемый Акакий Иосифович, а не к товарищу Сталину, которого тут нет.

Волчара вынырнул из мира грёз и увидел, что и товарищ Сталин исчез, и рабочий кабинет вождя превратился в обычную комнату.

— А что вы хотели? Извините, не знаю вашего имени-отчества.

— Никто не знает, даже Лаврентий Павлович, — сообщил начальник охраны. — Так надо. А дело у меня вот какое. С некоторых пор у меня возникли подозрения, что в дом проник посторонний. В столовой продукты слишком уж усиленно расходуются, из гардеробной исчезает мужская одежда, в основном, бельё и рубашки. Ну, и прислуга жалуется, что привидение в доме завелось. Его как-то смутно видят, что-то невнятное слышат, а если присмотреться или прислушаться, так, вроде, и нет никого поблизости. Мы, конечно, очень мало знаем о привидениях, но насколько мне известно, им не требуются ни еда, ни одежда. Можете что-нибудь сказать по этому поводу, Акакий Иосифович? — имя и отчество Волчары он произносил настолько уважительно, что тот, вопреки обыкновению, не стал требовать, чтобы его называли исключительно по фамилии.

— Конечно! Никаких привидений не существует. Как и прочей подобной мистики! Как настоящий марксист и ленинец, а, стало быть, диалектический материалист, уверенно вам это заявляю.

— Да не об этом я спрашиваю, — отмахнулся начальник охраны. — Не надо мне тут лекции по диалектическому материализму читать. У нас тут повсюду камеры наблюдения стоят. Так вот, сначала я записи посмотрел, и толком ничего не увидел. А потом пригляделся, и вижу — вот он, голубчик! И очень часто в вашей комнате ошивается, между прочим! Вам по-прежнему нечего сказать мне по существу?

— Ты на меня не дави, юноша! Я старый чекист, и допросы врагов народа проводил, когда ты ещё не был даже каплей мутной жидкости внутри своего папаши! Ты сказал, тут повсюду стоят глазки. Значит, они и у меня в комнате стоят. И неужели тебе не видно, со мной этот тип или нет?

— Да в том-то и дело, что непонятно. Похоже, вы его в упор не замечаете, когда он у вас в комнате.

— Я уже старый! Глаза ни к чёрту! Хрусталики давно пора поменять, да вот только Советского Союза больше нет, бесплатно никто этого мне не сделает, а пенсии на такую операцию не хватает. И слышать стал хуже, тут уже ничем не помочь, это возрастное. И у тебя хватает совести меня этим попрекать?

— Успокойтесь, пожалуйста, Акакий Иосифович. Я ни в чём вас не обвиняю. Но и вы меня поймите. Мне просто необходимо поймать этого сукина сына. Ну какой же я, на хрен, начальник охраны, если у меня по объекту посторонний разгуливает, как у себя дома, а я ничего сделать не могу?

— А он и сейчас здесь, в моей комнате?

— Я думаю, нет. Хотя с этим типом ни в чём уверенным быть нельзя. Бывает, он идёт по коридору мимо трёх камер, так одна его фиксирует, а остальные — нет. Даже представить себе не могу, как он это проделывает. Ведь человека обмануть — невелика хитрость, а вот технику — тоже можно, конечно, но намного сложнее. Кстати, распечатал я его изображение, взгляните, пожалуйста, может, знаете, кто это такой.