После Пламени. Корона Севера

"И не спеши. Я держу Белерианд. А твое дело — работать аккуратно и не ошибиться".

Еле заметная усмешка:

"Я не ошибусь, Властелин".

30

— Хорошо же ты позаботился о моей жене и детях, король Тингол, — сказал человек вместо приветствия.

Высокий, статный — воин в расцвете сил. Словно и не было тридцати без малого лет заточения в Ангбанде. Словно не близился к концу короткий людской век. Только волосы уже не золотые, а белые. Хотя седеют не только от старости. И не только атани.

Но взгляд... Мелиан едва не вздрогнула. Такой же взгляд был у Тингола, когда умерла Лютиэн. Пустой. Безнадежный.

— Прими же плату за это, — Хурин швырнул к ногам Владыки Дориата сверкающее драгоценное ожерелье.

Мелиан с тревогой вслушалась в мелодию мужа: Эльвэ был горд и вспыльчив, мог не сдержаться, а Хурин сейчас не помнил себя от горя. Однако Тингол не шевельнулся и ничего не сказал.

— Узнаешь? — презрительно спросил человек. — Наугламир. Он принадлежал Финроду до того, как тот отправился с Береном добывать для тебя... украшение.

Тингол молчал. Но Мелиан чувствовала: если сейчас не вмешаться, случится непоправимое.

— Финроду, потом его брату Ородрету, а после падения Нарготронда — дракону, — глухо и зло продолжал Хурин. — Я нашел его в развалинах крепости. Отобрал у одного предателя, у гнома, из-за которого мой сын попал в плен к оркам. А теперь принес другому...

— Кто рассказал тебе о твоей семье? — мягко прервала его майэ.

— Я видел все сам! — лицо Хурина дернулось, словно от боли.

— Чьими глазами?

Мелиан осторожно потянулась к сознанию гостя. Иногда людей можно успокоить, утешить, даже исцелить: чувства они воспринимают, если только нарочно не закрываются. Хурин преград не ставил, и майэ облегченно вздохнула, не найдя того, что боялась и ожидала уловить — отголосков Музыки Старшего.

— Своими, но..., — человек запнулся.

— Но только то, что показывал тебе Враг, — печально договорила за него Мелиан.

— Расскажи мне о них, — тихо попросил Хурин. — То, что было на самом деле.

— Все, что знаю.

31

— Лучше спрячь его.

Ожерелье было красивым — искуснейшая работа гномов. Но я чувствовала опасность, исходящую от него.

— Это прощальный дар того, кто все потерял, но не сдался, не покорился Врагу, — возразил Тингол. — Хурин заслуживает, чтобы его помнили.

— Его не забудут. О его мужестве, стойкости, воинском искусстве сложены песни. Но Наугламир — он ведь не принадлежал Хурину.

— А кому? — Эльвэ упрямо вздернул подбородок. — Дракону, захватившему Нарготронд? Мелиан, это ожерелье Финрода, внука моего брата Ольвэ. И он тоже...

— Мы будем помнить обоих, — заверила я мужа. — И Финрода, и Хурина. Но ожерелье спрячь подальше, прошу тебя.

— Почему? — удивленно спросил Эльвэ. — Ты же слышишь его мелодию. Наугламира не коснулось зло. Побывав под тенью Врага, он остался чистым, и это знак.

— У меня дурное предчувствие. Я ведь майэ, мы слышим порой не только ту Музыку, что уже звучит, но и ту, что может родиться.

Несколько мгновений Тингол колебался.

— Ты сказала: может родиться. Но это не значит, что так и произойдет, — он улыбнулся. — Я изменю Наугламир, сделаю его еще совершеннее. Я вставлю в него Сильмарилл! Объединю два величайших творения — квенди и гномов.

— Нет, Эльвэ! — вырвалось у меня.

— Да не сам, конечно, — Тингол засмеялся — такая редкость в последние годы — и обнял меня, воодушевленный своей идеей.

Как же тебе объяснить? Как остановить тебя?!

— Я попрошу гномов. Мастера из Синих гор как раз пришли в Дориат, чтобы отделать северную анфиладу. Мелиан, Наугламир — это будет такая красота, какой никогда еще не видели в Эндорэ!

32

Я любовался готовым перстнем.

— Кому подаришь? — с улыбкой спросил Тауросул.

За девять лет, прожитых у гномов Ногрода, мы с ним стали почти друзьями. Почти: полностью открыться я не мог никому, даже Туивен. Разве что в те моменты, когда мне удавалось забыть и прошлое, и обещание Саурона найти нас "когда потребуется". Забыть — и чувствовать себя просто Коркионом. Нолдо. Мастером. Мужем Туивен.

Мелькор больше не говорил со мной — ни разу с тех пор, как мы покинули Ангбанд. И я был благодарен ему за это.

Незримая стена, отделявшая меня от бывших пленников, исчезла не сразу. Сначала я был готов к тому, что часть спутников покинет меня, как только мы вырвемся на свободу. Хорошо, если не все. Но на границах Оссирианда нам преградили путь.

Синдар не приняли нас. То ли боялись, что мы приведем за собой "приспешников Моргота", то ли, что мы и есть эти самые "приспешники". Даже Туивен, и той не позволили увидеться с близкими.

Под прицелом луков мы повернули назад. Я-то не слишком и удивился: за годы жизни в Ангбанде привык ощущать себя изгоем среди сородичей, да и догадывался, что квенди не рады будут тем, кто побывал в плену. А спутники мои приуныли. И все чаще украдкой поглядывали на меня: не найду ли решение.

Я подождал, пока взгляды стали более частыми и менее осторожными, и предложил растерянным и подавленным спутникам идти к гномам Ногрода. Дескать, они мастеров приветят, пусть даже и чужаков.

Конечно, я не был уверен, что нас впустят в подземный город. Но если бы нас приняли, я снова оказался бы спасителем. А если бы отвергли, общая беда сплотила бы нас еще больше. Тогда я повел бы своих подопечных дальше к востоку, за Синие горы, как советовал Мелькор.

Гномы встретили нас дружелюбно. Особенно, когда узнали, что мы умеем создавать те самые камешки, которые раньше приходилось задорого выменивать у Ангбанда. Сначала я опасался, что нолдор возмутятся, узнав о торговле подгорного народа с Мелькором. Но к счастью, их мало занимали сделки, заключенные гномами. А вот возможность добраться до инструментов, до камней и металлов, работать, будучи свободными мастерами, — это мои спутники оценили.

Ногрод совсем не походил на Ангбанд, хотя первое время я по привычке пытался говорить со скалами и просить коридоры изменить направление. Потом перестал, и оказалось, что это счастье. Быть во всем таким, как сородичи. Снова стать одним из них.

— Кому подаришь? Ойнис?

— Да, это для нее.

— Никак не привыкну, что женщины у гномов бородатые, — понизив голос, сказал Тауросул.

А у орков — клыкастые, ну и что? От этого они не перестают быть женщинами. Вслух я ничего подобного говорить, конечно, не стал: орки для наших были просто уродливыми и опасными тварями.

— Но украшения они любят, — улыбнулся я. — Как и все женщины. И умеют носить.

33

— Мастер Коркион!

Нолдо обернулся на оклик.

— Привет тебе, мастер Норин. Я готов.

Коркион подхватил мешок с инструментами и направился к двери, где ждал сероглазый гном с вплетенными в темно-рыжую бороду золотистыми камешками. Камешки эти назывались янтарем и были редкостью: их выменивали у людей с побережья и привозили с торговыми караванами.

— Почему ты без инструментов? — удивился нолдо. — Мы же собирались отделку заканчивать.

— Скверные вести, мастер Коркион, — озабоченно сказал гном. — Идем.

Они спустились ко входу в глубинные шахты, где сейчас было непривычно пусто.

— Что случилось, мастер Норин?

— Война, — выдохнул гном.

— С кем?!

— С Дориатом.

Коркион медленно опустил мешок наземь и прислонился плечом к стене. Услышанное было немыслимым. Невероятным. Подгорные жители не то, чтобы отличались миролюбием — нет, мужества и гордости им было не занимать, да и вспыльчивости хватало, особенно во хмелю. Но больше всего их интересовала работа с металлом и камнем. И торговля. Война была помехой и тому, и другому. Гномы, конечно, выступили в свое время против Ангбанда, но исключительно в надежде завладеть тамошними сокровищами. Ошибка, стоившая жизни королю Азагхалу.

— Что случилось? — снова спросил Коркион, все еще надеясь, что слухи ошибочны, и произошло какое-то недоразумение.

— Остроухие... — Норин осекся и поспешно поправился, — Эльфы Дориата напали на наших мастеров и перебили их. Спаслись только двое.

— Не понимаю, — растерянно протянул нолдо.

— Король Тингол предложил нашим вставить Сильмарилл в Наугламир, — медленно и торжественно сказал гном.

— Смелый замысел, — Коркион восхищенно покачал головой, на мгновение отвлекшись от тревоги. — И требует величайшего искусства.

— Еще бы! — хмыкнул Норин. — Тингол тоже это понимал и пообещал щедро наградить наших мастеров за работу. Но когда дело было завершено, он вдруг передумал и приказал своим воинам напасть на гномов. Только его коварство обернулось против него же: он убит.

— И теперь погибшие мастера отомщены, — осторожно предположил нолдо.

— Нет, — хмуро возразил Норин. — Крови Тингола недостаточно, чтобы искупить такое вероломство. Мы издавна считали жителей Дориата друзьями. Мы торговали с ними, даже иногда работали вместе. Но теперь этому конец! Наш король послал за помощью в Белегост, мы немедленно выступаем на Дориат.

Гном помолчал и добавил очень тихо:

— Вам лучше покинуть Ногрод, мастер Коркион. И чем скорее, тем лучше.

— Но ведь вы воюете с синдар, мастер Норин. При чем здесь мы?

— Наши в ярости, для них сейчас остроу... эльф — значит, враг.

— Но мы жили с вами. Мы вместе творили. Вы же нас хорошо знаете!

— Если останетесь, — гном прищурился, — вам придется идти на Дориат с нами. Делом доказать свою дружбу. Ты готов к этому, мастер Коркион? Готов сражаться против сородичей?

— Нет, — глухо ответил нолдо. — Не готов. Но если мы уйдем теперь...

— Теперь или позже — путь в Ногрод вам уже будет заказан, — сурово сказал гном. — Сейчас уйти проще. А промедлите — как бы с боем не пришлось пробиваться.

Коркион опустил голову.

— Собирай своих, — Норин сжал его плечо. — Быстро. Я выведу вас наверх.

34

Я сидела, положив голову Эльвэ к себе на колени, и медленно гладила его по волосам. Словно ребенка баюкала.

Рядом лежал окровавленный Наугламир. Маблунг со своими воинами настиг убийц, отнял украденное ожерелье и принес мне. Хотя лучше бы гномы забрали его — себе на беду. Для Дориата это стало бы спасением. Для Дориата, не для Тингола.

"На этом Камне — тень Морготова Венца. Ты не видишь?"

Я вздрогнула.

"Эльвэ?"

Нет, конечно. Его дух сразу отправился в Мандос, только простился со мной — на время. На время ли?

Что же мне теперь делать? Последовать в Аман за тем, кто станет ждать меня там, кто уверен, что я приду? Или остаться в Эндорэ ради того, кому я, может быть, и не нужна?

Я ведь так и не выбрала. Столетиями пряталась за Завесой, надеясь, что принимать окончательное решение не придется. Или что Саурон меня позовет?

"Не видишь, — снова коснулся моего сознания собеседник, и я поморщилась, узнавая. — А ты вглядись".

"Феанор..."

"Так меня звали когда-то".

"Ты вспомнил?"

Откуда он в Дориате? Снова хочет попытаться занять чье-то тело? Но со Старшими Детьми это не выйдет. Тогда зачем?

"Больше, чем прежде. И все же мало".

"Так ты пришел..."

"За помощью, майэ Мелиан. Ты пела с Ирмо. Ты можешь пробудить мою память".

"После всего, что ты натворил? — холодно спросила я. — Ты погубил дочь Хурина!"

"Я не понимал, что делаю, — спокойно ответил дух. — Был в ярости, хотел отомстить".

"А теперь не хочешь?"

"Мне надо вспомнить все и снова стать собой. Для начала. У нас общий Враг, Мелиан!"

"Я могу помочь", — странно, но я почти обрадовалась.

Хотя почему странно? Все же возможность хоть ненадолго отвлечься от горя. И от невыносимого выбора.

"Но ты поклянешься мне, Феанор, — потребовала я. — Поклянешься на этом Камне, что никогда больше не попытаешься отобрать чужой облик".

Он молчал долго.

"Я мог бы справиться и сам, Мелиан".

А ты остался таким же гордецом, как был при жизни, Пламенный!

"Но я клянусь. Я больше не трону никого из людей против их воли. Этого достаточно?"

"Вполне. Едва ли кто-то из Младших согласится соединиться с тобой сам".

35

Я прислушался и улыбнулся, довольный результатом работы. Нарготронд был полностью окружен нашей Темой. Она снова звучала уверенно и мощно, а от вражеских мелодий остались лишь слабые отголоски. Теперь можно было аккуратно обрушить то, что еще оставалось от крепости. Окрестным землям это ничем не угрожало: так, тряхнет немного, и все.

К счастью, "особо ценных Воплощенных" Мелькора поблизости не было. Только несколько не в меру предприимчивых гномов, которые добрались до сваленных в подземелье эльфийских побрякушек и усердно набивали мешки. Ну, этим, значит, не повезло. И поделом: нечего растаскивать нарготрондские "сокровища" по всему Эндорэ.

Я запел, пока осторожно: крепость кое-где вросла в горы, стала их частью, и спешка могла привести к ненужным трещинам и обвалам. Ничего опасного, но некрасиво. Недостойно мастера.

Крепостная стена дрогнула и стала медленно оседать. Теперь немного усилить...

— Аратаназ!

От неожиданности я резко оборвал мелодию. Скала рядом с воротами раскололась, а часть моста рухнула в реку.

Ненавижу, когда мне мешают! Я стремительно обернулся, готовый растерзать бездельника, который посмел меня отвлечь. Клыки мгновенно удлинились, а ногти на руках заострились, превращаясь в звериные когти.

— Прости, я не хотела мешать.

Мелиан...

— Я не ждал тебя, — хмуро сказал я.

И тут же почувствовал: ведь неправда, ждал, еще как ждал, вопреки здравому смыслу!

Клыки и когти исчезли сами собой, я едва заметил это. Отвернулся, притворившись, что оцениваю нанесенный ущерб, и попытался собраться с мыслями.

Русло реки придется расчистить, иначе Нарог выйдет из берегов и... Безнадежно! Мне не было сейчас никакого дела до Нарога, что толку себя обманывать! Да и Мелиан не проведешь: майар Ирмо чувствуют малейшую фальшь в чужих мелодиях. Вот если бы еще и в своих улавливали...

— Что случилось? — я обернулся к Мелиан, подавляя нестерпимое желание обнять ее, прижать к себе и — будь, что будет.

— Эльвэ убили, — глухо проговорила она.

Опустилась на камень и сцепила на коленях руки.

Я замер. Убили — и значит, она свободна! Да нет же, наоборот! Теперь судьба Дориата на ней. Впрочем, синдар и так всем обязаны своей королеве.

Я сердито мотнул головой. Надо было вернуть ясность мысли, а не метаться от глупейшей радости к столь же нелепому разочарованию. Дориат, несмотря на старания его правителей, оставался частью Эндорэ. Его король нас вполне устраивал, и это убийство было недопустимым беспорядком.

— Кто? — отрывисто спросил я.

Скорее всего, свои: кто еще добрался бы до этого хитреца в его подземном дворце, да еще за Завесой. Но чтобы квенди учинили подобное... Может, Сильмарилл так на них действует? Или это результат очередного эксперимента Властелина с Венцом? Мелькор говорил, что у Хурина какие-то счеты с Тинголом. Похоже, зря я не придал этому значения.