Т'рисс дернула поводья. — Чую кровь.
Слова ее заставили Фарор заледенеть. Увиденные ею мужчины были в одинаковых серых рясах; ноги закрывали кожаные щитки доспехов, под тонкой шерстяной тканью бугрились кирасы. У поясов висели топоры. Мужчины были без шапок, волосы спутанные, всклокоченные.
Некоторые копали могилы, тогда как остальные сходились к этому не предназначенному для похорон месту, волоча залитые кровью трупы.
Т'рисс указала на одну из жертв. — Преступники?
Фарор Хенд кивнула. К ним приближались двое в рясах. Один был крупным, плотного телосложения. Приплюснутый сломанный нос господствовал на обветренном лице, синие глаза ярко сверкнули, когда он посмотрел на скакуна Т'рисс. На широких, словно с трудом держащих вес мускулов плечах лежала двуручная секира с клевцом; он ухватился за нее обеими руками.
В сравнении с ним спутник казался почти невесомым — кожа бледная, лицо одутловатое, словно у постоянно болеющего. За поясом заткнут топор со сломанной ручкой, а предплечья буквально залиты потемневшей кровью.
— Смерть в их дыхании, — холодным тоном сказала Т'рисс. — Они твои сородичи?
— Монахи монастыря Яннис, — отозвалась Фарор Хенд. — Мы во владениях Матери Тьмы. Это уже Куральд Галайн.
— Пленных они не берут.
Почти тридцать убитых отщепенцев — мужчины, женщины и дети — лежали в ямах. В стороне от пруда сквозь деревья виднелся наспех построенный поселок: хижины как отверстые раны — двери распахнуты, пожитки выброшены. Повсюду плывут клубы дыма.
Меньший монах заговорил с Фарор: — Хранительница, вы прибыли вовремя. Вчера вы оказались бы игрушкой здешних юнцов. Я лейтенант Кепло Дрим, командир отряда Ян-Тряса. А сей слюнявый идиот рядом — ведун Реш.
Реш обратился к Т'рисс — голос был мелодичным, словно вода зажурчала по камням. — Привет вам, Азатеная. Чудного коня вы сделали, но интересно, слышны ли вам его стоны?
Т'рисс повернулась к Фарор, лицо стало серьезным. — Кажется, мне нужно немного задержаться на пути в Харкенас.
— Ненадолго, смею полагать, — заметил ведун. — Ведь Ян-Тряс будет по дороге в Премудрый Град.
Фарор Хенд выпрямила спину. — Извините, но эта женщина под моей опекой. Я доставлю ее в Харкенас без задержек.
Кепло кашлянул, словно оказался в недоумении. — Извините, вы, должно быть, Фарор Хенд. Калат выслал полсотни хранителей на ваши поиски, не говоря уже о Кагемендре Туласе, который как раз оказался в лагере вашего командира. Командир требует вашего немедленного присутствия: вот что было передано всем, кто мог вас найти.
— А гостья, — вставил Реш, не отрывая от Т'рисс взора, в коем нельзя было отыскать малейших признаков гостеприимства, — отныне под защитой Ян-Тряса.
— Я доведу протест до Калата Хастейна, — яростно начала Фарор — но больше ничего выдать не смогла, столь спутались ее мысли от имени Кагемендры Туласа. "Он приехал за мной? Как посмел! Я хранительница Внешних Пределов, не заблудившаяся девчонка!"
Т'рисс сказала ей: — Подруга, кажется, мы должны расстаться. Благодарю за компанию.
— Тебя всё устраивает? — спросила Фарор, ухватившись за луку седла, дабы скрыть дрожь в руках.
— Если я утомлюсь их обществом, поеду в Харкенас сама, чтобы встретиться с Матерью Тьмой. Мне оказали уважение, я в полной безопасности. Ведун много мнит о себе, но он не опасен.
Кепло закашлялся. — Простите меня... Здесь никто никому не угрожает. Мы возвращаемся на юг, и я уверен — мать Шекканто Дерран пожелает встреться с Азатенаей, что предполагает краткую остановку в Ян-Трясе. Всего лишь знак внимания, уверяю.
— Лучше бы так, — рявкнула Фарор.
Т'рисс всмотрелась в лейтенанта. — Вижу, сир, вы не чураетесь крови.
— Да, Азатеная. Уверяю вас, банда головорезов полностью заслужила свою участь. Неприятная задача...
— А дети? Они тоже головорезы?
— Глина в недобрых руках, — сказал Кепло. — Сражались вместе со взрослыми. Младенцев зарезали свои, хотя мы готовы были принять сирот в монастырь.
— Отчаяние возводит высокие стены, — пошевелил плечами Реш. — Лейтенант, Азатеная говорит верно. В ней неизмеримая сила, словно готовый родиться ребенок. Лучше не выкручивать ей рук.
— Мы выкажем полнейшую вежливость.
— Тогда я попрошу об услуге, — обратилась Т'рисс к Кепло. — Обеспечьте Фарор Хенд сопровождением, дайте, если есть, свежего коня. Не хочу, чтобы на пути в лагерь с ней приключилось плохое.
— Вовсе не нужно, — скала Фарор. — Но спасибо тебе, Т'рисс...
— Т'рисс!? — выпучил глаза ведун. — Витр не шлет даров, женщина!
Фарор Хенд вздохнула: — И что ты хотел показать такой дерзостью? Лейтенант, в вестях от Хранителей не было ли слов о капитане Финарре Стоун?
— Да. Она выздоравливает. Если и следует питать тревогу, то о вашем нареченном — он спешно скачет к самим берегам Витра.
— Его решение. — Она не успела выговорить, как заметила вздернутые брови Кепло.
— Уверяю, он не один, — продолжил лейтенант с прежним недоумевающим видом. — Его сопровождает отряд Хранителей и Шаренас Анкаду.
— Шаренас Анкаду?
— Ваш командир принимает гостей — уверен, я ведь уже сказал? Ладно. Мы встретили на дороге капитана Хунна Раала, он с тремя запасными лошадьми скачет в Харкенас. Увы, о его задании мы ничего не знаем. — Однако он тут же метнул Т'рисс невинный взгляд. Та улыбнулась.
"Побери Бездна ваши игры!" — А спутник капитана Стоун?
— Полностью здоров, как я слышал. Ему силком помешали ехать на ваши поиски.
Ей казалось, она сумела скрыть реакцию на вести, но Реш сказал: — Кузен? Густота крови предполагает... — В тоне его была насмешка и некое презрение.
Кепло снова кашлянул. — В любом случае отдыхайте с нами, хранительница. Вижу, вы готовы упасть...
— Я в порядке.
— Тогда пощадите лошадь, она чуть не падает под вами.
Она вгляделась, но на лице мужчины написана была полная невинность. — Не люблю спать рядом с мертвецами.
— Как все мы. Но ведун позаботится, чтобы несчастные духи были изгнаны. Ничья душа не подпадет под власть лихорадки...
— Сколько бы крови ни было на руках, — бросила Т'рисс, слезая с коня и подходя к воде. — Какая тихая, — пробормотала она. — Разве нет? — Сбросила самодельную одежду и голышом вошла в пруд.
Фарор Хенд спросила: — Лейтенант, нельзя ли закрыть рот?
Хижины сломали, добывая топливо для костров. Пока готовился ужин, монахи по двое — трое заходили в воду, чтобы смыть следы дневной резни; мало кто брезговал пить воду, окрашенную кровью. Молодой монах придержал лошадь; Фарор Хенд взяла запасную палатку и поставила в некотором удалении от остальных. Она еще не решила, как относиться к Кепло Дриму. Ведун Реш, кажется, был мужчиной, привычным к своему размеру. Однако бывают личности, и среди мужчин, и среди женщин, которые живут неловко, то ли боясь занять побольше пространства, то ли воображая себя иными, нежели они есть на самом деле; такие склонны сталкиваться с вами или ломать вещи. Манера двигаться многое открывает...
Во внешних лагерях Хранителей, где находят дом чудаки и отщепенцы, Фарор часто замечала, что при первом появлении они бывают недоверчивы, приносят с собой раны одиночества, насмешек или пренебрежения. Однако неловкость постепенно пропадает, когда каждый встречает добрый прием. Доверие — семя, способное прорасти на самой бесплодной почве. Она видела это снова и снова.
Такой слабости ведун Реш из Ян-Тряса был лишен начисто. Нет, само его присутствие раздражало. Всякий жест бросал вызов. Она невольно взвилась, едва увидев его, и твердо решила не уступать. Несколькими годами ранее она отступила бы, потупив глаза. Но сейчас она хранительница Внешних Пределов, она встречает насмешливый взгляд равнодушным терпением. Типы вроде него заполняют все сточные канавы мира.
Она развела костерок, чтобы приготовить чай, и с приязнью встретила Т'рисс (та подошла, еще роняя капли влаги после долгого омовения). — Фарор Хенд, эти мужчины спят с мужчинами? Они презирают женщин и соединяются лишь с братьями?
Фарор улыбнулась. — Иные — да. Но не все. Монастыри трясов разделены на две секты. Эти — Ян, Сыны Матери. Есть еще Йедан, Дочери Отца. Многие сыны связаны с дочерьми на всю жизнь — своего рода брак, хотя необычный. Связавшие жизнь могут возлежать с кем захотят; могут жить порознь и никогда не видеться. Но по смерти разделяют одну могилу.
— Какое божество этого требует?
— Никакое. — Фарор Хенд пожала плечами. — Не меня спрашивай. На мой взгляд, они чудаки, но в их воинском мастерстве я не сомневаюсь.
— Кажется, умение сражаться важно в вашем мире.
— Всегда так было и будет, Т'рисс. Это средство обеспечить процветание рода. Чем нас больше, тем всё сложнее. Законы держат нас в узде, кары доносят необходимое послание тем, кто нарушает законы. Цивилизация приходит в упадок, когда многие ее члены избегают правосудия, оставаясь безнаказанными.
— Размышления солдата, Фарор Хенд?
— Мои отец и мать вели жизнь ученых. Редкое отклонение среди Дюравов. Их убила разбойничья партия Джелеков, убила в доме, который затем подожгла. Боюсь, судьба младших сестер была еще горше.
— И, чтобы ответить на такую жестокость, ты взялась за меч.
— Честно сказать, я сбежала. К чему ученость, когда варварство скалит зубы? Итак, я решила защищать цивилизацию, но отлично знаю эфемерность того, что защищаю. Против невежества нет единого фронта. Против порока не защитит никакая граница. Они легко расцветают за нашими спинами.
— Как насчет удовольствий жизни? Радостей, чудес?
Фарор Хенд пожала плечами: — Равно эфемерны. Но пока длится миг, пей глубоко. Ах, чай готов.
Двуручная секира упала наземь, через миг ведун Реш присоединился к ней, кряхтя и обеими руками почесывая шею. — Убийство вызывает у меня головную боль, — прогудел он тихо.
— Убитым пришлось хуже, — отозвался Кепло. Извернулся на стуле, чтобы поглядеть на далекий костер и двух женщин. — Я же склонен к низости.
— Настоящий политик.
Кепло поглядел на Реша. — Как я и сказал.
— Калат Хастейн требует их немедленного возвращения? Полная чепуха.
— Не совсем. Я уверен, он настроен твердо. К тому же вижу некую пользу в том, что именно мы доставим Азатенаю в Харкенас. Да и мать Шекканто ощутила ее прибытие.
— То есть ощутила скачок колдовских сил. Как и я. Под ней содрогается почва. Доставим ее — и заслужим порицание.
— Но это может принести и пользу.
— Вот талант твоего ума, Кепло: осаждать со всех сторон.
— Я принимаю возможность, дорогой мой ведун, что мы призываем гадюку в гнездо. Но ведь мы вряд ли похожи на неоперившихся птенцов.
— Говори за себя. Я до сих пор проверяю, не сижу ли в собственном дерьме.
— Ты таков долгие годы, Реш. Эта Азатеная — Т'рисс — заявляет, будто рождена из пены Витра. На редкость неприятные роды для такой красавицы. Какую угрозу она несет? Есть ли смысл объявлять об угрозе? С какой тайной целью она пожелала ехать в Харкенас?
— На этих трех ногах ты запнешься, Кепло Дрим.
— Все мы ходим на трех ногах.
— Шекканто вывозит тебя в жире и бросит в Цитадель, чтобы посмотреть, в какую щелку ты выскользнешь. Это ли цель твоей жизни?
— Трясы служат Куральд Галайну. Видел, как Хунн Раал прячется от наших взоров? Он желает перетянуть Калата Хастейна на свою сторону, не нашу. Но когда знатный муж совершал визит — формальный или неформальный — к нашим Матери и Отцу?
— Все ожидают от нас нейтралитета. Почему их ожидания тебя обижают, Кепло, если они, скорее всего, окажутся верными?
— Обида в предубеждении. Гнездо надежно, но прочен ли сук под ним? Крепки ли корни дерева?
— Мой ум раздваивается, — вздохнул Реш, откидывая голову на руки. — Жажду сорвать неведомый плод. Боюсь ощутить неприятный вкус. Не в этом ли суть искушения?
— Никакой ответ не искусил мой язык. Увы, придется тебе остаться неудовлетворенным.
— Магия просыпается. Чувствую ее жар. Трепещу в такт с биением ее сердца. Замолкаю как мертвый, слыша шелест змей. Сучки на земле — плохая преграда. Наши высоты не сулят защиты. Кто-то истекает кровью. Где-то.
— Мать Тьма?
Реш фыркнул. — Ее сила слишком холодна для огня, слишком черна для тепла. Ее сердцу еще предстоит пробудиться. В ее близости даже змеи слепы.
— Так ослепит ли она гостью, или гостья принесет пламя и конфликт?
— Честно?
— Честно.
— Полагаю, они мало что способны сказать друг дружке.
Над головами кружились звезды, скромные в яростном свете, ибо куда смелее были неосвещенные пространства. Кепло глядел на них некоторое время, пока брат укладывался спать. — Так крепче перехватим оружие и дерзко устремимся в атаку на новые вершины, пускай они щетинятся пиками. Ты заметил интригу вокруг хранительницы?
Реш зевнул. — Ее кузен известен всем, хотя, на мой вкус, слишком легко побеждает.
— Не готов сдаться твоему напору, да? Я уверен: Спиннок Дюрав быстро забыл бы о потере.
— А ее нареченный вырвет леса черной травы, ища любимую.
— Сразит мириад волков и еще менее приятных обитателей.
— Найдет подходящую дыру, чтобы вычерпать Витр.
Кепло зевнул. — И осадит ее, встречая вялое равнодушие.
— Ради ничего. Но, может быть, хитрая птичка уже видит каменный свод и читает неведомые слова.
— Слова еще не написаны.
— Иным не нужны ни резец, ни рука резчика.
— Весьма верно, о ведун. Но, думаю, у нашей Азатенаи иная цель, не связанная с Фарор Хенд. К тому же у милой Т'рисс нет ни таланта каменщика, ни присущей им комплекции.
Реш поднял голову, пошевелил тяжелыми бровями: — Думаешь? Обдумай лучше вон ту стреноженную лошадь. Только не напрягайся, чтобы не стать еще бледнее. Если это возможно.
— Никогда не слушал твою болтовню, Реш, но эти слова буду обдумывать. Только не сейчас. Убийства меня вогнали в сон.
— Ба, а в моей больной голове звенят копья, как будто целая равнина ими поросла.
Кони опустили головы. Пот спекся в корку на удилах, прочертил полосы на гладких шеях. Они миновали высокие как лес травы, выйдя на бесплодную границу, где виднелись лишь кривые бугры и похожие на язвы овраги. Шаренас Анкаду не верила, что такая скачка возможна; да, этим лошадям пришел конец. Мысль ее рассердила. Кагемендра Тулас в своей безумной охоте за нареченной сдался унылому равнодушию. Она оглянулась на остальных из отряда: осунувшиеся лица, стеклянные глаза. Они выехали на поиски одного из своих, но ничья жизнь не стоит жизни таких коней.
Никогда она не могла понять наглого возвышения одной личности над прочими, менее привилегированными существами — словно всякий мыслящий разум подобен гордой цитадели, самозваной добродетели, от потери которой содрогнется весь мир.
Ну, иные миры содрогаются. Поцелуй смерти всегда касается лично вас, холодные губы не сулят утешения. Незрячие глаза словно смотрят в прошлое, мимо тех, кто осмелился встретить взгляд. Пейзаж теряет краски, вздох кажется сухим на губах. Но эти чувства лишь жалят насмешкой, будучи отзвуками внезапной потери, плачем по ушедшему.