Рус. Заговор богов (Рус - 4)

Рус с трудом разбирал о чем вещал отчим. То, что Френом говорил правду — понимал, и в то же время сведения, выдаваемые им за "сокровенные знания", на таковые никак не тянули. Бог в очередной раз развлекался.

"Вот черт заросший, — безразлично подумалось Русу. — А еще Меркурия болтуном обзывал. Френом-то узнает, где моя душа болталась после смерти. Как только вернусь домой, то "прочитает" сразу. Так может из-за этого он меня и оставляет живым?! — Душа человека встрепенулась и всю хандру смыло напрочь. — Погодь, Владимир! А сам-то ты откуда разберешь, где проторчал целую вечность?! Ну, папочка, ну ты..."

Словно услышав эти мысли, Френом хлопнул Руса по плечу и со словами:

— Иди уж, сынку. Адью, — выкинул пасынка из своей любимой реальности.

Рус опять провалился в бездну.

Гелиния успела догадаться, что Рус полностью слился с Силой Эледриаса. На переживания, сомнения и расцвет надежды — попросту не хватило времени: спустя несколько ударов сердца, муж появился так же внезапно, как и исчезал. Даже Сила не поколебалась.

Рус упал на пятую точку, сунул руку под мятую кушинарскую рубаху, сжал в кулаке амулет "универсальной защиты", закрыл глаза и замер, отрешившись от всего мира. Гелиния осторожно, на цыпочках приблизилась к своему Русчику. Набравшись смелости, жена села рядом с мужем и аккуратно, стараясь сильно не прижиматься, обняла его. Она была абсолютно уверена, что Рус частью своей души остался в чертогах, где продолжает разговор с Богами и решила терпеливо дожидаться его возвращения.

Но Рус находился здесь. В первую очередь проверив "карманное", — по меткому определению Френома, — Слово, убедился в способности его видеть. От сердца немного отлегло. И тут же навалилось сожаление с досадой на авантюру, с обидами, с обвинениями самого себя во всевозможных ошибках. Какими только ругательствами он себя не обзывал! Самое мягкое из них было "лох". Из него, потерпевшего, высосали все, что хотели. Поэкспериментировали, поиздевались, как над морской свинкой, и расплатились никчемными фантиками. В том числе и за настоящую смерть с непредсказуемым финалом. Френом провернул операцию, по сравнению с которой Русовские "Три Толстяка", — в античном мире, безусловно, блестящее мошенничество, — воспринимались теперь как игра базарных наперсточников, против биржевых воротил. А ведь противником был воин, а не торговец. Правда, Бог — и этим сказано все.

Побушевав, вдоволь поиздевавшись над самим собой, Рус попытался извлечь из встречи с отчимом хоть что-то полезное. И вскоре понял, что почти все, чему "учил" его бог, он знал и ранее, по опыту собственной божественности и благодаря мудрости проглоченных эльфов. За сам урок унижения и запудривания мозгов, конечно, стоит сказать спасибо. Но и это он предполагал. Лишь попытка убийства была полной неожиданностью.

"Лучше научил бы меня контролировать эмоции! — мысленно проворчал Рус. — Чтобы я вовремя одумывался. Спасибо за напоминание о заемной Силе и все, пожалуй. Ничего нового. Ну ты и хитрец, папочка, не ожидал. Вот, заполучи еще одно открытие, Владимир Дьердьевич. Меркурием — повеселил, не более. И зубы заговорил, разумеется... Ха! Не надейся, папуля, не поверил я в свою неуязвимость. Не только Воля, но и тело мое нетронутое, в Силе сохраненное, меня спасло. А ты об этом не подозревал, а то бы... Да о чем я?! Божественные шарады разгадывать бесполезно! Знал он — не знал, какая разница?! Обижаться глупо, да и поздно уже. А не зря я "универсальную защиту" сделал, без тела мне стопудово кирдык. Черт, в нем Сила заемная. Хотя Гнатик держится. Ты потерпи, сыночек! В Словах человеческим разумом до конца не разберешься, поумерь гордыню, Владимир... И я понимаю, Френомчик, ты — Бог и все твои "советы" далеко не всегда пустой треп, но как ты мне надоел! И не люблю я долго копаться в головоломках — ты же знаешь. Главное уяснил: помощи нет и не предвидится, а возможно и наоборот. Предупрежден — вооружен, за что самое искреннее тебе спасибо! А ведь любопытно, где это я сотни лет болтался? Чуть со скуки там заново не сдох и, вроде бы, какие-то тайны мироздания постиг. Ладно, потом. Так что, адью, папочка! Пошел я Игнатия, кровиночку мою спасать. Черт! Змея же не отстанет... все настроение испортила, сука", — Рус скривился, дернулся всем телом, отряхиваясь от неприятных мыслей, и открыл глаза, в которых мимолетное смятение сменилось решимостью.

Вопрос: готов ли он ради жизни своего сына пожертвовать тысячами других пока еще не рожденных Гнатиков, остался без ответа.

Рус плавно встал на ноги, поднимая с собой жену. Для удобства она переместила руки выше, обхватила крепкую шею мужа.

— Итак, Солнце, чтобы больше я твоих слез не видел. И ярую молитву тоже. Потом объясню, почему. Действуем по плану. Ничего не изменилось, девочка моя, — на последних словах твердость его тона дрогнула. Гелиния поняла, что её непобедимый Русчик в этот раз потерпел поражение.

Еще сильнее, как только могла, она прижалась к супругу. Ухо ловило гулкие раскатистые удары его сильного сердца. Их уверенный ритм успокаивал. В истерзанную горем душу постепенно возвращались былые надежда и вера. А любовь никуда и не сбегала.

Гелиния никому не сказала о неудачной попытке Руса "договориться с Богами". Передала правление княжеством брату Мамлюку и скромно, как обычная воспитанная в лучших тирских традициях жена, осталась ждать мужа. Она порывалась было пойти с ним, но услышав один раз: "Нет. Оставайся здесь, но всегда будь готова", — осталась без пререканий. Теперь княгиня ходила по дворцу исключительно в скромной зимней тунике, скроенной по гроппонтской моде. Терпела духоту, охлаждала себя специальными структурами, но не снимала гроппонтский наряд даже ночью.

Столица княжества Гроппонт, Понтинополь, занимала оба берега широкого полноводного устья реки Понта-торе*, связанных местной достопримечательностью — крутым однопролетным каменным мостом, который держался не только благодаря структурам Хранящих: он пережил лишение Силы во время Ссоры Богов. В связи с этим, народная молва быстро переименовала это чудо строительного искусства из "Подарка Величайшей" в "Славу не Падшему", имея в виду, конечно же Тартара, почему-то устоявшего под натиском Геи. Согласно легенде именно она, создательница мира, сбросила коварного охотника за нестойкими душами в кошмарную бездну преисподней. Вольная игра слов забавляла местных жителей, в большинстве своем людей рисковых занятий: моряков и купцов с многочисленными приказчиками, помощниками, перекупщиками, вкладывавших и свои и заемные деньги в ненадежное фрахтование. И если кушинги делали то же самое, скрепя сердце, семь раз перепроверив, помолившись Гиду и Эю, заранее пожертвовав долю Меркурию, то гроппонтцы покупали, продавали, перевозили товары с какой-то лихостью, прося помощи, разве что, у богини Удачи, не признавали скучную розницу, предпочитая опт. Чтобы прибыль — так сразу! А нет — не судьба. Поэтому в здешних портах, коих было целых четыре штуки: по паре на левый и правый берега, сновало множество инородцев, в том числе и кушинарского происхождения, скупавших у местных торговцев "все на корню". Либо, наоборот, выставляя на продажу крупные партии всевозможного товара. Гроппонтские князья, в отличие от тех же кушинарских правителей, никогда не задавались целью хоть как-то оградить свой рынок от Торговых домов остальной ойкумены. Возможно, в том числе по этой причине, а не только лишь из-за безбашенности здешних коммерсантов, государство не отличалось особым богатством. И это при наличии на севере княжества каганского пятна. Пусть небольшого и не такого богатого, как эндогорское с жемчужиной — Кальварионом, но все же достаточного для процветания.

Собственно, Вольный Понтинополь изначально закладывался на правом, северном — высоком скалистом берегу Понты, в двух милях от её величественного вторжения в Океан, сразу за лесистой грядой, защитившей первопроходцев от буйных морских штормов. Удобное местоположение быстро оценили и за несколько лет рыбацкий поселок превратился в настоящий город со всеми его атрибутами: внутренней крепостью, внешней стеной и причалами под боком. Город недолго хранил свой "Вольный" статус. Он не раз переходил из рук в руки, пока в нем окончательно не закрепились "первые потомки Гелинов", как любили именовать себя воинственные гроппонтцы, и не перенесли сюда свою столицу. Не столько из-за выгодного пересечения торговых маршрутов, сколько в надежде контролировать отсюда Дорогу Археев, — пролив между Океаном и Гелинским морем, до которого было всего-то "два шага", какие-то жалкие двадцать миль на юг вдоль побережья.

Из затеи главенства над стратегическим водным маршрутом в силу разных причин ничего не вышло, но столица осталась на своем выгодном месте и непрерывно росла. Потом настали Сумерки, потом войны и наконец случилась Ссора Богов, после которой далеко на западе, на противоположном берегу Океана открылся новый-старый континент Муль.

Княжеский дворец со всем чиновничьим аппаратом, родовитые археи, самые солидные Торговые дома, старшие военачальники, главный штаб большой сильной гроппонтской армии, главные храмы всех признанных в просвещенных странах богов, все магические ордены и самые красивые бело-розово каменные здания находились в Старом городе, за городской стеной на правом берегу Понта. Левая же сторона реки являлась прямой противоположностью. Если сразу за мостом стояли еще более-менее приличные двух-трех этажные сооружения и этот район носил гордое имя Нового города, то за ним, окружая полукольцом и двумя языками спускаясь к портам, жались друг к другу разномастные домики. Камень и кирпич конкурировали с деревом и глиной и зачастую проигрывали последним. Кране редко в этих кварталах (если, конечно, хаотичную застройку можно назвать этим строгим словом) встречались двухэтажные постройки, которые бросались в глаза исключительно благодаря своей высоте, а не изяществу.

Ближе к пристаням и рынкам было видно четкое различие в стилях десятка своеобразных "пятен", организованных таким образом, что крайние дома напоминали повозки переселенцев, занявших круговую оборону во враждебной степи. Так выглядели районы, населенные выходцами из одной страны и они же, являясь местными аналогами земных чайнатаунов, занимали ключевую роль как в легальной торговле, так и в контрабанде и других неблаговидных занятиях "ночного братства". Встречались небольшие, но ухоженные храмы, и редкие представительства орденов, отличающиеся от окружающих зданий разве что числом хозяйственных построек. Тем не менее, часть левого берега, именуемая из-за скученности жилища и наглости обитателей — Варварка (ударение на первый слог), казалось, утопала в садах, причем, сильнее, чем более цивильные Новый и Старые города. Это отличие было заметно даже зимой, при скучной бесцветной листве и сырой погоде.

—

*Тора — по-гелински река, поток.

Глава 15

Рус шел по узкой извилистой улочке Варварки, рассеянно оглядывая вывески постоялых дворов. Шагал расслабленной походкой уверенного в себе человека, идущего по важным делам. Ноги, обутые в не по погоде чистые сапожки из кожи дракончика, аккуратно переступали многочисленные лужи — следы недавнего зимнего ливня. Непривычные сильный запах свежей и не очень свежей рыбы, гораздо насыщенней, чем в северном Кушинаре, раздражал. Другие трудно определимые ароматы южного океанского порта дразнили и отвращали одновременно. Откуда-то неподалеку доносилось переливное, игривое гудение единорогов, возмущенное мычание борков, наглый галдеж чаек и неразборчивые крики людей. То ли зазывал, то ли ругань грузчиков, то ли веселье команды, наконец-то обретшей под ногами твердую почву. Небо затянула светлая пелена, не предвещающая повторения ночной стихии. Скорее наоборот, сулящая порадовать взор веселым солнечным лучиком. И лишь противная сырость, ползущая под плотный плащ из тонко выделанной тюленьей кожи, не давала забыть о зиме. Сезон штормов только думал заканчиваться.

На это время, на период неспокойного океана и надеялся Рус, идя в Гроппонт — в самый крупный западный порт ойкумены. Он заставил себя поверить в то, что теневики (члены мульского ордена Сумрака) в купе с лоосками (по-мульски ланитками), несмотря на заверение лже-Тирилгин, не рискнут везти ценный груз — его сына, по бурному морю. Конечно, лично Лоос могла обеспечить и безопасный проход судна или выделить кучу Силы на "тропу" прямо до противоположного континента, но это являлось бы излишне грубым вмешательством в дела смертных. Другие боги, насколько понимал пасынок Френома, такого не потерпели бы.

Заметив обшарпанную вывеску "Великие Гелины", Рус перешел улицу, пропустив повозку с непонятным остро пахнущим грузом, и уверенно распахнул скрипучую дверь. Заведение принадлежало чуть ли не первому в Варварке землячеству, эритрейцам, давно потерявшим силу и влияние в делах местных общин.

Постоялый двор знавал лучшие времена. Претенциозная, некогда богатая настенная роспись, повествующая о подвигах первых гелинов-просветителей, которые любили втолковывать новые знания при помощи огня и меча, была вышаркана. Местами поцарапана и выбита. Кое-где проступали неряшливо замытые следы непонятного цвета. Хотелось думать, что от еды.

— Да хранят тебя боги, уважаемый! — лениво проскрипел обрюзгший приказчик, в силу тяжелого похмельного состояния даже не попытавшийся поднять свое рыхлое тело с лавки за стойкой, под которой обычно хранились ключи от комнат. — Наш двор славится... тебе переночевать, перекусить или потолковать? — Служащий откровенно наплевал на рекламу своего заведения и по его мятому лицу легко угадывалось, что и ответ на последние три глагола ему, мягко говоря, был неинтересен.

— Потолковать, — коротко бросил Рус. Со стороны приказчика никакой реакции не последовало. — У вас остановился мой компаньон, Дик из Кушинара.

Портье впервые посмотрел на посетителя. В его мутных заплывших глазах, пронизанных кровяными прожилками отражалось вселенское страдание.

— Десять лепт. Могу взять полудрахмой. — Неожиданно жестко произнес он.

— Однако! — возмутился посетитель, оказавшийся прижимистым, как все торговцы имеющие дела с кушингами. — Кувшин дрянного пойла, которое вернет тебе вчерашнее блаженство, в соседней лавке стоит не более пяти лепт. У вас, уверен, не дороже. Злой хозяин? — участливо поинтересовался Рус, резко сменив негодование на сочувствие.

— Тот кувшин мне, как киту креветка, — немного смягчился страждущий. — А хозяин, — опасливо обернулся, похрустев всеми шейными позвонками, и тихо простонал. — Сволочь. Полудрахма, я не торгуюсь. — Закончил, твердо хлопнув рукой по узкой столешнице.

Стопочка медяков нехотя легла на стойку и была сразу накрыта пухлой трясущейся ладонью. Попытка подсчета честно заработанных денег не предпринималась.

— По левой лестнице, второй этаж, третья дверь направо. — Быстро пробормотал приказчик. Сгреб монеты в потайной карман своей безразмерной туники неопределенного цвета и сказал уже заметно веселее. — Твой Дик не один, с ним один оборванец из наших, эритреец. Это они, китовы отрыжки, меня вчера напоили. Стучи сильнее, а то мне не открыли. Чтоб их кальмар об воду прихлопнул! — с этими словами портье уже выбирался из-за стойки с ключами. Для своего состояния и комплекции — необычайно проворно. И плевать ему стало на других постояльцев и на сохранность вверенного ему имущества.