Но на середине движения, что-то остановило ее. Она пыталась заставить пальцы закончить начатое. Они не послушались. Как будто ее сердце в обход ума командовало против телом против ее воли.
— Почему?— возмутилась она, — Семья должна быть защищена!
Ответа не последовало, потому что ответа не требовалось.
Через некоторое время она позволила своим пальцам разжаться. Гретхен дала обещание. Молчаливое, но все же обещание. Она обещала стать его женщиной, а не просто его наложницей. Мальчик-мужчина не был Людвигом . Она могла бы расставить для него западню, но она не хотела обманывать его просто зовом плоти.
Герцогиня повела их всех за школьное здание. Там будет еда, еда! Всех их грыз голод. Гретхен не последовала за ними сразу. Она опустила голову, закрыла глаза, сделал глубокий вдох и понежилась мгновение в чистоте и мягкости. Мягкость халата, мягкость тела, чистота сердца. Даже черное вещество под ее босыми ногами она ощущала чистым и мягким. Гретхен подняла голову и открыла глаза. Прежде чем уйти, она подарила Джефф улыбку. Это самое большее, из допустимого. Простая милая улыбка, только с намеком на обещание.
Но когда она увидела его, она чуть не засмеялась. Нет, он не выглядел роющим землю копытом, фыркающим от вожделения быком. Просто юноша, здоровый как бык, но бык оглушенный
Гретхен знала, что она победила. Теперь Джефф принадлежал ей, она была уверена в этом. Пойманный в западню без всякой возможности сбежать. В уловках больше не было необходимости. Сознание этого принесло ей удовлетворение. Частью теплое, частью холодное. Теплое, потому что она не нарушила свое обещание. Холодное, потому что само обещание было плодом расчетливости..
Такова была жизнь внутри урагана. Снова Гретхен сделала то, что необходимо было для выживания ее семьи. Укрытие это хорошо, подумала она. Очень хорошо. Она пока вообще почти не знала Джеффа, но одно она знала точно. Этот полумальчик сможет защитить ее гораздо лучше, чем кто бы то ни был, включая троллеобразного Людвига. Намного, намного лучше.
Но, было что-то еще. Чувство снова вернулось. Это было странное ощущение. Но бури чувств, захвативших бы ее целиком не было. Гретхен поняла это сразу и заглушила в себе это понимание.
Жестоко. Но она жила с печалью в течение многих лет. Почему же сегодня должно быть по-другому?
Глава 23
Мелисса Мэйли поела с беженцами, все еще будучи в халате. Она чувствовала себя глупо и неуклюже в этом одеянии, пока она ела в том самом кафетерии, где за эти годы она тысячи раз делила трапезу с тысячами студентов. Одетая надлежащим образом! Эд Пиазза раздобыл для нее нормальную одежду, но Мелисса отказалась надеть её. Не раньше того, как беженцы будут устроены на ночь настанет время заседания комитета. То же самое упорство, граничащее с упрямством, которое когда-то заставило молоденькую бостонскую интеллектуалку ехать в забытые Богом уголки расово сегрегированного американского Юга, чтобы демонстративно сидеть в ресторане за одной стойкой с чернокожими, заставило ее сейчас, когда она стала куда старше, ужинать в халате бок о бок с немецкими беженцами. Босиком, как и они, даже если ее собственные ногти на ногах были наманикюрены.
Одна из целей её присутствия здесь было попытаться уменьшить неизбежную для полуголодных беженцев опасность переедания. Но, как оказалось, в этом не было никакой потребности. Здесь уже была Гретхен, наблюдающая, как ястреб.
Гретхен железной рукой поддерживала дисциплину в вопросах приема пищи. Мелисса несколько раз вздрагивала, наблюдая методы, использовавшиeся Гретхен для поддержания дисциплины. Она всю свою жизнь выступала против телесных наказаний. Но на этот раз она промолчала.
На Мелиссу Мэйли, на самом-то деле, в этот момент снисходило откровение. Ее ум лихорадочно работал в то самое время, как, она внешне бесстрастно ела.
Она, несмотря ни на что, не одобряла телесные наказание. Но Мелисса Мэйли не была глупа, и могла распознать действительное положение дел, когда она наблюдала ситуацию собственными глазами. Ее взгляд дрогнул, но она не опустила взгляда.
Гретхен, а не она, видела, как люди ели траву, чтобы остаться в живых. Гретхен, не она, видела, как объедались те же самые люди, когда наступало неожиданное изобилие. И затем видела, как они умирали от несдержанности, корчась в муках. Она видела, как Гретхен ударила ребенка, набивавшего еду в рот обеими руками, и вынудила его сидеть с руками на коленях в течение трех минут прежде, чем он ему было позволено взять ещё кусок. Она вздогнула — завтра на крохотной мордашке ребенка будет синяк, а сейчас он горько плакал — но промолчала. Гретхен снова сохранила этому мальчику жизнь, в мире, который убил бы Мелиссу Мэйли, как цыпленка. И это даже не был её ребенок. Младенец Гретхен удобно устроился у неё на руках, счастливо сося ее грудь. Ее собственный ребенок был ублюдком, зачатым от насильника. Тот, другой — кто знает? Никто, ничто. Комок пыли, посланный копытами благородных боевых скакунов катиться по неистовому пейзажу войны, пока, по счастливой случайности, он не прикатился к грязным ногам одной обозницы.
Мелисса вздрагивала ещё и от того, что видела взгляды, которые Гретхен непрерывно посылала Джеффу, сидящему в другом конце стола. Эти взгляды были даже, в своем роде, скромными. И это только делало их тем более эффективными. Джефф был хорошо воспитанным провинциальным мальчиком. Вульгарная, хриплая и легкодоступная уличная проститутка отпугнула бы его. Молодая женщина в халате, спокойная, уверенная в себе — ее грудь выглядывала из халата только для того, чтобы накормить ребенка — руководящая тем, как едят члены её семьи...
Посылающая взгляд за взглядом — мягкие, яркие, многообещающие — фактически подростку, который был младше её всего на два года по возрасту, но уступал на целые эпохи по жизненному опыту...
Мелисса с трудом удержалась от смеха. Даже если не упоминать о её вызывающей изумление фигуре!
Вывод был однозначен. Очевиден. На данный момент, Джефф представлял собой не более, чем сосуд неистово бурлящих гормонов. Сгорающий от желания. Сможет ли он отвергнуть сделанное ему предложение? Ха!
В воображении Мелиссы внезапно всплыло изображение её самой, стоящей на пляже по лодыжку в морской воде. Королева Мелисса — властная, справедливая — приказывающая отступить морскому приливу.
Мелисса была резко против сексуальных домогательств. Она резко протестовала, когда мужчины использовали в своих интересах подчиненное положение женщин в обществе, чтобы удовлетворить свою страсть. С годами её взгляды на этот вопрос не изменились.
Нет, не изменились. Но...
Отчаяние нахлынуло на нее. Мир, в который судьба забросила её, настолько отличался от того, который она знала, что казались невозможным найти правильный ответ. Могла ли она их осуждать? Могла ли она их порицать? И, самое главное, могла ли она указать им выход?
Мальчик, которого ударила Гретхен, больше не кричал. Наоборот, он улыбался. Смотрел на Гретхен, стремясь попасться ей на глаза. Совершенно равнодушный теперь к синяку, формирующемуся на его щеке. Мелисса поняла, что срок наказания, наложенного Гретхен, прошел. Гретхен, как будто управляемая какими-то внутренними часами, встретила его пристальный взгляд, мягко улыбнулась и кивнула. Мальчик тут же засунул в рот горсть еды. Потянулся было за другим, остановился, осторожно поглядел на Гретхен. Конечно же, она наблюдала за ним и послалал ему нахмуренный взгляд.
Ангелы всегда бодрствуют. Мальчик вздохнул и сложил руки на коленях. Ангел улыбнулся. Взгляд скользнул дальше, на другого ребенка, ещё одну слабую женщину, ослабевшую старуху — и, затем, на полноватого американского старшеклассника, сидящего на другом конце стола. Обещание в этих глазах ни в малейшей степени не было ангельским.
Взгляд скользил дальше. Наблюдающий, охраняющий. Стальные глаза, закаленные в горниле, которое не могла даже вообразить Мелисса. Взгляд единственной разновидности ангела, который мог существовать в таком месте.
Мелисса была парализована. В душе она была твердо настроена говорить с Джеффом. Предупредить его — недвусмысленно! — что ему абсолютно воспрещается...
Воспрещается? Почему? На каком основании?
Ответ был страшнее тарантула, змеи, скорпиона. Лечение могло оказаться намного хуже болезни. Будь прокляты благие намерения, в действительности ситуация была совсем другой. Запрет американским парням сожительствовать с немецкими девушками — девушками, которые будут бросаться на них, чтобы выжить — был бы первым шагом на пути к кастовому обществу. Они будут совокупляться так или иначе, в стороне от любопытных взглядов. На лестницах, в туалетах. Американские аристократы, и немецкое простонародье. Снова шлюхи.
Шаг к тому общественному устройству, появление которого она и Майк отчаянно хотели предотвратить
Так что сделать? Действительно, есть ли свет в конце туннеля?
Мелисса резко отодвинула еду. Мысли о телесных наказаниях и сексуальном домогательстве вызвали волну тошноты. Она закрыла глаза, пытаясь успокоить свой желудок.
Еда не был причиной тошноты. Это была самая обыкновенная еда кафетерия средней школы, та же самая еда, которую она уже ела тысячи раз. Питательная и безвкусная.
Тошноту породил неукротимый ужас. Ужас был пробужден воспоминанием.
Она могла, в течении какого-то времени, заставить себя не вспоминать. Трудность поиска взаимопонимания, когда она старалась уговорить женщин и детей пройти санобработку, забрала её силы. После этого беспокойные раздумья, что делать с тем, что возникло и стремительно развивалось Гретхен и Джеффом — сегодня, между ними, а в течении следующей недели, как она всё больше укреплялась в уверенности, между другими немецкими девушками и американскими парнями, которые носили оружие и могли защитить своих избранниц — занимали её мысли. Привычка школьного учителя, закаленная десятилетиями поддержания этикета и дисциплины, сохраняла ее держала её ум в напряжении и не оставляла места для других мыслей.
Но теперь прошло достаточно времени. Она больше не могал подавить воспоминания. Она вспоминала трех мальчиков, ни один не старше четырнадцати лет, сидящих на корточках у её ног, как животные, вспоминала блеск их глаз, оцепенение на их лицах, пoка их матери и сестры и тети вопили и стенали, как банши. Все они, кроме Гретхен, были совершенно уверены...
Совершенно уверены, без тени сомнения!
... что Мелисса Мэйли явилась, чтобы их убить.
* * *
Её чуть не вытошнило.
Нет! Не здесь. Они решат, что их отравили!
Она резко поднялась и отошла от стола. Увидев озабоченность на лице Джеффа, она отмахнулась. Я просто вспомнила об одном срочном деле, и все. Она знала, что Джефф успокоит остальных. Надежный парень. Хороший мальчик.
Когда она вышла из кафетерия, она повернулась налево и толкнула дверь, ведущую на улицу. Теперь Мелисса почти бежала. Она сдерживалась с огромным трудом, но, в то же время, была полна решимости скрыться от взоров беженцев. Быстро темнело, но уголок небес на западе ещё светился легким багрянцем.
Она повернула направо, в противоположную от окон кафетерия сторону.
Сейчас, в сумерках, она не выдержала и побежала. Её босые ноги шлепали по дорожке, идущей вдоль школы.
У неё не было шансов добежать до кустов, растущих у стены технического центра. Ни одного шанса.
Вот теперь уже достаточно далеко.
Она сделала шаг в сторону и упала на колени. Ни в чем не повинная еда, проглоченная ей в кафетерии, потоком хлынула из её желудка наружу, разбрызгиваясь на траве. Она изрыгала убийство, изнасилования, пытки; непредставимая жестокость расплескалась по траве. Расплескался ужас, растеклось мучение. Кислая вонь её собственного желудочного сока казалась, по сравнению этим, дорогостоящим ароматом, скрывающим столь жуткую вонь, что ей невозможно было даже придумать название.
К тому моменту, как спазм прошел, Мелисса Мэйли была обращена.
Она распрямилась, сделала глубокий вдох. Чистый воздух наполнил её лёгкие. Она покопалась в своих мыслях, пытаясь разобраться, что там было, кроме гнева. Пытаясь найти себя.
"Я всё ещё в здравом уме" — решила она, вздыхая с облегчением.
"Я удержалась на самом краешке. Но тем не менее."
Майк и Ребекка наткнулись на нее через несколько минут. Они, как обычно, явились на заседание комиссии раньше назначенного времени. Необычным было то, что они явились сюда практически в обнимку. Созерцание того, как крепко они сжимали руки друг друга, помогло изгнать отчаяние из сознания Мелиссы.
Майк упал на колени рядом с ней. "Как вы себя чувствуете?" Он взглянул на лужу рвоты, поблескивающую в свете восходящей луны.
Мелисса кивнула. "Не беспокойтесь, всё уже нормально". Затем, осознав абсурдность своих слов, полусердито усмехнулась. "По крайней мере, телесно."
Её глаза наполнились слезами. "О Боже, Майк, они думали, что я прикажу их перебить." Мгновение спустя, уткнувшись ему в плечо, она лихорадочно пересказывала предшествовавшие события. Пока она говорила, Ребекка внимательно слушала, тоже опустившись на колени рядом с ней.
Завершив рассказ, Мелисса глубоко вздохнула. "Знаешь, я чувствую, что совершенно не понимаю окружающее. Я никогда не думала, что окажусь здесь."
Она сжала челюсти. Следующая фраза буквально прорывалась сквозь стиснутые зубы. "Я чувствую сейчас, что, будь это в моих силах, я поставила бы к стенке каждого солдата имперской армии. Вернее, обеих армий. И, без тени сомнения приказала бы их расстрелять. Сегодня же вечером."
Майк улыбнулся и потрепал её по голове. "Расслабьтесь, мэм. Если вы сделаете то, что сейчас хотите, вы, а не кто-то из них, будете самым жутким созданием в мире."
Мелисса отчаянно старалась удержаться от смеха. Безуспешно. И затем она поняла, что не хочет останавливаться. Юмор очищал её душу. "Боже, это правда!" — выдохнула она — "Нет никого страшнее новообращенных, если говорить об ощущении собственной непогрешимости."
Майк улыбался. "Господи, помилуй!" — улыбка испарилась. Он покачал головой. "Мелисса, я только что говорил с Джеймсом. Последние два часа он был занят медосмотром этих германцев. Шотландцы отконвоировали пленных протестантов в Баденбург, а мы заперли пленных католиков в павильонах, где обычно проходят сезонные ярмарки."
Он с шумом выдохнул. "Вы хотите знать, что он мне сказал? Он сказал, что эти люди напомнили ему безжалостных детей и дикую молодежь, среди которых он вырос, вот и все. Он родом из гетто, Мелисса. А вы нет. Человек типа Джеймса намного лучше вас понимает, как появляются на свет такие люди. Поместите любого из нас в соответствующие обстоятельства, и вы получите тот же самый результат. Некоторые из них — настоящие монстры, и, скорее всего, были бы монстрами в любом из миров. Остальные? Большинство из них, на самом-то деле?" Он пожал плечами. "Люди, только и всего. Их жизнь — непрерывный гребаный траходром, только чтобы не утонуть в этом гребаном изуродованном мире."
