После того как мы ушли, к ней пришли соседи. Они громко кричали, стучали в дверь, а затем угрожали ей расправой. Сама Эмма так испугалась, что забилась в своей комнате под кроватью, боясь высунуть нос. Это продолжалось где-то с час, а после все затихло, но она еще долго не могла заставить себя покинуть убежище.
Только услышав нас, она решилась выйти.
Все страшнее, чем мне казалось.
Ее тут просто затравили.
Появилось сильное желание пройтись по соседям и высказать им пару ласковых слов, но Эрик меня остановил.
— Мы не можем так действовать, — ответил он. — Знаю, что ты хочешь, но мы — представители закона, и самоуправством заниматься не должны. Держи себя в руках.
— Тебе легко говорить!..
Мои слова он проигнорировал, но приходится признавать, что он отчасти прав. Ведь если задуматься, то и соседей понять можно. Они столько жаловались, вызывали полицию, а результата никакого! И вот опять стало шумно.
— Так, я подготовлю квартиру, а ты иди и опроси соседей, — велел Эрик. — И только посмей хоть одного ударить!
— Лишь для самозащиты, — не стал я давать невыполнимых обещаний.
Эйбон просверлил меня взглядом, но ничего не сказал.
Взяв блокнот и ручку, я покинул квартиру и двинулся опрашивать соседей.
Первым делом я позвонил в соседнюю дверь.
— Кто там? — послышался женский голос.
— Социальная Служба, — сказал я то, чего никогда в жизни не думал сказать.
Дверь мне открыла полная чернокожая женщина и осмотрела меня весьма скептическим взглядом. Она была в простом цветастом платье и с повязанным платком на голове. Похоже, я отвлек ее от уборки.
— А ты слишком молод для них, — прищурилась женщина.
— Стажер, — показал я удостоверение. — Здесь — для профилактики преступлений.
— У меня дома все нормально, — нахмурилась дама.
— Я не по поводу вашей семьи, мэм. Я хочу задать несколько вопросов о вашей соседке, мисс Браун, — указал я на многострадальную дверь.
Женщина посмотрела на дверь и очень удивилась ее состоянию.
— Это не я сделала, — тут же напряглась она. — Я стучала к ней с утра, но мне так и не открыли.
— Вас никто не обвиняет. Можете ответить на несколько вопросов?
— Хорошо.
— Как вас зовут? Откуда вы?
— Баако Акинтола, я родом из Гамбии, но всю жизнь прожила в Берлине, в Найзельберг приехала недавно.
— Как давно вы тут живете?
— Около восьми месяцев, с тех пор как переехала сюда. Мой муж получил работу на заводе компании и привез меня с детьми. Квартиру получил от компании, когда съехали предыдущие жильцы. Видать, их тоже достали соседи.
— Что вы можете сказать о вашей соседке?
— Я бы сказала хоть что-то, если бы хоть раз ее видела, — фыркнула Баако. — За все время она ни разу мне не открыла, лишь говорила со мной через дверь. Я поначалу пыталась быть к ней терпимой, но ужасный запах и крики по ночам выдерживать тяжело. Я понимаю, что у нее там больная мать, но таких людей лучше держать в больнице, а не дома. Судя по тому, что за четыре года той не стало лучше, домашнее лечение не помогает, — покачала она головой. — Мы пытались говорить с Эммой, даже поднимали этот вопрос на собрании жильцов, но полиция, проверив жалобы, почему-то махнула рукой.
— Полиция ничего не делала?
— Вообще. Они приходили к ней, а затем уходили. Не знаю, что там было. Может, она переспала с ними, чтобы они оставили ее в покое, но копы не сделали ничего!
— Ясно. Не знаете, кто мог сотворить такое с ее дверью?
— Это, скорее всего, Семен, — ответила дама. — Он весьма грубый и неприятный мужчина. Живет на этаж выше и часто кричит, да и пахнет от него алкоголем.
— Благодарю за ответы, мадам, — кивнул я.
— Вы уж сделайте хоть что-то с этим, а то переезжать не хочется.
— Сделаем все возможное, мэм.
Попрощавшись с дамой, я записал все в блокнот, а после двинулся к следующим соседям.
Соседями с другой стороны от Эммы оказалась компания парней моего возраста.
— Чего нужно, чувак, — сказал тощий блондин, жуя жвачку.
— Социальная Служба, — показал я удостоверение.
Жвачку он чуть не проглотил.
— Эм-м-м... мы вчера немного шумели, но... — начал оправдываться парень.
— Советую быть потише, а пока ответьте на вопросы по поводу вашей соседки, мисс Браун, — указал я на соседнюю дверь.
— А, эта, — парни слегка успокоились, поняв, что я пришел не за ними. Надо бы оставить заметку в полиции — проверить этих ребят на всякий случай. — Ну, мы ее никогда не видели в живую. Мы вообще как-то соседями не интересовались, а этой — и подавно.
— Как вас зовут? Как давно вы тут живете?
— Я — Гоззо, а это Смити и Хан, — указал он на двух парней: одного чернокожего, а второго — азиата. — Уже два года снимаем квартиру. Мы с пацанами скинулись и сняли эти харомы, а то в общаге даже толком расслабиться нельзя, — вздохнул он. — Тут недорого, да и до универа близко.
— Что можете сказать про вашу соседку?
— Ну, с ней я ни разу не виделся, как и с остальными. Поначалу, когда мы заехали, все было норм. Был иногда неприятный запах, но редко и это не мешало. Мы же с утра на учебу, а домой — только вечером, и как-то пофиг, что за это время тут было. Но вот с прошлого года от этой дамочки стало шумно, а вонища — чуть ли не каждый день.
— Запаха много?
— Не то слово, — поморщился он. — Там, походу, у кого-то серьезные проблемы с кишечником.
Парни скривились, видать им часто приходится ощущать подобное.
Да, сам почуял вчера, потому понимаю их беду.
— Вы пытались общаться с ней?
— Ну, когда шума было слишком уж много, мы стучались, но нам ни разу не открыли и не ответили. Мы даже думали, что там нет никого, но тетка Баака сказала, что там кто-то живет, и ей тоже не открывают.
— Ясно. Благодарю за ответы, — записал я показания. — Удачного вечера!
— Ага, пакеда.
Двоих уже опросили. Хочется пойти наверх и наведаться к этому Семену, но лучше оставлю его напоследок, поговорю с теми, кто под Эммой живет.
Спустившись, я повторил процедуру.
Дверь мне открыл пожилой мужчина, на вид лет семидесяти, весь седой и одетый в клетчатую рубашку. Он окинул меня подозрительным взглядом и крепче сжал свою трость. Понимаю его настороженность.
— Мы ничего не покупаем, — сказал мне старик.
— Социальная Служба, сэр, — вновь показываю удостоверение. — Я хочу поговорить о вашей соседке сверху — мисс Браун — и ее матери. Уделите мне минутку времени.
— Ладно, — покачал он головой.
— Как вас зовут? Как давно вы тут живете?
— Золтан Форкас, я из Венгрии. Живу тут уже три года. Сын купил нам с женой квартиру, а сам работает где-то в Деловом районе.
— Вы знакомы с мисс Браун?
— Нет. Я редко покидаю дом, с ней не виделся. От нее много шума и неприятного запаха. Я однажды пытался с ней поговорить, но она мне так и не открыла. До прошлого года я даже и не знал, что там кто-то живет. Только по шуму и запаху определил.
И снова это...
Очень странно.
— Благодарю за ответы, сэр. Извините, что побеспокоил вас.
— Удачи.
Записав и эти данные я, наконец-то, двинулся на верхний этаж, чтобы поговорить с упомянутым Семеном. Соседи у Эммы относительно новые. Все переехали сюда не так давно и никогда с ней не виделись, а общались только через дверь. Да и само ее существование заметили только с прошлого года, когда начались неприятности.
Странно. Очень странно.
Добравшись до нужной квартиры, я позвонил в дверь. Пришлось довольно долго ждать, пока мне открыли. Послышался громкий топот и отборный русский мат, а затем на пороге показался крупный толстоватый мужичок, лет пятидесяти на вид, с лысиной на голове, пышными седыми усами и очень сердитым взглядом.
— Чего надо?! — грубо заговорил он, и от него сильно повеяло пивом.
— Социальная Служба, я хочу поговорить о вашей соседке снизу — мисс Браун, — сказал я.
— Хо, неужели эта чокнутая хоть что-то сделала, даже лунатиков вызвала, — фыркнул он. — Вот что я тебе скажу, пацан. Эта больная достала меня, и если она посмеет мне угрожать...
— Полегче, сэр, это может сойти за угрозу, — прищурился я.
— Заткнись, сопляк, а то я и тебя... — он схватил меня за воротник, что развязало мне руки.
Перехватываю его кисть и делаю залом, от чего мужик падает на пол и уже не может двинуться.
— Агх! Сука! Урод! Убью! — кричит он.
— Заткнись, — прорычал я. — Угрожать женщинам ты мастак.
— Да пошел ты и эта больная идиотка! — злился Семен. — Бесит меня эта сука, что сама себя гробит!
— Что ты имеешь в виду? — не понял я. — Отвечай!
— Ладно, — сдался он. — Отпусти!
Руку я его отпустил и дал подняться, но если что — готов был снова уложить мужика мордой в пол.
Семен встал и погладил кисть, затем смерил меня злобным взглядом, но нападать не стал.
— Я знал ее отца, — начал он. — Мы вместе работали. Боб был хорошим мужиком. Умный, работящий, семью любил и налево никогда не смотрел. Мы не были друзьями, но иногда всей бригадой смотрели в баре футбол и болтали под пивко. Мужик он был старательный, умный, и повышение заслужено получил, мы с парнями все его поздравляли. Врагов и недоброжелателей не имел и был душой компании... Жена красавица и дочка милая, повезло ему, — Семен тяжело вздохнул. — А затем произошел тот несчастный случай.
— Вы знаете, что случилось?
— Видел, — кивнул он. — Трос порвался, и на него упали трубы. Он успел оттолкнуть нашего прораба, но сам... в больнице скончался.
— Как отреагировала его семья?
— Сьюзен впала в депрессию, осунулась и долго горевала. Мы старались ее поддерживать и помогать. А затем она сама слегла с инсультом. После больницы ей прописали домашнее лечение, и Эмма стала приглядывать за матерью. Как я слышал, врач сказал, что она должна быстро поправиться, но вот уже четвертый год в таком состоянии. Эмма все это время заботится о ней и сама загнивает в доме.
Он некоторое время молчал и вздыхал.
— Мы пытались ей помогать. Думали с мужиками денег собрать ей, чтобы мать в больницу положила или хоть сиделку наняла, но Эмма отказывалась, вскоре стала затворницей и сама перестала покидать квартиру. Мы волновались и приходили проведать, но она не открывала дверь. Поначалу отвечала хотя бы, но потом совсем затихла, — он покачал головой. — У нее же больше никого нет! Если ей самой плохо станет, то уже никто не поможет, а она еще и от людей огородилась!
— Что началось в прошлом году?
— Не знаю. До этого от них неприятностей почти не было, а затем начались ночные крики, часто был запах, но не в таких количествах, и это стало уже невыносимо. Я, поначалу, приходил и пытался помочь, но она не отвечала и это раздражало, а после того, как и полиция и ваши службы ничего не сделали, мы совсем на нее обозлились. Некоторые съехали отсюда, а мне некуда переезжать.
— Погодите, из нашей службы тут кто-то был?
— Да. Я видал вашего представителя, где-то месяцев девять назад, — пытался он вспомнить. — Приходил, что-то посмотрел и ушел, сказав, что все нормально.
А вот это стоит проверить!
— За последний год вы видели ее?
— Да я ее уже четыре года не видел, — сказал Семен. — Она, как матери плохо стало, вообще из дома не выходила.
— То есть... она все это время там сидит?
Теперь ясно, чего она так плохо выглядит.
Четыре года вообще не покидать квартиру — это просто какой-то пиздец!
— Ясно. Спасибо за ответы.
— Я... это... заплачу за ремонт двери, — сказал мужик, а после закрыл дверь.
Почему-то после этого разговора мне стало как-то не по себе. Не скажу, что этот тип мне нравится — скорее, он дико отталкивающий, но... странно, особой ненависти к нему я больше не испытываю.
После этого я решил опросить еще нескольких соседей, но ничего особо важного или нового от них не услышал. Все то же самое, и отвечали практически один в один.
Вернувшись в квартиру, я подошел к напарнику и отдал ему блокнот. В это время Эмма готовила очередную молочную смесь для матери, а Эрик развешивал по комнате амулеты.
— Что узнал?
— Если вкратце, то до прошлого года о ее существовании никто даже не догадывался, — ответил я. — Ну, и она тут сидит взаперти уже четыре года и на улицу не выходит.
— Не нравится мне это, — нахмурился Эрик.
— Тут, оказывается, был представитель наших, но ушел, ничего не обнаружив.
— Я позвоню и попрошу проверить это.
— Итак, что сегодня будем делать?
— Опять ждем ночь, — ответил напарник. — Я развесил по комнате амулеты, а также мы с Эммой убрали отсюда лишние вещи, чтобы в нас их больше не кидали.
Да, комната слегка преобразилась. Отсюда убрали все игрушки, фотографии, зеркало и прочее, лишь икону оставили. Шкаф и тумбочки переставлять не стали, но, если что — я смогу их остановить.
— Эти амулеты точно покажут нам, что это за дух. Плюс, я проверил дом на предмет возможной проклятой вещи, а заодно просмотрел данные, что накидал нам Нохинду. Пока ничего такого.
— Значит, будем ждать.
Вскоре пришла Эмма с ужином для мамы — очередной молочной смесью — и стала, как и вчера, кормить ее. Мы же, помня о прошлом, решили покинуть комнату и не мешать.
— Эмма, а к вам уже приходили люди из нашего ведомства? — спросил я.
— А? М-м-м-м, вроде да... — нахмурилась она. — Простите, я очень рассеянная и часто все забываю. Кажется, кто-то был. После того, как я часто звонила в полицию, кто-то все же пришел, но ничего не нашли и ушли.
Оставив девушку заниматься матерью, мы ушли из комнаты, и отправились на кухню.
— Позвоню и узнаю.
А затем из комнаты послышался знакомый звук испражнений, и неприятный запах дал нам понять, что сидеть в той комнате точно будет 'весело'...
Глава 33. Зацепка.
— Черт, если так будет каждую ночь, то я раньше с ума сойду, — поморщился я, потирая шишку.
— Не ворчи, — фыркнул Эрик, потирая зад. — Это было хоть не так напряжно, как в прошлый раз.
— Летающая тумбочка — вещь тяжелая!
— Харе ныть!
— Я не ною!
Вот так огрызаясь друг на друга, мы поднимались с пола.
Эта ночь прошла 'получше', чем прошлая: по крайней мере, не было ментального давления или летающих мелких деталей, а вот едва не убившая нас тумбочка потрепала изрядно. И ведь разбивать или ломать ее было нельзя, а то опять кучу мелких осколков сделали бы.
Единственной, кто вообще не пострадал и даже не был задет, оказалась миссис Браун.
Дама как спала, так и спит — что как бы подтверждает, что дух не хочет ее убивать. Ему нужны ее муки или жизненные силы. С такими способностями он давно мог бы уронить на лицо женщины подушку и покончить с ней.
Но вот нас он желал убить очень сильно — ну, или прогнать — смотря, на сколько у него хватило бы сил.
— Итак, каковы наши успехи? — спросил я.
Эрик подошел к развешанным амулетам и некоторое время осматривал их, особенно серебряный крест. Сказал, что если крест потемнеет, на это можно ориентироваться, но опять ничего не обнаружил. Буддистские четки не отреагировали, иудейская звезда — тоже, как и другие символы в этой комнате.
