Зародыш мира.Начало

— Расскажи-ка мне, друг любезнейший, а чего тут понавалено, да понаделано? — я поднял одну бровь и посмотрел на Гаврилу.

— Хозяин, так мы видели, что вам розовые, большие камни нравятся очень, и твёрдое дерево тоже. А коваль сказал, что вы любите жёлтые и прозрачные камушки. Мы думали, что если наберём побольше всего, то вы скорее проснётесь, — Гаврила покраснел ещё больше.

— Ну вы молодцы, а что за постройка каменная? — я указал рукой на непонятное сооружение.

— Это Эйфель с Данилой неподходящие для вас камни забирали, и пытались из них дом построить. Их один раз их даже завалило. Мы их целый день тогда откапывали. Если бы не волшебная вода — померли бы ребята, жалко их было. — Гаврила хлюпнул носом.

— Вон там вода, около алтаря? — я показал рукой на купель

— Да, хозяин, простите нас, мы не хотели трогать вашу воду, но так жалко было Эйфеля и Данилу. Они белые совсем уже были, поломанные все. А мне голос в голове сказал положить их в воду, — Гаврила повесил и голову, и шлагбаум свой.

— Голос? Подожди немного. — я мысленно обратился к Про, — это ты ему сказала запихать безнадёжных пострадавших в купель?

— Нет. Я могу обращаться только к вам.

— Понял, спасибо.

— Гаврила, а чей голос то был в твоей голове? — я посмотрел в глаза своего будущего жреца.

— Ваш, хозяин. Я возле алтаря молился и пытался набрать воды, чтобы омыть Эйфеля, он совсем плохой был, почти не дышал уже, а тут голос в голове сказал — 'Какого хера ты творишь! Запихай их в купель'. Я не знаю, что такое купель, поэтому решил положить их в вашу воду. — Гаврила опустил глаза в землю, и начал гонять пыль ногой, совсем как мальчишка.

— А почему ты решил, что голос мой? — Гаврила поднял взгляд,

— Так только вы разговариваете. Мы так не умеем. — взгляд снова упал в землю.

— Гаврила, отныне ты будешь моим жрецом. Твоя задача — доносить до всех мою волю. Сейчас нас мало, но со временем станет гораздо больше. И ты начнёшь династию Жрецов. Как Коваль — кузнецов, Эйфель — строителей, Данила — камнетёсов, а Кок — поваров. Но ты всегда будешь выше, чем они, потому что их создал Мир, а тебя создал Я. Ты меня услышал?

— Да, хозяин. — Гаврила посмотрел на меня благодарными глазами.

— Ты будешь жить возле меня, под одной крышей, а твои жёны будут помогать мне по хозяйству. Поэтому для вас мы сделаем помещение в большом доме. Теперь иди и делай мне маленьких жрецов, но сначала позови мне Кока.

— Хорошо хозяин, но трогать женщин можно только если они вам не понравились, мы долго думали над вашим приказом, и решили, что можем взять себе жён, но только если они вам не понравились. А вы их даже не пробовали. — Гаврила посмотрел на меня умоляющим взглядом.

— Мне их что, съесть надо? Чего ты от меня теперь хочешь? — я посмотрел на Гаврилу строгим взглядом.

— Нет, не надо их есть. Есть человеков плохо, мы об этом тоже думали, вам их трахнуть нужно. Если не понравится, отдадите нам. А понравится себе оставите, — Опять этот умоляющий взгляд.

— Про, это что за нововведение?

— Это так мироздание отреагировало на то, что вы вписали в него Гаврилу. Теперь он принадлежит к племени, из которого привёл людей, а он там главный. Теперь его слово для этого племени закон. Перед вами стоит выбор — или принять право первой ночи, или уничтожить это племя, и завести себе новое. Не переживайте, вам нужно только приказать, и они сами себя убьют.

— Про, а тебя кто разрабатывал? Там Геббельса не было случайно, или Менгеле?

— Таких разработчиков ядра я не знаю. Но в империи к подобным вещам относятся достаточно прагматично. Поэтому я рекомендую неудобное племя уничтожить, и найти новое.

— Ладно, разберусь.

— Гаврила, а если я просто скажу тебе, что они не нравятся, даже чисто внешне? Тебе этого будет достаточно, чтобы забрать их себе? — теперь я умоляюще посмотрел на слугу.

— Нет, хозяин, вы должны их попробовать, только так вы сможете понять — нравятся они Вам или нет. И для меня будет честь сказать всем, что вы благословили утробу моих жён. — Гаврила поднял нос так, как будто он тут теперь самый главный визирь при самом крутом султане.

— Ладно. А мнение женщин ты будешь спрашивать? — Я посмотрел на двух мощных 'красоток'.

— А зачем? Они выполняют волю старших. Это же женщины, — Гаврила посмотрел на меня с недоумением, — они рады, что на них обращают внимание.

— Да Гаврила, неандертальцы из вас ещё не выветрились... — я покачал головой, конечно, формы меня заводили, к тому же мне хотелось 'попробовать' тёток, но блин, возводить это в ранг благословения? Это уже слишком. А пойдёт развитие мира по такому пути, по какому не хотелось бы совсем. И будут у меня жрецы — благославлятели, — Гаврила, пойми меня, я не хочу, чтобы это становилось традицией. Я могу понять, что вы просите меня попробовать совершенно конкретных восемнадцать женщин, но я не хочу, чтобы потом появились ещё какие-то женщины, которых тоже обязательно необходимо благословить. Ты меня понял? Я не хочу в своём мире права первой ночи.

— Да хозяин, но этих вы попробуйте обязательно. Я специально для вас их отбирал. — Нет ну такого щенячьего взгляда я давно ни у кого не видел.

— И когда мне их 'благословлять'? Дел полно, я сейчас одну для тебя 'благословлю', так потом за мной весь табор бегать будет! И как их у тебя зовут? — я осмотрел ещё раз обеих красавиц.

— Как зовут? Эта Белая, а вот эта — Чёрная. А зачем им имена? — Гаврила как-то странно пожал плечами.

— Затем, что мы люди, а каждый человек — личность. А у личности должно быть имя!

— Вот ты, — я посмотрел на блондинку, — милая девушка, твоё имя отныне Мила.

— Спасибо, господин, — блондинка немного стыдливо порозовела.

— А ты, — я повернулся к брюнетке, — напоминаешь мне скандинавскую медведицу, будешь Урсула.

— Спасибо, господин, — брюнетка посмотрела мне в глаза с каким-то вызовом. Я даже не ожидал такого поворота, это мы сейчас исправим!

— А знаешь, Гаврила, я, пожалуй, выполни твою просьбу! — Я продолжал смотреть в наглые глаза брюнетки.

— Ты, ныне наречённая Урсула, пойдёшь со мной! — В наглых глазах брюнетки как-то сразу погасли все искорки, и она поняла, что дерзить господину даже во взгляде не очень безопасно. — Что стоишь? Пошли!

И я пошлёпал в дом. Настроение было препаршивейшее. Ну вот зачем мне всё это было надо? Но тут как говорится — назвался груздём — прячься крепче, пока не подрезали. Я шёл через холл, по направлению к ещё не освоенной большой комнате. Тут я планировал сделать личные покои жреца и алхимика-повара, а сейчас это был просто залитый солнечным светом зал, окон тут было больше, чем в кухне, поэтому игра света на стенах и полу была просто великолепна, такого светового шоу я ни где ещё не видел. Изменённое рунами стекло полностью меняло свет, проходящий через него, разбивая его на компоненты, и играло всеми красками спектра. Но у меня тут совершенно другое дело.

— Заходи, сказал я Урсуле, — метнув на неё жёсткий взгляд. Прежней горделивости было уже не заметно, а трясущиеся коленки было трудно скрыть, — заходи, я приказываю!

— Простите мою дерзость, господин! — я ещё раз посмотрел на трясущуюся девушку, схватил её за руку, и впихнул в помещение, затем закрыл дверь на засов. Мало ли, не люблю слишком любопытных граждан.

Жалко, что в комнате не было ничего, даже пучка соломы, ну да ладно, и так сойдёт. Как же всё это мерзко, но деваться некуда, нельзя оставлять дерзость безнаказанной. Потом это плохо заканчивается. Я взял деваху за руку и подтащил к окну.

— Обопрись о подоконник! — я развернул её с себе шикарным задом. Всё. Теперь будет дело, обратно пути нет! Урсула положила обе руки на подоконник, и спина выгнулась дугой, как у кошки. Нет, так не пойдёт! Я взял её одной рукой чуть выше бедра, а другой надавил на спину, отчего девушке пришлось прогнуть спину так, что она стала доступнее, да и привлекательнее намного.

— Вот так стой! — Я расстегнул штаны, и они свободно сползли на пол. Мне не хотелось уродовать молодую женщину, поэтому я раздвинул пальцами половые губы, и начал массировать там, чтобы выделился сок, хотя как оказалось, там и так всё было уже готово. Возбуждение уже дало о себе знать, поэтому я, максимально себя сдерживая, и помогая себе рукой, пропихнул член в девушку. Всё что могло меня сдержать, сразу порвалось, девушка издала негромкий крик. Стараясь не навредить, и помня про свою нынешнюю силу, к тому же и длительное воздержание дало о себе знать, буквально в несколько движений я кончил в несчастную девушку, которую всю трясло от страха. Но остановиться я не мог. Глупая гордячка попала по самые уши. Так как одного раза мне оказалось мало. Хотя второй, а потом и третий раз также продолжительностью не отличались, да и мен приходилось сдерживаться, и даже ограничивать себя рукой, чтобы не зайти слишком глубоко и не порвать девушки все органы. После третьего раза я успокоился и отпустил Урсулу. Она села на пол около окна, её мелко трясло, а по щекам текли слёзы. Это было мерзкое, узаконенное изнасилование, которое было противно всей моей сущности, но я не мог не наказать несчастную, как бы жалко мне её не было. Если у руля стоит слабый человек, то вся машина рано или поздно пойдёт не по тому пути.

— Ты поняла, что ты сделала не так? — я строго, как только мог в данной ситуации, посмотрел на бедную женщину.

— Да, господин, я не хотела дерзить вам, я подумала, что вы слабы как мужчина, поэтому и не хотите пробовать нас, — девушка начала рыдать навзрыд. Это было уже слишком. Не хватало только ещё начать успокаивать её и расписаться в своей слабости. Надо принимать радикальные меры!

Поэтому я подошёл с плачущей, приподнял ей голову за подбородок, и глядя в глаза сказал:

— Я испачкал об тебя член. Помой его. И сунул ей вялым членом, вымазанном в крови и сперме в лицо, — видимо радикальные меры всё-таки подействовали, и девушка перестала плакать.

— А как? Тут нет воды. — она удивлённо посмотрела на меня.

— Языком. Или хочешь опять поспорить? — девушка аккуратно, чуть касаясь стала облизывать член, от чего он постепенно начал оживать. Но ещё раз заходить в Урсулу я не собирался, поэтому если получится, то закончу так. А Урсула, между тем, совсем успокоилась, и теперь с удовольствием облизывала и массировала мой член, который был уже чистый. Блин, четвёртый раз может быть долгим, но она не отпускала меня. Их на генетическом уровне что ли учат член сосать? В конце концов деваха доигралась, и я всю её уделал спермой. 'Окропил', так сказать. Теперь я уже одел штаны, и отойдя на несколько шагов повернулся к ней снова. Теперь она выглядела не так, как каких-то двадцать минут назад. Никакой дерзости во взгляде, никакого сомнения. Лицо и грудь перепачканные спермой, кровь вперемешку со спермой вытекла и перепачкала её бёдра. Блядь, как я мог сотворить такое с несчастной девушкой? Да я никогда и пальцем не трогал женщин, приметь к ним силу считал последним паскудством в мире. А сейчас оттрахал несчастную в воспитательных целях. Может быть Про была права? Вырезать всех их на хрен, и найти другое племя? Но ведь мы не ищем лёгких путей, и теперь пожинаем плоды содеянного. И вот теперь я — почти Бог этого мира, стою, и смотрю на девчонку, которая настолько привыкла к Богу, находящемуся рядом с ней постоянно, что стала считать его ровней себе. Может быть я и прав, но, блядь, как мерзко на душе. Я бы сейчас выпил... А ведь это мысль!

— Иди искупайся в купели. Придёшь в себя, — я повернулся к девушке спиной, и отправился в подвал.

Глава десятая. На грани добра и зла.

Абсолютное эмоциональное опустошение, омерзение, ненависть к себе и осуждение за поступок — вот единственное, что сейчас было во мне. И желание было только одно — забыть всё. Давно я не чувствовал себя настолько плохо. С таким поганым настроением я спустился в подвал. Яркий свет от кристаллов немного развеял мои мрачные мысли. Воспользовавшись моментом, я попросил у Духа Солнечного Света ещё одну Искру, и подселил её в светильник подвала. Теперь свет можно было убирать или делать немного тише. Ведь тут предполагалось хранение продуктов, поэтому лишний свет совершенно ни к чему.

Мой большой кувшин был закрыт толстой крышкой, а хитрая система из золотых трубок и плошки с водой уже не подвала признаков жизни. Значит процессы все уже завершились. С момента заливки сока прошло уже почти два месяца. Это Гаврила, мудак, от него одни проблемы! Столько времени потерял, столько дел наделал нехороших. Он как моё альтер эго. Я хочу спокойствия и мирной жизни, а этот гад толкает меня на насилие. Я же ведь даже не спросил у девчонки — почему она стояла и ухмылялась? Может быть он наговорил её гадостей про меня. Он ведь постоянно со всеми 'беседует', а теперь я его ещё наделил полномочиями 'верховного жреца', и правом говорить от моего имени. Правильно ли я поступил? Разве можно в таком молодом мире давать кому-то право решать что-то от имени высшего существа этого мира?

Я сел на прохладный пол рядом с кувшином и открыл крышку. Мне в нос ударил яркий ягодный аромат с нотками вина и полевых цветов. Такой знакомый и такой забытый. Когда-то мне приходилось бывать на виноградниках, и вина вкуснее, чем налитого из бочки прямо в подвале. На меня навалились воспоминания. Я постоянно гнал от себя тени прошлой жизни, но сейчас, сидя около открытого кувшина, и вместе с ароматом вина вдыхая свои воспоминания. Вспомнил, как на очередном семинаре, в одной из Европейских столиц, познакомился с будущей женой, как провалился в чувства на четвёртом десятке, как бросил всё и начал жизнь с любимой в другом городе. Вспомнил, как начинали первые шаги мои дочки, как лежал с ними в больнице. Колючий ком застрял в горле. Как я ни хотел вспомнить что-то плохое, но ни чего плохого не вспоминалось. Только хорошее, только рвущее тоской изнутри, первый раз с детства захотелось разреветься. Плохой получился опыт. Зачем я так обидел Урсулу? Если подумать, то ведь это поганец Гаврила подтолкнул меня к этому поступку. Надо обязательно выпить. Может получится отвлечься от тяжёлых мыслей? Жаль, что нет с собой никакого стакана. Хотя я всегда могу сделать себе стакан. Я залез в сумку (всегда ношу с собой) и поискал кусок золота. Какие-то кусочки остались, но на стакан точно не хватит. Значит нужно идти наверх, и взять пару кусков золота. Мужики там натаскали откуда-то. Да и сам я сделал запас. Сижу тут ностальгирую уже часа два.

Я закрыл бочку, и рывком встал с пола. Ноги не шли на улицу, мне очень не хотелось встречаться ни с Урсулой, ни с Гаврилой. Ну вот совсем не хотел. Перед Урсулой мне было стыдно, а Гаврилу я просто не хотел видеть. Но тем не менее выйти придётся. Проходя мимо большой комнаты, я увидел, что дверь приоткрыта. Заглянув в залитую светом комнату, я никого там не увидел, только пятна на розовом, матовом полу. Жаль, что всё это правда, я хотел бы, чтобы всё было сном или пьяной фантазией. Но нет, надо идти дальше.

Уже подходя к выходу из дома, я услышал какие-то громкие голоса. В основном один голос. Я подошёл с двери, и не выходя на улицу, прислушался к разговору через приоткрытую дверь.