Иван Оченков Приключения принца Иоганна Мекленбургского

— Ваше величество, чтобы стать единственным герцогом в Мекленбурге, мне надо изгнать племянников ее величества, — ответил я умирающему королю и посмотрел на королеву. — Вряд ли подобный произвол понравится моей потенциальной теще. Не говоря уж о том, как это воспримут в империи. Вы, ваше величество, отнеслись ко мне по-отечески, когда я был жалким изгнанником. Именно благодаря вам я стал герцогом, и я готов принять любую вашу волю, как если бы это была воля моего отца. Но...

— Что "но", Ганс? Обычно ты не столь нерешителен. Что тебя беспокоит?

Ну и что прикажите делать? Рассказать умирающему, что я огулял вдову еще не остывшего дяди и имею виды на ее княжество?

— Захочет ли ваша дочь выйти за меня? Я ведь мальчишка по сравнению с ней!

— Очень красивый и обаятельный мальчишка! — вступила в разговор королева Кристина. — Все мои придворные дамы без ума от вас, а последние ваши подвиги просто приводят их в безумный восторг. Или вы хотите сказать, что Катарина стара для вас?

— Вовсе нет, ваше величество она, конечно, несколько старше меня, но разница в возрасте совсем невелика (ага блин, подумаешь, десять лет), да и в браках коронованных особ такие пустяки редко играют роль.

— Но вот и прекрасно, если у вас нет других возражений...

— Только одно, ваше величество: моя матушка, дай ей Господь долгих лет жизни, как раз занимается поисками подходящей невесты для меня. Я вполне отдаю себе отчет в том, что лучшей партии ей не найти, однако было бы сущей непочтительностью с моей стороны не спросить ее мнения на сей счет.

— Пожалуй, в ваших словах есть резон, дорогой Иоганн Альбрехт. Мы найдем способ известить вашу почтенную матушку о наших матримониальных планах, и при ее положительном ответе...

— В котором я нисколько не сомневаюсь!

— ...При ее положительном ответе мы немедленно объявим о вашей с Катариной помолвке.

— Я рад, что нам удалось обо всем договориться, — тихим голосом проговорил Карл. — А теперь я устал и хочу спать, ступайте, Иоганн.

Я, коротко поклонившись, собирался выйти, но королева сделала мне знак рукой, чтобы я ее подождал. Буквально через минуту она вышла из королевской спальни и попросила меня проводить ее. Мне ничего не оставалось, как предложить ее величеству руку, причем обернуть ее плащом мне даже в голову не пришло. Некоторое время мы неторопливо прогуливались, потом ее величество нарушила молчание:

— Иоганн, вы хороший друг моему сыну.

— Я счастлив, ваше величество, заслужить такую высокую оценку от вас!

— Да, настолько хороший, что я иногда этого не одобряю.

— Простите, но я вас не понимаю.

— Вы довольно долго морочили мне голову вашим мнимым романом с Эббой Браге, но недавно я узнала, кто именно увлечен этой несносной девчонкой и чей грех вы так искусно прикрывали. Да-да, вам вполне удалось меня провести, но недавно я все узнала.

— Мне очень жаль, ваше величество.

— Вам жаль, что вы нагло водили меня за нос или что вы попались на вашем вранье?

— Помилуйте, ваше величество, ну какое уж тут вранье? Со времен Адама мы, мужчины, устроены так, что имеем охоту к прекрасному полу. И на пути к достижению этой цели можем дойти до бог знает каких непотребств. Ну право же, чего дурного в том, что ваш сын немного увлекся этой красивой девочкой? Разумеется, он наследный принц и ему необходимо думать о своей репутации. Но он еще и мальчишка! Ему надо влюбляться в красивых женщин, осыпать их путь цветами и залезать к ним ночью в окно. Это более чем нормально, и наоборот, если мужчина не будет всего этого делать в юности, то бог знает, что из него вырастет в будущем.

— И вы не нашли ничего лучше...

— Вы полагаете, что было бы лучше посетить с ним веселый квартал? Увы, ваше величество, при всей своей репутации я плохо ориентируюсь в таких местах.

— Пожалуй, вы правы, это не самый лучший выход в такой ситуации. Но я хотела поговорить не об этом.

— Я весь внимание! — с готовностью откликнулся я на возможность уйти от щекотливого разговора и уставился на королеву с самым наивным видом, какой только могла изобразить моя физиономия.

— Несносный мальчишка! Не думайте, что меня теперь хоть на минуту обманет ваш постный вид! Так вот, я не родная мать принцессе Катарине, но я питаю к ней самые нежные чувства и не хотела бы, чтобы вы разбили ей сердце.

— Как можно, ваше величество!

— Боже мой, какой искренний вид! Вам бы комедиантом быть, а не герцогом! Не заставляйте меня в очередной раз пожалеть, что я дала себя уговорить на этот брак. Я прекрасно осведомлена о ваших похождениях и не намерена их терпеть. Вы немедленно должны порвать отношения с вашей любовницей и обещайте мне, что никогда их не возобновите!

— Увы, ваше величество склонно преувеличивать мой успех у дам. У меня нет никакой любовницы... мы расстались еще до начала войны!

— Вот как? Ладно, пожалуй, я поверю вам на этот раз. Но предупреждаю вас, Иоганн, что буду пристально следить за каждым вашим шагом. — Сказав это, королева решительно высвободила руку и направилась к своим покоям, благо мы почти дошли до них. Уже в дверях она обернулась и спросила меня: — А вы знаете, что моя придворная дама госпожа Спаре ждет ребенка?

В ответ я только развел руки, выражая полное недоумение. Дверь за королевой закрылась, и я, стоя посреди коридора, только и смог сказать себе: "Вот бык-производитель".

— Вот бык-производитель!

— Что вы сказали, ваша светлость?

Вопрос Кароля вернул меня к реальности. Я сидел посреди заваленного трупами крепостного двора, и вокруг меня с беспокойным видом толпились мои приближенные. Блин, я что, отключился?

— Что вы сказали, ваша светлость? — повторил мой верный Лелик.

— Моя светлость интересуется: как обстановка?

— Все просто прекрасно. Крепость взята, датчане прекратили сопротивление. Победа, ваша светлость!

— Потери?

— Пока не могу точно сказать...

— Среди наших, почитай, четыре десятка побитых да столько же раненых, — встрял в разговор Аникита. Он уже привык, что я всегда первым делом интересуюсь потерями.

— Это только у московитов или вообще?

— У всех, княже, чего уж, вместе на рать шли — вместе и перед Господом предстанем.

— И то верно. Что удалось захватить?

Из-за огромной спины боярского сына бочком протиснулся Мэнни и бодро стал докладывать о пушках, складах с припасами и прочем добре, доставшемся нам в качестве трофеев.

Молодец, зря времени не терял. Однако богатство добычи мало радовало, вывозить его будут (или не будут?) люди Оксеншерны, идущие за нами. Но это шведские дела, я свою часть уговора выполнил. Теперь надо побеспокоиться о себе любимом.

На самом деле даже странно, что на рейде не оказалось ни одного вражеского корабля. Будь здесь даже самая захудалая галера, наше положение серьезно осложнилось бы. Я даже колдовал над миной, которую можно было бы подвести под вражеский корабль на предмет подрыва, но, слава богу, обошлось.

Что ж, пора уходить, меня ждут дела на родине. Пусть шведы дербанят захваченное как хотят. Без меня. Сво-оло-очи! Впрочем, совсем пустым я не уйду, кое-чем разжиться все же можно — вон пушки стоят, вполне годные к перевозке. Запасы на кораблях опять же пополнить. Кстати, а где крепостная казна? Вот ни разу не поверю, что в такой важной крепости нет некоторого количества звонких монет на текущие расходы.

Шведских кораблей все не было, и пришлось на некоторое время задержаться. Все проверить, организовать уборку трупов и караульную службу. Некоторое количество датчан сбежало, и наверняка они подняли тревогу. Так что надо быть готовыми к визиту. Пока я нагружал шведов работой, мои люди не теряли зря времени. "Марта" и "Агнесса" крепко просели бортами от нагруженного на них добра. Брали в основном оружие, которого немало припас король Кристиан, готовясь к войне. Теперь у меня есть возможность вооружить небольшую армию, и еще останется. Запас, как говорится, карман не тянет. Прихватили также довольно много пороха в бочках: армию мало вооружить, надо еще и обучить, так что пригодится. Тут шведы стали немного возражать — дескать, самим надо, — но мы договорились. Казну так и не нашли, точнее, ее не нашли шведы, потому что искать начали слишком поздно. Ну а что поделаешь, кто первый встал, того и тапки!

Наконец появились четыре корабля с основными силами. Оказывается, они в проливах встретились с датчанами и не придумали ничего лучше, как сойтись с ними бортами и хорошенько измолотить ядрами, а потом схватиться в старом добром абордаже. В принципе, им это удалось — одного датчанина утопили, двое спустили флаг, и лишь одному удалось удрать, — но датчане тоже мух не ловили, и, несмотря на скоротечность боя, у шведов дикие потери среди десантников. Слишком уж переполнены были корабли, и каждое ядро, подняв рой щепок, собирало обильную кровавую жатву.

По моему мнению, шведам следовало как можно скорее вывезти что возможно, а остальное сжечь и взорвать, пока не поздно. О чем я немедленно сообщил командовавшему экспедицией адмиралу Хольмквисту. Но тот посоветовал мне не лезть не в свое дело — дескать, мы, шведы, сами знаем что делать, а всяким иным и прочим, будь они хоть трижды герцогами, лучше под ногами не мельтешить. Честно сказать, я сразу не понял причины наезда, но повод обидеться и уплыть был замечательным, чем я немедленно и воспользовался. Пока Хольмквисту не пришла в голову блажь поинтересоваться — что все-таки было в пороховых бочках на самом деле.

Едва мы вышли в море, штандарт со шведским крестом был заменен померанским грифом, благо от дяди Филипа было на то соизволение и соответствующие документы (правда, только на "Марту"). Путешествие протекало без особых приключений, разве что немного штормило на подходе к Ростоку, но не так чтобы сильно. Через несколько дней моя импровизированная эскадра бросила якорь на рейде старинного ганзейского города. На флагштоке вновь был гордый сине-желто-красный мекленбургский штандарт с бычьей головой в герцогской короне. На палубу "Святой Агнессы", ставшей моим флагманом, выкатили мнимую пороховую бочку, и моя светлость лично выбил ей дно топором. Высыпавшееся серебро было встречено восторженным ревом моих подчиненных. Потом Манфред вытащил списки, и я от герцогских щедрот отсыпал каждому двойное жалованье за полгода вперед в качестве награды за верную службу и доблесть. Слава тебе господи, в Скандинавии и у нас в северной Германии нет обычая целования руки сеньору. Иначе бы они мне всю руку сгрызли. Вместо этого я из второй бочки, стоящей рядом, наливал каждому чарку датского аквавита, также захваченного нами из Кристианаполя. Следом я направился на "Марту" и повторил церемонию награждения там. Отдельно награждены были не получавшие жалованья русские. Манфред торжественно зачитал, а Клим не менее торжественно перевел им мой герцогский указ о зачислении на службу и о причитающемся жалованье, каковое и было немедленно выплачено вместе с непременной чаркой. Аттракцион невиданной щедрости (ну да, скуповата моя светлость) был затеян неспроста. Этим же вечером мои матросы и солдаты должны отправиться во все портовые кабаки и рассказать, что вернувшийся домой герцог щедр, удачлив и вообще славный малый.

Герцогский штандарт наконец привлек к себе внимание на берегу, и к борту "Марты" подошла шлюпка с портовым комиссаром — узнать, какого черта тут происходит. Моя банда была уже изрядно навеселе, и, когда я образцово-показательно объяснил чиновнику, кто я вообще такой и откуда берутся дети, встретила это действо громким хохотом. Ибо не фиг! Впрочем, чиновнику тоже кое-что перепало, но позже. Отправившись в сопровождении комиссара в город, я посетил ратушу, университет и, разумеется, церкви. Самыми почитаемыми в городе были церкви Святой Марии и Святого Петра, где некогда проповедовал местный сторонник Лютера некий Слютер, впоследствии то ли отравленный, то ли еще как злодейски умерщвленный папистами. Везде, естественно, пришлось пожертвовать. Ну а куда деваться? В Швеции я не больно ходил по храмам, разве что вместе со всем двором, так что уже иной раз косились. Ну а тут моя вотчина, надо соответствовать. Росток, кстати, хотя и входил в Ганзу, статуса вольного города так и не приобрел. Так что он действительно моя собственность как одного из герцогов Мекленбургских. У города, конечно, случаются разногласия со своими правителями, и иной раз довольно острые, но в целом все пристойно.

Обошел я и городские укрепления — ну что сказать, давненько тут войны не было. Привыкли люди к безопасности и думают, что так будет всегда. Надо избавлять их от этой вредной иллюзии, и чем скорее, тем лучше. Для них же самих. Надо будет заняться несколько позже, а сейчас — главное дело.

— Господин бургомистр, боюсь, торжественный обед в мою честь надо немножечко отложить! У меня срочные дела в Гюстрове. Скажите, у вас есть лошади?

— Ваша светлость, вы можете воспользоваться моей каретой, она, конечно, не столь роскошна, как полагается для столь высокородной особы, как вы, но вполне удобна.

— Я предпочитаю верхом, тем более что Гюстров ведь совсем недалеко, не так ли?

— Да, ваша светлость, всего около пяти миль.

— Всего? Ах да, немецких миль. Прекрасно, мне надо две сотни лошадей под седлом. Для меня и моей... кхм... свиты. Засиделись мои приближенные, все на море да на море.

— Боюсь, такого количества, ваша светлость, в магистратских конюшнях нет.

— А сколько есть? Да не жмитесь, грех это — сюзерену жалеть лошадей. К тому же я верну, обещаю.

Какое-то количество успели купить Лелик и Болик, пока я шлялся по местным достопримечательностям, какое-то пожертвовали местные шишки во главе с бургомистром, но тем же вечером отряд в сто двадцать всадников помчался в сторону герцогской резиденции в Гюстровском замке. Я чертовски соскучился по своей родне и хотел им задать несколько щекотливых вопросов. Отряд примерно поровну состоял из моих драбантов и новоявленных русских рейтар. Лошади были, правда, не очень, но к утру мы должны были поспеть. Я мало что знал из прежней жизни о Мекленбурге, кроме известной шутки Бисмарка, что, если случится конец света, он переедет в Мекленбург, ибо там все события запаздывают на сто лет.

Герцогский замок мне понравился — чувствовалось, что у его владельцев есть вкус и деньги. То, что часть этих денег была моей, добавляло решительности. Когда мы подъехали, замковая стража бдительно спала. Ворота были, конечно, закрыты, но у прислуги утро начинается рано, и никем не охраняемая вспомогательная калитка была открыта нараспашку. Там как раз что-то привезли. Мои драбанты вежливо, но твердо проследовали к главным воротам и открыли их. Фанфар, когда я прошествовал внутрь замка, не было, но это я успею исправить.

— Кароль, расставить караулы! Местную стражу... не будить. Если проснутся, просто не пускайте к оружию, а то мало ли что им со страху придет в голову. Займите кордегардию и вежливо улыбайтесь. Аникита, на тебе внешняя охрана. Твои люди все равно немецкого не знают, так что инструкция простая: всех впускать, никого не выпускать. Клим, ты с Аникитой, будешь переводить, если что. И кто-нибудь, да хоть ты, Мэнни, узнай, чем тут герцогов кормят, а то я готов съесть быка с герба, до того проголодался.