Третий шаг. Книга 3. Очарование Ремиты

— Я не хочу держать Юлианну в плену, — сказал Олмир. — Мне кажется, что это недостойный поступок для будущего короля. Да и вообще чем-то похоже на предательство... У нас в школе были другие взаимоотношения.

— Никто и не предлагает брать ее в заложники, — устало сказал канцлер.

Олмир, поежившись под внимательным и, как ему показалось, немного удивленным взглядом Кокроши, спросил:

— А как мне научиться... политическому разговору? Всю свою жизнь я говорил только по-человечески. Мне не хочется переучиваться.

— С волками жить — по волчьи выть, мой мальчик, — улыбнулся Кокроша. — Вчера ты сам взял на себя ношу власти. Отказываться поздно. Не завидую я тебе. Запомни, пожалуйста, раз и навсегда, что король — это не должность, не звание. Король — это мировоззрение, призвание. Образ жизни Ты обрек себя всегда и везде быть первым. Самым проницательным и дальновидным. Смелым и ловким. Впредь ты не спрячешься за спину другого. Никогда ради скуки не поддержишь чужую компанию, не пойдешь на поводу даже самого близкого товарища. Мне жаль тебя.

— Советник, почему вы столь запанибратски обращаетесь к нашему герцогу? Вы находитесь на службе и обязаны обращаться к нему на "Вы" и добавлять при ответе "мой герцог", — сделал канцлер замечание Кокроше.

— Да я как-то привык к тому, что он мал, — виновато ответил наставник. — К тому ж почти всю свою сознательную жизнь я провел далеко от Ремиты. Там, где нет королей и герцогов.

— Это не оправдание! — не унимался канцлер.

— Пусть он обращается ко мне так, как ему удобно, — сказал Олмир. — Я тоже пока еще не привык, что все обращаются ко мне на "Вы".

— Ваша воля, мой герцог, — сразу согласился канцлер и добавил: — Лео, подготовь соответствующий указ, разрешающий уважаемому советнику в приватной обстановке обращаться к нашему герцогу на "ты". На всякий случай, однако, предусмотри, чтобы нецензурные или явно издевательские обращения были запрещены.

— Будет исполнено, Ваша Светлость, — отозвался забившийся в угол кабинета Леон.

— Чтобы научиться разговаривать на дипломатическом языке, — продолжил канцлер, — Вам, наверное, придется взять несколько уроков у начальника протокола и церемониймейстера. А до этого, мой герцог, я призываю Вас перед каждыми переговорами внимательно изучать информационные материалы, подготавливаемые нашим Аналитическим центром.

— Где же я их возьму?

— Они будут предоставляться Вам точно в те сроки, которые Вы установите. В конце концов Аналитический центр для того и существует, чтобы осуществлять информационное обеспечение руководства Дома. Кстати, в ближайшее время с Вами на связь может выйти герцог Луонский. Он намерен настаивать на том, чтобы провести запланированное заседание Коронного совета, на котором предполагалось принять решение о назначении его регентом.

— Не соглашайтесь.

— Мы так и делаем, исполняя Ваши указания. Но сколько хлопот это доставляет!

— Только сегодняшним утром по данному вопросу мы разослали около трех десятков писем, — счел нужным пояснить Леон. — Луонский патологически упрям и настырен. Долбит и долбит одно и то же. Я уже не первый раз подумываю, что его проще убить, чем убедить в чем-нибудь. Кстати, при том образе жизни, что он ведет, организовать на него покушение очень просто...

— Не надо покушений, — отозвался Олмир, — какой-никакой, но он все же человек. И сестра у него — Зоя.

— Вам, Лео, только бы всех работой загрузить, — проворчал канцлер, — пусть наши спецподразделения продолжают оттачивать мастерство в учебных лагерях. Не один Луонский является источником повышенного беспокойства. Барон Ким окончательно выявился как непримиримый враг нашего Дома. Вон его вчерашнее выступление на вечере встречи выпускников художественной академии. Опять во всеуслышание кричал, что искусство-де еле-еле теплится в тисках суровых монархических порядков. Ему подавай свободу — тогда он якобы лучше будет малевать свои картины. Самое опасное в его речах то, что регентство он преподносит как великий шаг ко всеобщей свободе и процветанию. Сперва регент, затем президент, а там и вообще светлое будущее.

— Да, барон Ким внешне мне тоже не понравился, — сказал Олмир.

— Так, может, организуем на него покушение? Вот уж год, как мы ни разу не задействовали свой спецназ. А раньше, помнится, его все побаивались.

Олмиру показалось, что мир вокруг какой-то нереальный. Сколько красивых слов он слышал о людях, сколько добрых историй прочитал. Сколько радостных и целеустремленных лиц видел (правда, не наяву, а в основном на экране компьютера). Свыкся с мыслью, что ни с ним, ни с кем-то другим никогда не произойдет ничего страшного... Подумаешь, взорвали школу и пропали ребята — ничего плохого с ними не будет. А тут ни с того, ни с чего: "проще убить, чем убедить", "простаивает спецназ". Вспомнились переживания во время обсуждения правил проведения его дуэли с Аликом... нет, с Аполлоном Шойским.

— Не будет никаких покушений!

— Экий ты, Лео, кровожадный, однако, — сразу откликнулся канцлер.

— Я что-то не пойму. Вроде бы публичное осмеяние для политика смерти подобно. Я поставил в смешное положение герцога Луонского, сумев убежать от него и его подручных в самом центре его власти — в Конде. Если об этом узнают средства массовой информации, то он не сможет, как говорится, сохранить лицо. Почему в новостях ничего не говорится о моем побеге из-под стражи?

Канцлер молча повернулся к Кокроше. Наставник, крякнув, сказал:

— Да, можно было бы насолить Луонскому, живописуя наши приключения в его столице. "Но" здесь в том, что ты призвал на помощь чужака — Эса Мерлина. У нас не принято выносить сор из избы, и широкие круги дворянства осудят твое поведение. Вот если бы мы сами разоружили всю стражу и спокойно улетели к себе — тогда да, Луонский был бы высмеян, уничтожен, стерт в порошок. А пока у нас с ним ничья или, как это можно еще сказать, обоюдный пат.

Помолчав, Кокроша добавил:

— Можно было бы и закинуть в прессу такую информацию, но при этом придется добавить, что ты не знаком с принятыми порядками. Нарисовать тебя эдаким несмышленышем.

— Не надо называть меня несмышленышем, — сказал Олмир.

— И все же ты многого добился своими решительными и смелыми действиями. Никто не говорит, но все чувствуют: Большие Дома и их прихвостни прониклись по отношению к тебе животным страхом. Они думают, что ты обладаешь сверхъестественными способностями, и боятся. Надо обязательно обыграть это обстоятельство.

— Да, аналитики разрабатывают новую стратегию, — поддакнул наставнику канцлер.

— Хорошо, вернемся к неотложным делам. Какие новости об отряде Винтера? — спросил Олмир.

— К сожалению, никаких, — повинно ответил канцлер. — Наши команды прочесали, наверное, каждый квадратный метр сельвы, где они могли бы находиться, но ничего не нашли. Вообще никаких следов!

— А узнали, кто взорвал школу?

— Тоже нет.

— Там же подлетал второй отряд. Произошло сражение. Сгорело два лита. Наверняка есть большие жертвы.

— Мы это учитываем... Мой герцог, дайте нам еще время. Я уверен, что вот-вот появится нужная Вам информация. А пока просмотрите затребованные Вами вчера результаты голосования по вопросу о введении чрезвычайного положения. Лео, быстро список!

Перед Олмиром возник ворох бумаг. Почти такой же, какой подготовил ему Шерлок. Только без комментариев и не испаряющийся на глазах.

— У меня небольшая просьба, мой герцог, — сказал канцлер. — Вероятно, рассмотрение представленных материалов займет у Вас много времени. Ваш кабинет экранирован, и никакие средства связи, кроме стационарно установленных, в нем не работают. А мне бы хотелось, как это говорится, постоянно держать руку на пульсе.

— Что вы предлагаете?

— Давайте перейдем в соседнюю комнату — она специально предназначена для совещаний. Там все мои приспособления работают нормально.

Вглядевшись, Олмир увидел, что канцлер просто нашпигован какой-то аппаратурой: маленькие бусинки в ушах (наушники?), наклейки на шее, всюду проводки, в зубах тоже что-то блестит. Надо бы узнать, что это такое, подумал он, а вслух сказал:

— Хорошо, пройдем в комнату для совещаний.

Пропустив вперед Бориса Краева и Леона Октябрьского, Олмир попридержал Кокрошу.

— Скажите, наставник, вы по-прежнему ратуете за увольнение всех, кто голосовал против введения чрезвычайного положения?

— Я по-прежнему настаиваю на том, чтобы как можно скорее изгнать всех предателей и тайных недоброжелателей из наших рядов. К сожалению, вчера я предложил несостоятельный критерий их определения.

— Почему?

— Ума много, да разума нет. Я упустил из виду, что в условиях чрезвычайного положения все решения Коронного Совета принимаются простым большинством голосов. Мы могли бы сами расчистить Луонскому дорогу к трону.

— Таким образом, канцлер, проголосовавший против чрезвычайки, может называться верным слугой нашего Дома?

— Весь его послужной список говорит об этом. Дела не голуби — не разлетаются.

— Остается единственное — то, что мне не совсем нравятся маленькие люди, — сказал Олмир, вспоминая Алика. Эта фраза была произнесена, когда он уже садился за стол в соседней комнате. Борис Краев и Леон Октябрьский сделали вид, что ничего не слышат.

— Перед Вами список всех тех, кто участвовал в расширенном заседании руководящего состава служащих Дома Медведя, состоявшемся через три дня после гибели Вашего отца. Всего двести одиннадцать человек.

— Такая уйма народа! Что все они делают во дворце?

— Да, развелось дармоедов, — пробурчал Леон, — и каждый по всякому поводу бежит в секретариат. Нам и вздохнуть-то некогда...

— Смею Вас заверить, что обязанностей и хлопот у каждого из них хватает, — бросился на амбразуру канцлер, бросая на секретаря уничтожающие взгляды. — Это список только руководящего состава центрального аппарата Вашего Дома. Всего во дворце и в сопутствующих учреждениях трудится более десяти тысяч человек.

— Вот это да!

— Ну, это еще не все. Если учесть сотрудников наших региональных управлений, работников производственной и образовательной сферы и прочее, то общее число людей, находящихся на службе у Вашего Дома, превысит семьдесят тысяч! Кроме того, до сего времени мы осуществляем руководство и общепланетными королевскими службами — а это уже более миллиона человек. Представляете, какая нагрузка и ответственность падает на наши плечи?

— Да, представляю, — задумчиво ответил Олмир, проглядывая список. — Вот возьмем к примеру экзекуторную службу, палаческий отдел. Начальник отдела, имеющий титул Главного палача, его заместитель, два палача первой категории, шесть — второй, вакансии для десяти палачей третьей категории и четырех учеников. Скажите, в последние, скажем, десять лет они казнили кого-нибудь?

— Нет, у нас давно отменены все казни.

— Но тогда зачем вообще нужен этот отдел?

— Видите ли, мой герцог, должность палача весьма почетна. Исполняющий ее наделен массой привилегий. Поскольку палачи лишены возможности исполнять свои прямые функциональные обязанности, мы возложили на них ведение статистики несчастных случаев на производстве — как на планете, так и в ближнем космосе.

— Хорошо. А вот тут у вас числится подаватель герцогской обуви.

— Также чрезвычайно почетная должность, мой герцог.

— Скажите честно, он не тяготится своими обязанностями? Не стыдно ему именоваться подавателем обуви кому-то там?

— Не "кому-то там", а главе королевского Дома! Откровенно говоря, он не сильно загружен своими прямыми обязанностями, однако исполняет массу других поручений. В конце концов, участвует в светской жизни двора.

— Я не представляю, как можно прожить всю жизнь простым подавателем, — сказал Олмир. — Ведь были же у него в детстве какие-то мечты. Хотел же он оставить свой след в жизни...

— Тебе не нравится само слово — подаватель? Да пусть хоть горшком зовут, лишь бы в печь не ставили, — сказал после некоторой паузы Кокроша. — Считай, что основная масса придворных просто принимает определенные правила игры, не более того. Большинство людей, добившись какого-нибудь необременительного поста, получают возможность жить в свое удовольствие. Многие из них являются внештатными сотрудниками различных научных и образовательных учреждений. Совершенствуются в любимом виде спорта. Общаются с интересными людьми, занимаются искусством. В общем, живут так, как им хочется.

— Игра... Я думал, что играют только дети.

— Если вдуматься, то все люди всю свою жизнь только то и делают, что играют в различные игры. Придумывают себе всякие условности, ставят надуманные цели. В старину самой распространенной игрой было создание себе материального достатка, хотя очевидно же, что обеспеченность материальными благами может быть только средством достижения чего-то, но не самим смыслом жизни. Были государственные образования, основной целью существования которых провозглашалось построение светлого будущего, как будто бы те, кто жил в нем в свое время, не были достойны хорошей жизни. Встречались вообще курьезы. Например, в качестве важной государственной цели как-то называлось распространение в мире так называемой демократии. И дураку должно быть ясно, что становление народного самоуправления может достигаться только одним путем — через воспитание и образование каждого члена общества. В общем, человек — совершенно алогичное существо, мой мальчик, и постоянно находится в плену ложных символов и устремлений.

— Как-то чересчур пессимистично вы говорите, — прокомментировал канцлер.

— Я подумаю над вашими словами, — сказал Олмир. — Давайте перейдем пока к неотложным делам. Предположим, что мой отец, Олмир Обаятельный, умел разбираться в людях, и нет нужды устраивать кадровую революцию. Начнем с конца списка...

Не представляя ясно смысл своих действий, Олмир хотел побыстрее выполнить рекомендации Шерлока, но вовремя спохватился: если он будет выхватывать из длинного списка конкретные фамилии, то присутствующие заподозрят, что у него появился какой-то особый источник информации, и постараются докопаться до него. Вряд ли Шерлок придет в восторг от подобной перспективы.

Скрывая свои секретные знания, Олмир принялся задавать массу никчемных вопросов, в результате чего обсуждение немногих перестановок заняло ощутимое время. По каждому вопросу, по каждой кандидатуре канцлер имел собственное мнение, но тут же менял его и соглашался с решением Олмира. Леона же волновали только назначения, связанные с секретариатами.

Как приятно, оказывается, играть роль всезнающего владыки: этот хорош, пусть идет на повышение, а его товарищ явно недостаточно усерден. Этого перевести в северный округ, а того надо бы наградить... Аналитический центр следует усилить — обязательно включить в его состав специалиста по протокольным мероприятиям... Как здорово руководить! Какое-то удивительное чувство довольства: кажется, что ты весь переполняешься наслаждением. И думать ни о чем другом не хочется. Неужели это и есть упоминаемое в старых книгах "упоение властью"? Какое это удовольствие! И внезапно Олмир одернул себя: вот он сидит, демонстрирует кому-то свой ум и осмотрительность, а принимаемые им решения предопределяют судьбу многих и многих чужих и совершенно незнакомых ему людей...