Некондиционный

Прекрасное серебристое лицо, совершенное тело — шедевр инженерной мысли… Однако теперь всё это было изломанным и покорёженным. Глаза больше не светились, а из расколотого черепа вывалились пучки обгоревших проводов и куски плат.

Да, это был Азимов. Рядом с ним валялась изогнутая в бараний рог снайперская винтовка. Видно, когда танк обстреливал левое крыло, ему не повезло оказаться именно там.

Мне было искренне жаль эту железяку, даже больше, чем по-настоящему живого Глазастика, но времени на оказание последних почестей, к сожалению, не было. Быстрый взгляд и мысль вроде: «Покойся с миром» — всё, что я мог для него сделать.

Отношение к Азимову вообще было двояким. Если бы не он, я бы погиб после того, как меня подстрелили новокопы, и, в то же время, это он привел меня сюда, словно быка на заклание.

К чёрту. К чёрту все мысли до тех пор, пока не закончится бой и я не обнаружу, что мне каким-то невероятным чудом удалось уцелеть. Я уже морально приготовился спрыгнуть вниз, когда за моей спиной раздался ещё один взрыв.

— Дерьмо-о-о!!! — закричал я, когда взрывная волна обдала меня жаром и вышвырнула из здания. Меня шарахнуло о битый кирпич, по всему телу забарабанили куски камня, летевшие следом. Снова тот самый звук: я в ужасе обернулся, но только для того, чтобы увидеть, как на меня рушится центральное крыло.

Крик не помог, выставленные вперёд руки — тоже.

Реально выручило только забрало шлема, благодаря которому моё лицо осталось цело, и броня, смягчившая удары падающих обломков кирпича и арматуры. А вот конечностям повезло намного меньше — в ближайшем будущем из них могли бы получиться прекрасные отбивные. Я находился в чём-то вроде небольшого карточного домика — узкого углубления между двумя крупными кусками железобетона. Действуя исключительно на инстинктах и стремясь спасти хоть что-нибудь, я вжался в получившуюся траншею так, будто желал слиться с обломками.

Левую руку до локтя пронзила острая боль, которую тут же заглушила боевая программа. Я вскрикнул бы, если бы всё моё тело сейчас не получало порцию мощных тупых ударов.

В качестве финального аккорда меня окатило струёй ледяной воды.

Какое-то время я лежал, пытаясь прийти в себя и не захлебнуться. Выстрелы сместились в сторону здания — наверное, полицейские уже подобрались к нему вплотную и готовились войти. Для Рутланда и Организации всё было кончено. Ещё пара минут — и конец.

Разумеется, если у Моргана не было плана, как предполагал я изначально.

С левой рукой можно было попрощаться — её придавило рухнувшей бетонной плитой, остальные конечности, несмотря на общую потрёпанность, функционировали более-менее нормально. От холодной воды я начал замерзать, по телу пробегала дрожь. Разум затуманился, мозг отказывался соображать.

Найдя щель между плитами, я выглянул наружу.

Точно как я и предполагал. Ещё один танк протаранил своего сгоревшего собрата и миновал «горлышко». Запереть полицейских не получилось — они бежали волна за волной, стреляя в сторону здания. Ещё один взрыв, плита, лежавшая надо мной, вздрогнула.

Новокопы вышли из моего поля зрения, танк остановился. Судя по звуку, бой кипел в оставшейся части здания, и он обещал быть недолгим. Это уже было не полноценное боестолкновение, а зачистка. Более-менее серьёзное сопротивление полиции мог оказать только Рутланд. Если он ещё жив, разумеется.

Поток воды, льющийся на меня, закончился: то ли взрыв постарался, то ли просто больше не было воды в трубах, но дрожь не прекратилась. На этот раз её причиной была паника и отчаяние. В первые минуты после того, как меня зажало, я был занят более важными вещами — попытками прийти в себя, например. Сейчас же я полностью осознал своё положение. Безо всяких прикрас.

Я лежал, застрявший между плитами и облитый ледяной водой. Очень скоро новокопы начнут зачистку, и тогда меня обнаружат. Сопротивляться я не смогу. Чёрт побери, да я ничего не смогу, даже застрелиться. Пулемёт лежит рядом, но что с него толку, когда мои движения скованы? К тому же, даже если бы я каким-то образом умудрился его взять, стрелять с одной руки из этой здоровой дуры — та ещё задачка. Явно не для искалеченного, замёрзшего и еле живого старого неудачника.

Внезапно на меня нашло какое-то помутнение, и начало казаться, что плита придавила меня ещё сильнее. Очень захотелось пошевелиться хоть как-нибудь, лёгкие сводило от недостатка воздуха, хотя я вполне мог дышать полной грудью. Я понимал, что ни в коем случае нельзя шевелиться и привлекать к себе внимание, но, тем не менее, как мне представлялось, шуршал на весь квартал, заглушая рычание танкового двигателя, и испытывал огромное желание закричать. Я окончательно запаниковал, думая: «Пусть придут копы, пусть они меня пристрелят, лишь бы не оставляли умирать тут от потери крови или переохлаждения. Интересно, что доконает меня быстрее?..»

Лишь титаническое усилие воли помогло мне взять себя в руки. Серьёзно, почти всё полицейские-люди умели многое превозмогать: могли работать сутками без сна и еды, могли, если нужно, совершить невозможное, но все это меркло и бледнело в сравнении с тем, что только что сотворил я.

Спокойно. Я закрыл глаза и задышал ровно, чувствуя, как ноздри щекочет пыль. Полцарства за возможность почесать нос… Я молчу. Меня здесь нет. Железяки, проходите мимо, тут ничего нет. Совсем ничего.

Я ничего не вижу и не слышу. Не слышу того, что выстрелы уже прекратились. И особенно не слышу лягзающих металлических шагов. Шкрябающий звук стали по бетону никак не достигает моих ушей. Я просто кусок камня. Нет, даже не так, я пустота. Вакуум между обломков. И того, кто шагает ко мне, царапая битый кирпич и бетон железными ступнями, пустота не волнует.

Меня здесь нет… Меня здесь нет…

И у новокопов нет всяких хитрых датчиков. Нет ночного и тепловидения.

Они слепы и глухи.

А я — просто пустота.

Господи, помоги мне.

Кто-то спрыгнул сверху: я почувствовал, как земля вздрогнула оттого, что на неё рухнуло тяжёлое тело.

— Привет, железяка, — я вздрогнул, услышав этот голос.

Рутланд. Я не мог его видеть, поскольку был полностью засыпан строительным мусором, но он совершенно точно был где-то рядом. Разумеется, не стоял прямо на мне, но...

— Доброй ночи. Всё готово?

Так, наверное, мог бы говорить металлообрабатывающий станок. То ли создатели новокопов сэкономили на синтезаторах речи, то ли специально постарались сделать голоса своих творений как можно более устрашающими. Если второе, то у них получилось — слова, состоявшие полностью из лягза, скрежета, скрипа и стука, чертовски пугали. Хотя, кажется, я упустил главное. Говорящий новокоп — это явно что-то новое. Ни разу не слышал от этих металлических болванов никаких звуков, кроме тех, что они производили во время движения или стрельбы.

Я застыл, даже дышать перестал и глазами не двигал. Липкий страх снова завязывал кишки в моём животе узлами.

— Конечно, готово, — раздражённо ответил Рутланд. — Иначе я бы здесь не стоял.

— Я хотел бы быть уверен в этом.

Мне показалось, или в «голосе» полицейского присутствовало нетерпение?

— Да-да. Сейчас, — где-то рядом я услышал хорошо различимый звук электрического разряда. Как раз с той стороны, где, по моим прикидкам, лежало тело Азимова. Наверное, это сработал его чип.

— Вот теперь точно всё.

— Отлично! — лязгнул новокоп. Его металлические ступни проскребли по бетону. Наверное, он поворачивался, осматриваясь. — Ну что ж, тогда прими мои поздравления. С вами было приятно работать, детектив. Вы точно не хотите остаться?

— Не-ет уж, — протянул Рутланд. — Спасибо. Я устал кошмарить ваших конкурентов и посылать на пулемёты всякое отродье. Контракт выполнен, и я хочу к тёплому морю, подальше от этой помойки.

— Что ж, понимаю, — в глотке новокопа что-то скрипело и стонало. — Тогда можете быть свободны. Гонорар уже на счёте.

— Да, я в курсе. Спасибо.

— Тогда всего доброго, детектив. Было приятно с вами работать, — безразличные интонации говорили о другом.

Рутланд засмеялся.

— Что-то не так?

— Нет, сэр. Просто я когда-то смотрел несколько старых фильмов, и по законам жанра вы должны в меня сейчас выстрелить или что-то вроде того.

— Полагаю, это было бы бесполезно, — тот, кто говорил от лица новокопа (а я был уверен, что говорит не сам полицейский, а один из «кукловодов» в Нейрокорп), оценил шутку.

— Думаю, да, — судя по голосу, Рутланд улыбнулся. — Наверное, пожимать руку смысла нет. Прощайте.

— Всего доброго, детектив. Карибы ждут.

23.

Несколько кошмарных часов я провёл, лежа без движения и слушая, как «похоронная команда» новокопов прочёсывает руины. Они собирали тела и бросали в огромный оранжевый мусоровоз. Не знаю, что подействовало — ледяная вода или молитвы, но меня не обнаружили. Кровотечение также остановилось — в который раз меня выручали полицейский имплантаты. Сколько раз они уже спасали мне жизнь? Я попытался сосчитать, припоминая все случаи, когда в меня стреляли, сбивали машиной, сбрасывали с высоты, но очень быстро сбился. Все равно цифра получалась внушительная. Работа в полиции никогда не была лёгкой.

Рутланд.

Сукин же ты сын.

У тебя всё-таки был план — в этом я оказался совершенно прав, но никак не мог подумать, что план до гениального прост — взять и слить всю Организацию в одном безнадёжном бою. Разыграть кровавый спектакль, который потом можно будет показать общественности, как долгожданную победу над террористом. Противники Нейрокорп в ужасе, простые люди, наконец-то, могут вздохнуть свободно. Ещё бы — больше никто не заложит бомбу в урне рядом с их супермаркетом.

Боже, какой же я дурак!.. Надо было насторожиться ещё тогда, когда Рутланд приказал громить здание «Диджитал Динамикс».

Тело вконец окоченело, я продолжал лежать, не шевелясь, чтобы не привлекать внимание новокопов. Если они пометили мою груду обломков, как обследованную и не представляющую угрозы, — тем лучше, я не видел ни единой причины менять их мнение. Зато ощущал любые вибрации, даже самые незначительные, каждый раз замирая от ужаса и задерживая дыхание, когда какая-нибудь из этих адских игрушек приближалась.

Наконец, трупы были погружены. Мусоровоз тронулся с места, подбитый «танк» затянули в трейлер и увезли, новокопы, выстроившись в колонну, покинули поле боя и, судя по свисту вертолётных винтов, улетели прочь. Тишина.

Самое время для небольшой разминки. Я начал поочерёдно напрягать мышцы, пытаясь хотя бы таким нехитрым способом разогнать кровь.

Левое бедро.

Правое бедро.

Правая рука.

Правый кулак.

Половина левой руки.

Снова и снова я повторял эти нехитрые действия. Тело плохо слушалось, а на первые несколько попыток вообще не реагировало, заставив меня изрядно понервничать, но спустя какое-то время я начал чувствовать мышцы и даже немного согрелся. Конечности скрутило судорогой от того, что кровь вновь по ним побежала, но и с этим я справился. Стиснув зубы повторял снова и снова.

Левое бедро.

Правое бедро.

Правая рука.

Правый кулак.

Половина левой руки.

Я думал над тем, что произошло, и пытался строить планы. Нейрокорп отлично поработали, тут уж сказать нечего. Подставная организация, в которой одни противники Компании будут грызть других — это в духе Совета Директоров. Просто и изящно. Одно из тех самых шедевральных решений, что вывели Нейрокорп в лидеры. Прекрасная программа реабилитации асоциальных элементов.

Отлично, разминка завершена. Я мог шевелить конечностями, не опасаясь судорог, и это было просто прекрасно. Надеюсь, упражнялся я не напрасно и смогу приподнять плиту, которая меня придавила.

Такое было бы лучше делать двумя руками, но выбора у меня не было. Я пытался хоть как-то высвободить левый локоть, но получалось плохо — в отличие от плиты, лежавшей сверху, что хоть как-то поддавалась, кусок бетона, раздавивший мою конечность, был недвижим как скала.

Я видел только один вариант. Омерзительный, бесчеловечный, но всё же дарующий освобождение. Кажется, крысы отгрызают себе лапу, когда попадают в ловушку?.. Значит, я окончательно стал крысой. Слишком уж долго бегал под землёй.

Я ухватился правой рукой за левое предплечье и прикусил губу, готовясь к неизбежному. По лбу снова заструился пот, я знал, что мне предстоит, но никак не мог решиться.

Да, я мог отключать болевые ощущения либо выборочно, в конечностях, либо полностью во всём теле, но сейчас мне предстояло разорвать нерв — и над ним хитрая полицейская электроника была не властна.

«Ничего, старина, — пытался я себя успокоить, — скоро всё кончится. Немножко больно, но это же не в первый раз. Не будь девчонкой!»

«Хорошо… Не буду. На счет три. Согласен? Вполне. Раз… Два… Нет, чёрт!»

Я отпустил руку.

«Давай, слабак! — прикрикнул мой внутренний Эйдер. — Повторяем! На три!»

Я снова положил ладонь на обрубок левой руки, закрыл глаза, отвернулся и приготовился считать. На этот раз чётко и уверенно. Боли не будет. Боли не будет. Боли не будет.

«Раз. Два. ТРИ!!!»

Я дёрнул изо всех сил — и тут же пришла боль. Нет, БОЛЬ. Словно ядерная бомба взорвалась у меня в районе локтя. Сознание затопил огромный белый шар страдания — абсолютного, всепоглощающего, невозможного.

Меня согнуло в дугу, изо рта рвался наружу крик, но я сдержал его с помощью колоссального усилия воли и обломка кирпича, в который вцепился зубами. Протезы были очень хорошими — в своё время я потратил на них кучу денег, но они не были предназначены для разгрызания камней и потому крошились и ломались… Мне было всё равно — эта боль не шла ни в какое сравнение с той, что жгла руку.

Наконец, я пришёл в себя. Неприятные ощущения притупились, и можно было выбираться из этой могилы. После недолгих усилий плита, накрывшая меня, поддалась, и я вылез наружу, обдирая колени, локти и пальцы на уцелевшей руке.

Панели обрушились, но между ними было достаточно пустот — только наполненных изогнутой арматурой, бетоном и битым облицовочным кирпичом. Пулемёт я взял с собой: он должен был стать моим билетом на свободу.

На улице было довольно темно — какой-никакой свет пробивался только с верхних уровней, но его было недостаточно для того, чтобы осветить поле прошедшей битвы.

Люк. Мне нужен был люк. От любой разновидности канализации: сточной, ливневой, трубопроводной, телекоммуникационной — плевать. Лишь бы убраться подальше от поверхности, снова ощутить знакомую тесноту стен, согреться в клубах горячего пара и уползти подальше.

Я перелез через обломки, постоянно озираясь, боялся услышать знакомое жужжание моторов и увидеть смайлики на стальных лицах. Только не сейчас. Не после того, что я пережил.

Люк нашёлся совсем рядом. Я играючи отбросил его в сторону и спустился вниз, волоча за собой пулемёт, который постоянно обо что-то цеплялся и бился.