— Нисколько. Дураку что меч дай, что пушку, он либо зарежется, либо взорвётся. Пушки у них тяжёлые, под порох из аммиачной селитры. На палубах кораблей они ещё на что-то годились, а в поле — это просто лишний груз. Чем больше притащат, тем больше нам достанется бронзы. Наливай, Ицхак, а то наш Понтифик что-то загрустил. Того и гляди, начнёт нас уговаривать подставить другую щёку.

— Не начну, даже не надейтесь. — снаряжённый в полный дамасский доспех, Его Святейшество Робер Первый с трудом скрыл улыбку и подвинул свой кубок чуть вперёд — Но меня расстраивают люди. Ладно, старые семьи, но сорок пять тысяч готовых штурмовать Рим... И это после того, как мы отвоевали у неверных Гроб Господень, а им самим обеспечили мирную и сытую жизнь... Должна же быть хоть какая-то благодарность.

— Как говорил один мудрый древний император: 'благодарность — это такое собачье чувство'*, а люди — это просто люди. В этом плане они намного превосходят даже свиней. Люди гораздо хитрее, подлее и наглее. Это далеко не последний мятеж, друзья мои, но чем жёстче и решительнее мы его подавим, тем больше блага принесёт это человечеству. — Ричард поднял свой кубок — 'Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами'.

*приписывается Сталину

Позиции на юге, хоть и не без труда, но защитить удалось. Лжепапа, или, если угодно, антипапа, полководцем был никчёмным, зато в качестве замполита заслуживал бы звания генерал-полковника. Из шестнадцати фортов, прикрывающих юг Италии, еретикам удалось взять четыре, где они не додумались ни до чего лучшего, чем просто перебить всех оставшихся в живых. Ричард упорно не пускал в бой кавалерию, во встречном бою, с экипированными как настоящие терции лавочниками, они понесут неоправданно большие потери. На последней линии это можно было оправдать, но до последней, к счастью, так и не дошло.

Сначала на пяти галеонах в Венецианскую лагуну вошёл адмирал-фараон, и в щепки разнёс гордость Республики — её флот, ожидавший окончания сезона штормов, в потом туда ворвались отморозки Принца-Бастарда. Все они знали, что Венеция им всё равно не достанется, поэтому старались как можно больше разрушить, сжечь и убить. Предварительно ограбив, конечно. Трофеев было столько, что даже серебро иногда бросали, в виду отсутствия средств транспортировки. Ну, да ладно, не чужим достанется. Зато кровью взяли сполна. Из еретиков не убивали только женщин и детей. Жаль, конечно, мастеровых, которые в Венеции были далеко не худшими, но почти все они взяли в руки оружие. Дураки. Филипп де Фальконбридж даже не столько командовал своим войском, сколько пытался сдержать резню. Новые шляхтичи, бывшие холопы старых шляхтичей, вырезали эту сволочь самозабвенно, с чувством полного морального превосходства. Наверное, не надо было рассказывать им про еретиков, но теперь уже поздно...

Двадцатого октября 1196 года, в лагере северо-западнее Флоренции, еретики вывесили белый флаг. Почти тридцать тысяч экипированных воинов вдруг признали свою неспособность сражаться. Погань, что тут ещё скажешь?

— Езжайте, Робер, поговорите. Этот флаг вывесили вам.

— Что им за это предложить, Сир?

— Ничего. Мы их всех убьём, если они сами не посадят на кол всех еретиков, а потом не сложат оружие. Сначала пусть сами казнят еретиков, Ицхак, передай Его Святейшеству список. Да, Робер, всех этих ублюдков по списку, по порядку — на кол. Зря мы что ли расследование вели, или вы хотите предать память сэра де Донжона и подставить этим ублюдкам левую щёку? Вот и я думаю, что нет. Еретиков сразу на кол, лучше с запасом, чем хоть одного пропустить, а остальные, если хотят жить, пусть распоясываются и встают на колени, заложив руки за спину, чтобы удобнее было их вязать. Но сначала я хочу посмотреть на искоренение ереси в их рядах, их же руками. А на нет, и суда нет, бабы ещё нарожают. Ракетные установки у меня готовы. Устроим еретикам Содом и Гоморру. Да, кстати, передайте что за каждого скрытого еретика мы будет производить среди этих недоумков децимацию. Так что пусть постараются, чтобы собственные жопы уберечь. В Африке жить вполне можно. А в Лузиньянии тем более. Но лично мне, все они очень не нравятся, так им и передайте. Жоффруа де Донжон был моим братом. Больше, чем братом, если учитывать моего настоящего брата, этого урода Джона. Кардинал де Донжон был моим другом. Самым настоящим. Я с удовольствием сложу для него курган из сорока тысяч черепов этих человекообразных свиней. Да, именно так и передайте, смягчать ничего не нужно, мы на войне, а не в храме проповедуем.

Облачённый в полный дамасский доспех, Папа Робер Первый, со свитой из сотни воинов-ветеранов, порысил к месту выставленного белого флага.

— Что, правда всех убьёшь. — в голосе короля Нового Сиона слышался неподдельный интерес.

— Нет, конечно, что я, по-твоему, совсем дурак? У меня людей со всех сторон просят. Хоть воров, хоть браконьеров, хоть убийц, видимо, научились уже делать из них полезных членов общества. Хотя... Чего уж там сложного, если задуматься. Поставь над ними негра с кнутом, сразу все полезными станут. А уж эти то еретики... Погань. Они как будто специально к нам в подарок шли. Кстати, где Бастард? Пригласи-ка короля к нам на ужин, мне очень хочется провести с ним философский диспут. Да, и распорядись вызвать из Венеции Ле Брюна, мы с ним так и не успели договорить, после его возвращения.

Двадцать четвёртого октября 1196 года, на колу скончался последний еретик. После этого оставшиеся в живых, скинули на землю перевязи и пояса, и встали на колени, заложив руки за спину. Эту картину, с разных мест, фиксировали сразу восемь дармоедов-живописцев, которые умели рисовать лошадь, похожую на лошадь. Перед еретиками выехал Ричард, с брезгливым выражением лица.

— Если вы, ублюдки, думаете, что оказали мне услугу, казнив еретиков, то вы сильно заблуждаетесь. Вы, мало того, что трусы, вы ещё и предатели. Казнить я вас не буду, слова не нарушу, но вас будут пороть кнутами негры, чтобы вы быстрее шевелили руками, собирая хлопок. Такая участь вас ждёт, но не пугайтесь. Одному из лучших сборщиков хлопка уже восемьдесят лет. Каждый трус из вас сможет прожить довольно долго. Но ещё мне нужны охотники*, готовых претерпеть адские муки, но снова попасть в белый список Судьбы. Собирай их, Ицхак.

*добровольцев

Принц-Бастард на философскую беседу категорически не шёл. 'Мне сказали резать, я и резал'. 'Если плохо резал, то виноват, а если лучше, чем вы намечали, то мои то парни здесь причём? Наказывайте своих штабных, отец'.

— Филипп, вы хоть понимаете, что породили?

— Нет, Сир. Понимать — не моё дело, для меня главное, что я могу этим порождением управлять.

— А если я заберу у вас Датский легион?

— Я всегда знал, что вы его когда-нибудь заберёте. Но не беспокойтесь, управлять я смогу и без вашего легиона.

— Не сомневаюсь. На меня вы наверняка в обиде, что я в своё время отправил вас служить Спящему Леопарду простым оруженосцем.

— Всё наоборот, Сир. Я сейчас здесь именно поэтому. Уверен, что мои владения он в случае чего защитит, хоть от врагов, хоть от бунта. Отец, Спящий Леопард никого не уважает так, как вас. Он говорит, что только вы сможете победить его в поединке, но поединок с вами он никогда не примет, именно потому, что сам имеет некоторые шансы.

— Имеет. Спящий Леопард имеет. Но каким образом вы стали его вассалом в Европе, Филипп? Для чего тогда отказались от Бейрута? Доходный ведь городишко.

Принц-Бастард ненадолго задумался.

— Привык к тому, что он мой сюзерен, Сир. Когда он отказался от сеньории Сидона, я на какое-то время стал независимым владетелем, вдруг появилось чувство одиночества. Чувство утраты чего-то очень важного. Утраты цели. Я ведь не политик и вряд ли им когда-нибудь стану. Тогда я и попросил у Сира Кеннета какой-нибудь феод, чтобы всё у нас было как раньше. Он меня понял и уступил Привисленское герцогство. Война в Европе скоро закончится, а новая начнётся только лет через десять, у русов же всё только начинается. Я слышал, что на востоке у них земель в десять раз больше, чем вся Европа. Это правда?

— Правда, Филипп. Азия действительно огромна. Почему вы считаете, что через десять лет в Европе начнётся новая война?

— Так сказал Сир Кеннет, отец. Он считает, что Вельфы не смогут мирно поделить империю. Как только они наведут порядок в своих королевствах, обязательно затеют передел. Не скажу за Оттона, я с ним едва знаком, но Генрих-младший не признаёт за Вильгельмом право на владение Саксонией*. Сейчас он вам подчинится, но не смирится и никогда не забудет. Он считает наследником себя, по праву майората, а Австрийское герцогство и часть Баварии — миской чечевичной похлёбки. Себя Исавом, а Вильгельма Иаковом.

*наследная вотчина Вельфов

— Очень интересно. Что-то в этом есть... И как-же они, по-вашему, будут наводить порядок в своих королевствах?

— Я могу только гадать, отец.

— С Генрихом-младшим вы довольно близки, так что, как минимум, в его случае — это уже не гадание, а прогнозирование. В любом случае, мне интересны даже ваши догадки. Вы человек неглупый и опытный.

— Генрих будет расширять свои пределы на юг. Сербия, Босния, Болгария... Только своими силами он как раз лет десять провозится. Военный талант у него довольно скромный, передать кому-либо командование ему не позволит гордыня.

— В Австрии он действовал довольно шустро.

— С вашим начальником штаба, легионом и артиллерией. Я исхожу из того, что вы всё это отзовёте.

— Резонно. Что будет делать Оттон?

— Он пойдёт на север, до моря. Франкония, Верхняя и Нижняя Лотарингия. Возможно, Брабант, Голландия, Гольштейн. Оттон превосходит брата, как полководец и действовать будет быстрее. К тому-же, у него хватило ума остаться вашим вассалом в Александрии, а значит без поддержки вы его не оставите. Если вы ему позволите*, он захватит и Эно с Фландрией.

*граф Фландрии и Эно хоть и был женат на племяннице Ричарда, проводил враждебную политику в Шампани

— Да. Оттон и пошустрее, и поумнее... Вы в курсе, что я намереваюсь воссоздать Принципат?

— Конечно, отец. Об этом все в курсе. Именно поэтому и рассчитываем на десять лет мира. Без вас эта война не прекратится даже на год.

— А почему именно десять? Мне не исполнилось ещё сорока, и через десять лет я ещё буду крепко держать свой меч.

— Я в этом уверен, отец. Но Сир Кеннет уверен, что войну это не предотвратит. Через десять лет многие уйдут в мир иной, а те, кто останутся, забудут, чем и насколько вам обязаны. Во всяком случае, будут считать, что их семейные дела вас не касаются.

— Ну, это мы ещё посмотрим. А вы, значит, даже десять лет ждать не хотите?

— Не хочу, отец. Мне нравится воевать, и раз есть такая возможность, буду именно этим заниматься. Если восток и правда настолько огромен, то войны для меня там хватит до конца жизни.

— А если я вам скажу, что никакого десятилетнего перерыва не будет? Сербию, Болгарию и Боснию в течении года подберёт Гуго де Лузиньян, а Оттон за год же управится со всеми вами перечисленными?

— Тогда война начнётся сразу после смерти Генриха-старшего.

— А он может и года не прожить. И вы всё равно хотите отправится на восток?

— Да, отец. Вельфы мне братья, и я хотел бы держаться от их свары подальше.

— Понимаю. А кто, в ваше отсутствие, будет управлять королевством, Филипп?

— Пока не знаю, отец. Назначу какого-нибудь лорд-канцлера. Вашими же землями кто-то управляет, хотя их у вас в десять раз больше, чем у меня. Разведкой у меня командует Моисей Левит, племянник Ицхака. Разведкой он командует отлично, а это, по-моему, посложнее, чем собирать налоги. Кроме того, мы с Сиром Кеннетом договорились породниться, когда у нас появятся подходящие наследники.

— Ваша жена уже непраздна, Филипп?

— На третьем месяце, отец.

— А у Спящего Леопарда?

— Надеюсь, что тоже. Мы ведь с ним женились почти одновременно.

— Что ж, будем рассчитывать, что породниться вам удастся уже первенцами. Хоть наверняка каждый из вас хочет сына, иногда бывает полезнее дочь. Я не имею права вам приказывать, Филипп, поэтому прошу.

— Слушаю, Сир. Любая ваша просьба — для меня приказ.

— Вы отправитесь на войну через год. Мне важно, чтобы вы и Леопард приняли участие в учреждении Сената.

— Мы рассчитывали на два года, отец. Вернее, не мы, а Сир Кеннет. На два года нам хватит забот в Прибалтике. Вражеских войск там нет, но жители через одного партизаны-бандиты.

— Вот, значит, зачем вы собираете браконьеров со всей Европы... Охотиться на партизан... Умно, ничего не скажешь. Я, в этом вам, пожалуй, даже поспособствую. Но на два года это точно не затянется. Граф Лестер уже осадил Севилью. После Андалусии, в Европе только Лиссабон останется арабским, но, к счастью, воевать там можно даже зимой, а в Африке тем более. Учреждение сената состоится сразу после победоносного окончания Третьего крестового похода. Жду вас обоих в Риме к следующему Рождеству.

— Мы непременно прибудем, Сир.

— Хорошо. Ещё один вопрос, не политический, но личный. Вы, хоть и бастард, но мой первенец, Филипп. Теперь вы король и без малого родственник лучшего из моих воинов и полководцев. Вам когда-нибудь не покажется свой удел миской чечевичной похлёбки?

— Нет, отец. Я горжусь тем, что вы признали меня сыном, но тем не менее, я всего лишь бастард. Я не Плантагенет, а Фальконбридж. Когда-то наследник мелкого баронства, который стал королём только с вашей помощью. Старший Плантагенет, после вас — это Генрих-львёнок. И я ему нисколько не завидую, слово чести. Стать наследным владетелем после вас — это настоящий кошмар. Все вокруг будут сравнивать его с вами. Я Фальконбридж, хоть и пользовался вашей поддержкой, но и сам немало поработал своим мечом. Я получил от вас не миску чечевичной похлёбки, вы сделали из меня короля, и я этого никогда не забуду. Как только Львёнок получит золотые шпоры и станет Принцепсом — я первым ему присягну.

— Принципат не будет наследным, Филипп. Принцепс — это выборная должность, его будет выбирать сенат. Генрих-львёнок станет когда-нибудь Принцепсом, но точно, что не сразу после меня. Я доволен вами, сын. Отвезите Сиру Кеннету его лекаря и леопарда. Бывший Папа отказался забирать их с собой в Святую землю.

Ле Брюн был очарован Новым Светом, и больше всего желал как можно скорее туда вернуться. Пожелание Ричарда, чтобы он задержался до следующего Рождества, а до того взял под свою руку, помимо Греции, Венеции, Далмации, Веронской марки и половины Ломбардии, ещё и Сербию, Болгарию и Боснию, особой радости у него не вызвало. Он, Верховный Бог Лузиньянии, смотрел на европейскую суету уже совсем другими глазами, чем полтора года назад. Брезгливо, как смотрят на доедающих труп опарышей. Однако, Ричард сумел его убедить в необходимости этого шага. Откуда ты собираешься брать переселенцев? Из Италии всех лишних вывезут в Африку, беженцев из Германии ждут там-же, а ещё в Месопотамии, зато Балканы людьми богаты. Там и моряки-греки, и пахари-скотоводы с севера Балкан, да и воины они неплохие. Та же Византия не раз и не два обламывала себе зубы в Болгарии. Через год можно будет вывезти сразу много. Помимо пяти галеонов, в Ливерпуле достраиваются семь транспортных судов нового типа*, которые по скорости превзойдут военные корабли вдвое, но ведь их нужно ещё освоить, подобрать экипажи, груз и так далее. Год — это мало, это нужно очень постараться, чтобы всё успеть. Ну, а война — это чтобы не скучать в процессе. Не сам же Ле Брюн будет заниматься отбором и подготовкой экипажей? К тому-же, пришло время жениться, Констанция Тулузская вполне созрела для семейной жизни, да и её приданное — Марсель, уже подготовлен Раймундом к передаче зятю.