Мы научились превращаться в ходячие дихотомии — улыбка с одной стороны, ножи с другой, сохраняя при этом со всеми сердечные отношения. Действительно, инструктора потратили много времени на то, чтобы научить нас выживать в различных социальных ситуациях. Нас учили как напоить других и при этом оставаться трезвыми. Нас учили делать осторожные заметки (в виде записок огрызком карандаша на маленьком листке бумаги, спрятанном в кармане брюк. Мне всегда казалось, что это слегка напоминает почесывание своих яиц). Мы были обучены тонкостям подхалимажа и вытягивания информации из коллег-атташе. Нас приучили к тайным радостям распространения дезинформации.

Мне дали ускоренный курс по ЭлРа — электронной разведке — чтобы я знал, какие антенны искать в полевых условиях. Я изучал расшифровку фотографий и научился определять, что перевозят корабли, анализируя контейнеры на палубе.

И, конечно, мы обучались искусству и ремеслу мемконского письма. Мемконы — это товарный запас дипломатического набора. Это слово акроним из MEMorandum of CONversation (записка о переговорах). И если вы когда-либо беседовали с дипломатом или шпионом в официальной обстановке, ваши реплики, вероятно, были записаны на бумаге и лежат где-то в справочной папке.

Чтобы отточить наши новоприобретенные таланты, мы занимались бесконечными упражнениями, пытаясь вытянуть друг у друга информацию, устраивали вечеринки в баре офицерского клуба ВМФ в Анакостии, чтобы посмотреть, кто может оставаться самым трезвым, выезжали в сельскую местность Вирджинии, чтобы тайно сфотографировать загородные поместья.

После школы шпионов я утрамбовал шесть месяцев изучения французского языка в шестнадцать недель; привел в порядок домашние дела; реквизировал вкусняшки SEAL из Второго отряда, чтобы отправить их в Пномпень; и улетел на славный Восток, не испытывая никаких угрызений совести, покинув Кэти Энн и детей. Во-первых, это будет опасное задание. Пномпень был зоной боевых действий, так что военно-морской флот не был заинтересован в том, чтобы иждивенцы сопровождали тех, кто там служил. Во-вторых, в течении четырех последних лет я играл дома папу и мужа — и довольно успешно. Теперь настала очередь Кэти Энн взять инициативу в свои руки и позволить мне делать мою работу.

У нас всегда был традиционный дом, в котором я работал на полную ставку офицером ВМФ, а Кэти Энн была матерью и домохозяйкой. Это ее устраивало — она сама на этом настаивала — и меня тоже.

Мы взяли один длинный уик-энд перед моим отъездом — для похода в Западную Вирджинию. Это был идеальный уик-энд: ясное небо, прохладные вечера и закаты, которые словно сошли с рекламы Кодака. Я готовил гамбургеры и хот-доги, мы ели печеные бобы и салат из капусты, а потом сидели у палатки, наблюдая, как угасает огонь и рассматривали небо в поисках падающих звезд. Потом дети забрались в свои спальные мешки и уснули. Мы с Кэти остались на улице и выпили по паре кружек пива.

Я ткнул большим пальцем в сторону спящих детей.

— Я буду скучать по ним.

— Они тоже будут скучать по тебе. Они только познакомились с тобой, а теперь ты снова уезжаешь.

— Эй — потерянные дети это часть того, что значит быть бойцом SEAL.

— Бывают времена, Дик, когда твое существование как бойца SEAL начинает нас всех раздражать.

— Это то, что я есть, Кэти — то, что я делаю.

У меня была только одна забота при назначении в Камбоджу: назначение на этот пост на один-два года исключало меня из бюрократической цепочки, ведущей к возможности получения командной должности. До того, как я покинул штаб COMPHIBTRALANT, командующий Командованием поддержки десантных операций Атлантического флота в Норфолке, адмирал Мур, вышестояший по бумажной тропе относительно COMPHIBTRALANT, дал мне выдающуюся характеристику. "Лейтенант Марсинко — один из самых многообещающих молодых офицеров, которых я знал, с большим потенциалом для военно-морской карьеры" — писал он. "В порядке продолжения своего развития, рекомендуется, чтобы после завершения его аспирантуры в Монтерее он был рассмотрен для командования отрядом SEAL. Он рекомендован для ускоренного продвижения по службе".

Командовать отрядом SEAL? Для меня это звучало хорошо.

Честно говоря, я никогда не думал, чтобы стать командиром отряда SEAL — или любого другого отряда, если уж на то пошло. Командование частью было работой для выпускников Академии, или офицеров запаса флота, которые процветали на бумажной работе. Это была работа для стариков, а не для молодых воинов, как я. Кроме того, в глубине своей души я все еще был Чудиком — парнем, который добровольно отказался от средней школы и завербовался во флот, потому что это был один из способов выбраться из тупика моего существования в Нью-Брансуике.

Но после Вьетнама, когда моя просоленность была уменьшена такими адмиралами как Пит и Снайдер, я начал изучать варианты, о которых никогда не думал. Было очевидно, что флот станет моей жизнью. Но теперь, когда за плечами у меня было штабное назначение, а на стене висел диплом колледжа, мой карьерный путь мог действительно сделать неожиданный поворот к старомодному "конусу" командира. Это меня до чертиков обрадовало.

Проблема была в том, что люди, с которыми мне предстояло соревноваться, потратили больше времени на то, чтобы набрать очки, чем я. Я все еще был очень молодым капитаном 3-го ранга. Я не проводил время в Группе Один по специальным методам ведения войны или Группе Два по специальным методам ведения войны, мне не поручали проводить регату SEAL в Коронадо или организовать олимпийскую команду ВМФ по бобслею. Что еще более важно, назначение в Пномпень сделало бы невозможным для меня получение очень важного назначения на должность старшего помощника командира.

Старший помощник командира — старпом на флотском жаргоне — это оперативные офицеры подразделения, менеджеры по кадрам и главные планировщики. Вам нужны три лодки на воде в 14.25? Обратитесь к старпому. Нужны восемь добровольцев для какой-то грязной работы? Обратитесь к старпому. Вас снова оттрахал командир и вы хотите отплатить ему тем же? Поговорите со старпомом. Старпом изучает, как думает командир, затем предвидит, что ему понадобится и выполняет работу еще до того, как командир об этом скажет. Они также являются советниками командира — единственным человеком, с которым командир может поговорить и — надеюсь — получить от него честное мнение. Великий старпом может создать подразделение. Недостаточно великий может навредить.

Однако у меня не будет шанса стать ни тем, ни другим. Я прибыл в Пномпень в сентябре 1973 года, с удовольствием вдыхая резкий азиатский воздух, наполнивший мои ноздри. Город представлял собой невероятную смесь третьего мира и французского колониализма. Я опустил стекла посольской машины, которая встретила меня в аэропорту, и глубоко вздохнул.

Камбоджиец-водитель вытянул шею, чтобы взглянуть на меня.

— Vous etes officier de marine? (Вы морской офицер? фр.)

— D'accord (Правильно. фр.), — сказал я. — Прямо в точку.

Я указал на "Будвайзер" у себя на груди.

— Je suis un phoque (Я "тюлень". фр.) — я из SEAL.

Я выглянул в окно и увидел реку с ее паромами и плавучими ресторанами. Вдали виднелся Серебряный дворец. Пыльные улицы были запружены людьми — красивыми, смуглыми дружелюбными людьми.

— Oui, je suis un officier phoque (Да, я офицер "тюленей"), — повторил я опять и громко рассмеялся.

— И я не могу дождаться встречи с "тюленями"!

Жизнь оказалась лучше, чем я ожидал. Вместо комнаты в казарме или холостяцкой офицерской квартиры мне выделили двухэтажный дом с садом в четверть акра, наполненным тропическими цветами и сотнями орхидей. В доме были большие комнаты с белеными стенами — идеальное место для приемов. Там были Соан — слуга один-за-пятерых, и водитель — Пак Бан — и через месяц после того, как я устроился, появилась команда племянников, племянниц и других родственников, и мой штат перевалил за полдюжины. Какого черта — цифры не имели значения. Я дал Сотану пачку денег и велел одеть всех одинаково. Девочек в черные саронги, а мальчиков — в черные брюки и белые рубашки. В качестве завершающего штриха я одел на них белые флотские жилетки, на которых была вышита золотом только что утвержденная в качестве официальной эмблема "Будвайзер" (Орел, пистолет, якорь и трезубец).

Я был в деле. Или мне так казалось.

Я отправился нанести визит вежливости коммодору Вонгу Саренди, командующему военно-морским флотом Камбоджи и был возвращен к реальности. Во-первых, мой тщательно изученный французский был практически бесполезен. Камбоджийцы говорили на своем собственном французском языке, почти так же, как гаитяне говорят на своем. Поэтому, хотя я заикался изо всех сил, но в основном мне приходилось говорить по-английски. Во-вторых, командующий держался со мной на расстоянии, даже холодно.

Я узнал почему позже — в тот же день, в посольстве. Офицер, которого я заменил, был капитаном 2-го ранга — a capitaine de fregate. Я был всего лишь a capitaine de corvette — капитаном 3-го ранга.

Итак, командующий разволновался насчет того, что США не озаботились послать к нему самого лучшего, и он воспринял это как дипломатическое оскорбление. Да и черт с ним — он никогда до этого не встречал бойцов SEAL. Посольство располагалось в большом белом здании в одном квартале от реки. Оно было окружено кованой железной оградой, увенчанной колючей проволокой — легкая цель для "красных кхмеров", подумал я, въезжая в ворота.

В резиденции посла не было, поэтому я связался с заместителем главы миссии, или ЗГМ, Томом Эндерсом. Эндерс, протеже Генри Киссинджера, представлял собой внушительную фигуру. Он был ростом около шести футов восьми дюймов (прим. 203см), с длинными серебристо-серыми волосами, зачесанными назад за ушами и толстыми, как донышки у бутылок "Кока-колы", линзами очков. Выходец из знатной семьи Коннектикута, получивший образование в Йеле, этот человек выглядел так, словно он был рожден для ношения костюмов в тонкую полоску.

Он мельком глянул на меня и объяснил ситуацию раскатистым аристократическим басом. Первое: сельскую местность, в основном, контролировали коммунистические отряды "красных кхмеров" — раз, так что все, что доставлялось правительству, от пуль до риса и мыла, они получали по реке — два, парень, которого я заменял, был то, что надо, но не слишком много сделал для улучшения ситуации — три. Ситуация была проста — кхмерский флот был в значительной степени неэффективен в предотвращении нападений "красных кхмеров" на конвои снабжения, которые шли вверх по реке из Южно-Китайского моря. Четвертое: число террористических атак в Понмпене за последние шесть месяцев увеличилось в два раза, что не слишком способствовало укреплению морального духа и общественного доверия.

— Что-нибудь еще?

— Конечно, капитан 3-го ранга — исправьте это.

Айе, черт возьми, айе, сэр. Так я и думал. Я прикусил язык.

— Мы попробуем, сэр.

Вообще-то, мне нравился Эндерс. Он не был ежедневно выжидающим, запискописательным слабоколенным диплодинком из Госдепартамента, который сдавался при малейшем намеке на угрозу. Эндерс никогда не отступал от драки. Он понимал необходимость тайных операций и войны нетрадиционными методами. Он постоянно давил на камбоджийцев, стараясь подготовить их к решительному нападению на "красных кхмеров".

Исправить это? Окай. Я быстро выработал для себя распорядок. Я вставал в 5.00, ехал в штаб-квартиру ВМФ Камбоджи и получал сводку разведданных о операциях за прошедший день и планах на текущие операции, в 7.30 шел в посольство, брал кофе и докладывал Эндерсу. Потом я отправлялся домой, часок тренировался, приводил себя в порядок и возвращался в штаб флота. Я оставался там весь день, наблюдая и слушая, или отправлялся на патрулирование реки. Ранним вечером я возвращался к себе на виллу, чтобы поужинать, вздремнуть часок, а затем около 22.00 возвращался в штаб, чтобы посмотреть, как они справляются с ночными операциями. Если камбоджийцы проводили операцию — а это случалось почти каждую ночь — я следовал за ними по пятам, чтобы посмотреть, как они справляются. С 03.00 до 04.00 я дремал дома, а затем вставал, переодевался и снова возвращался в штаб кхмеров в 05.00. Я провел в Пномпене в общей сложности 396 дней.

В течении 291 из них я был в бою.

Несмотря на мое неудачное начало с главкомом, я хорошо ладил с начальником оперативного отдела, энергичным офицером-кхмером по имени Ким Симанх, который хорошо говорил по-английски и предоставил мне свободный доступ в его штаб-квартиру.

Даже главком — именно так все называли коммодора Вонга Саренди — после того как он три недели наблюдал за моими приходами и уходами, внезапно решил, что ну да, он все-таки может говорить на английском. Однажды он подошел и обнял меня, и с тех пор не было ничего такого, чего бы я не получил от камбоджийцев, если попросил.

Я стал сотрудничать с кхмерами: я начал ездить на "пиберах", которые защищали конвои, показывая младшим офицерам-кхмерам — я звал их "минками", от Marine Nationale Khmer — как дейстовать против засад противника.

Как-то ночью я отправил два "пибера" вниз по реке зачистить место засады "красных кхмеров" — примерно в двадцати пяти милях к югу от Пномпеня. Они обстреляли малый десантный катер недалеко от центра узкого русла реки Меконг.

На фарватере катер получил пробоину в двигательном отсеке. Однако, затонул он лишь частично, так как внутренние отсеки, называемые коффердамами, все еще были заполнены воздухом. Таким образом, нос корабля выступал на четыре-пять футов над поверхностью реки, и когда движение замедлялось, чтобы его обойти, плохие парни на берегах реки открывали огонь менее чем со ста ярдов. Очевидно, мы должны были подорвать катер.

Я объяснил Киму Симанху, как я это сделаю. Я протяну вдоль киля линь, к которому прикреплю пару ранцевых зарядов. Когда я подорву оба ранца одновременно, это будет то, что боевые пловцы называют "пузырьковым" зарядом. Он поднимет весь МДКА на несколько футов над дном реки. Корпус треснет под собственным весом судна и упадет обратно в ил. Треснувший корпус, в свою очередь, выпустит весь воздух, оставшийся в коффердамах и судно красиво осядет на дно двумя или тремя частями. Я сказал ему, что это хрестоматийный пример операции UDT и прекрасная возможность для обучения молодых офицеров — "минков" и их людей.

Вернувшись на виллу Марсинко, я провел там пару часов, приводя в порядок свое снаряжение. Я обрезал взрыватели до нужной длины, сложил вместе детонирующие шнуры и соорудил капсюли-детонаторы. Затем я подготовил два запала, закатал их в презервативы и завязал концы, чтобы они оставались водонепроницаемыми. Это был старый трюк боевых пловцов. Мне был нужен только один запал для подрыва обоих ранцевых зарядов, но Эв Барретт научил меня всегда устанавливать их попарно.