Паргелий

Шагов через тридцать я об этом уже жалела. Обнаружили бы этого внушителя — и все бы уже закончилось.

Еще через тридцать шагов я перестала чувствовать пальцы ног, а спустя пару минут обнаружила, что левый сапог не выдержал-таки суровых испытаний и бесславно протек где-то в районе пятки. О том, чтобы подкрасться незаметно, речи уже и так не шло: передвижение отряда и без того сопровождалось возмущенным журчаньем потревоженного ручья, — но теперь к нему добавилось громкое хлюпанье.

Через четверть часа захлюпало еще и в сапогах у Рино, а пещера все никак не кончалась.

— Кажется, я разгадал их коварный план, — задумчиво оповестил ищейка и с досадой потряс ногой. Хлюпанье усилилось. — Заговорщики решили заманить нас в потайной ход и простудить насмерть.

Я согласно шмыгнула носом.

— Интересно, где мы сейчас? — задумался капитан, оглядываясь — будто сырые каменные стены могли ответить на этот вопрос.

— Я бы предположил, что мы где-то под дворцом, — сказал Его Высочество, — либо недавно из-под него вышли.

— А что расположено выше дворца? — озадачилась я, пытаясь воскресить в памяти городской пейзаж. Вроде бы выше вовсю ревели водопады, и желающих строить там здания не нашлось: столица жалась на относительно пологом участке склона, где буйство водной стихии еще можно было как-то урезонить каналами и перепускными трубами, и только щупальца трущобных кварталов уходили вниз, в расщелины. Во времена, когда Нальма только-только возводилась, такое расположение считалось стратегически выгодным: нападающим, буде такие найдутся, в ходе штурма пришлось бы иметь дело с перенаправленными потоками горных речушек, которые вполне успешно (и, главное, бесперебойно) могли заменять кипящую смолу и прочие прелести, традиционно предназначенные для бросания на вражеские головы. А в мирное время ручьи, как и сейчас, текли по желобам и трубам, чтобы не мешать горожанам.

— Ничего там нет, — хмуро отозвался орденец со шрамом, прерывая мои размышления, жестом велел замолчать и осторожно заглянул за очередной поворот.

На этот раз Его Высочество не стал прибегать к убойной мимике, из чего я заключила, что попытка заткнуть беседу высокопоставленного лица со жрицей имела под собой веские основания, и не ошиблась.

Я так и не поняла, что же такое заметил старший орденец, что сразу отскочил назад, снося меня с принцем к стене. Младший понять тоже не успел.

Выстрел был беззвучен.

Просто красная вспышка, после получаса при карманных фонариках ослепившая не хуже световой гранаты. Звук появился позже, и больше всего он напоминал громовой раскат, заполошным эхом заметавшийся по пустой пещере.

Я зажала рот рукой. В противном случае был слишком велик риск добавить к звуковому оформлению позорный испуганный писк.

В общем-то, я видела достаточно трупов — гораздо больше, чем хотелось бы. И было бы ложью утверждать, что никто не становился трупом непосредственно на моих глазах.

Но в Храме умирали тихо. Без выстрелов, дымящихся дыр в груди и кровавого кашля. И уж точно никто не матерился над телами усопших, отработанным жестом проверяя обойму и снимая предохранитель с собственного бластера, как это сейчас проделали оставшиеся орденцы и Рино. Его Высочество обошелся без ругательств, но оружие все-таки достал.

— Мира? — ищейка обернулся ко мне и положил руку мне на плечо. Ладонь оказалась лихорадочно горячей, несмотря на прогулку в ледяной воде, и это взбодрило лучше любых слов. — Сколько их там?

Я судорожно втянула в себя холодный воздух и прикусила губу, сосредоточенно прислушиваясь к собственным ощущениям и стараясь не обращать внимания на самого младшего из Ордена, медленно дрейфующего вниз по течению. Мертвые могут ждать вечно — чего не скажешь о живых, которые хотят таковыми остаться.

— Пятеро непосредственно за поворотом, еще пятеро в укрытии слева за стеной, — я говорила шепотом, но голос все равно дрожал. — Вроде бы дальше еще кто-то, но слишком далеко, не чую...

Ищейка выругался. Орденцы только глянули назад, на уплывающего товарища, и, не сговариваясь, стали подкрадываться к повороту.

Ну, то есть попытались. Журчание сразу же выдало их с головой.

Из засады стреляли на звук, что позволило орденцам вовремя отскочить назад, но никакой погоды, естественно, это не сделало. Заговорщиков все равно было намного больше, и кто-то из них уже подбирался к повороту.

— Ваше Высочество, — тихо окликнул орденец со шрамом, — вам и сестре следует вернуться.

— Сожалею, сержант Бриджейн, — покачал головой принц. — Но раз уж нас здесь поджидали, скорее всего, вход в лавке тоже перекрыт. Я остаюсь с вами. Постараюсь продать свою жизнь подороже, — мрачно усмехнулся он.

Я обернулась на звук шагов. Кто-то из заговорщиков подобрался так близко, что при желании уже мог бы всадить заряд в орденцев — правда, и сам бы не остался без ответного подарочка. В ручье медленно растворялся аммиак и крайне характерная грязь, в которой гораздо чаще валялись люди, нежели свиньи, и люди эти, как правило, были не вполне целы и здоровы.

— Ах ты выродок пепельной бури! — выдохнула я и оттолкнулась от стены.

Рино попытался поймать меня за рукав, но я проскользнула мимо и выскочила за поворот. Обернулась на злорадный смешок — и уперлась грудью в еще горячее бластерное дуло.

Желание смеяться у наемника резко отшибло. Он испуганно отдернул палец от спускового крючка, зачарованно уставившись не столько на мою грудь, сколько на вышитую на ней пентаграмму, и отшатнулся, едва не сбив с ног подошедшего сзади подельника.

— Какого демона?! Я в тя чуть не выстрелил! — возмутился тот — и поднял глаза.

Характерный "бульк!" подсказал, что у противников стало на один бластер меньше.

Я стояла прямо, стараясь ничем не выдать, что перепугана еще больше них самих, и пристально смотрела в глаза первому, пока он не опустил оружие, — но успех оказался недолгим. Из-за поворота послышалась ругань и возня, — а потом оттуда плечом к плечу выскочили ищейка и принц. Рино еще заканчивал ругаться на ходу, перечисляя, что он сделает с трупом Третьего, — а заговорщик снова вскинул бластер.

Я резко развела руки в стороны, не давая доморощенным защитничкам выступить вперед и закрыть меня от выстрела.

— Убьешь жрицу? — кротко поинтересовалась я.

Рино из-за моего плеча трехэтажно обрисовал, как именно он готов подменить заговорщиков в сем непростом действе.

Кое в чем он был прав. Столичный житель вполне мог меня убить.

К услугам толстосумов из Нальмы всегда были и иринейские целители, и павеллийские медики, и хелльские травницы — только плати. Но бедняки и разбойники везде и всюду выкручивались сами, как могли. У первых не было столько денег, а вторых попросту не соглашались лечить.

Но Храм не делал различий. Верховная считала, что Равновесие на то и Равновесие, чтобы расставить все по своим местам без помощи смертных. Мы лечили всех. Но с исполненным ужаса благоговением к нам относились только бедняки... и разбойники.

— Тебя здесь не должно быть, — срывающимся голосом заявил заговорщик, снова опуская бластер, и я наконец его узнала: тот самый неудавшийся похититель с кальциевым камнем в почке. — Горин сказал... он сказал, что ты собираешься бежать!

— Собираюсь, — охотно подтвердила я и постаралась придержать при себе замечание, что с удовольствием проделала бы это прямо сейчас. — Но у вас есть кое-кто, кто мне нужен.

Заговорщик с глупым видом оглянулся, и в этот момент, наконец, обнаружился глава отряда.

— Какого демона?! — рыкнул мужской голос откуда-то из-за дальнего поворота. — Стреляй!

Пожалуй, это мог ляпнуть только кто-то действительно высокопоставленный.

Заговорщик развернулся всем корпусом — и полностью разрядил обойму, ориентируясь на голос. Повезло ему не больше, чем в прошлый раз, но главу отряда он перепугал-таки вполне достаточно.

— В нее стреляй, дурень! — резко повысившимся голосом рявкнули из-за угла.

— Сам стреляй, — посоветовал кто-то из укрытия. — Это же жрица! Никто не говорил нам про жрицу!

За укрытием согласно забурчали.

Рино коротко махнул рукой орденцам, и они вышли из-за своего поворота, напряженно озираясь и держа бластеры наготове.

— Ладно, за жрицу доплачу отдельно! — крикнул глава отряда, по-прежнему не показываясь на глаза.

За укрытием кто-то явственно заинтересовался — видно, не местный — но отгреб от своих же и затих. Ищейка, стараясь не поднимать закоченевшие ноги, крался к дальнему повороту, откуда глава отряда еще пытался как-то убедить наемников прибить посланницу Равновесия — но из укрытия благоразумно не высовывался.

— Значит, дядюшка Горин связался с заговорщиками, — медленно сказала я, провожая взглядом капитана. Наемник зачарованно кивнул, не зная, куда деваться, — то ли идти на подмогу главе, то ли послать его подальше за попытку обмануть целый отряд. — Выходит, синерол у Горина все-таки покупают. А про это место он мне сказал, чтобы я указала на него последним верным орденцам. Они бы попали в ловушку, и весь Орден Королевы перешел бы под контроль заговорщиков.

Я коснулась холодной каменной стены. От нее все еще слабо тянуло магией — странной, неживой, будто сотворившей саму себя.

— Ход такой большой, — тихо произнесла я. — У меня, наверное, не получилось бы прорыть его в одиночку. Но отовсюду пахнет одной и той же силой. Должно быть, тот кусок камарилла, что подбросили в ее келью, Дарина очистила сама, — а потом либо заговорщики поняли, что это слишком долго, либо вмешался Горин с его долбаной монополией...

Из-за дальнего поворота послышались четыре громовых раската, почти слившихся в один, — и длинный, непрекращающийся вопль.

— У нее генератор, — сказала я. — Этот ход, должно быть, выжал ее досуха.

— Мне очень жаль, сестра Мира, — тихо вздохнул Его Высочество.

Я опустила глаза и прикусила губу. Что бы сделала на моем месте Верховная?

Она была бы в ярости. Жизнь сестер Равновесия неприкосновенна, а уж жизнь ее заместительницы, такой талантливой, такой мудрой...

О, она была бы в ярости, — но никогда не позволила бы себе просто взять и перебить всех наемников, засевших в засаде. И уж точно не стала бы отказывать им в помощи Храма.

Наемники исчезли бы постепенно, один за другим, — в несчастных случаях, в трактирных передрягах, на заказах — или просто без вести. Никто не сумел бы доказать причастность одной пожилой жрицы, и никто не посмел бы указать на Храм. Но все точно знали бы, что без вмешательства высших сил не обошлось.

— Вы помогали тому, кто обокрал само Равновесие, — громко сказала я — так, чтобы было хорошо слышно даже в дальнем укрытии. — Я буду молиться за вас.

— Боюсь, тебе придется повременить с молитвами, — сообщил Рино и швырнул к моим ногам чье-то скулящее от боли тело в приталенном сюртуке. — Я тут немного переборщил. Сможешь сделать так, чтобы мы его до допросной дотащили?

Я брезгливо скривилась, но покорно опустилась на корточки, переворачивая жертву ищейкиной мстительности, пока она не захлебнулась. Машинально отметила: прострелены все конечности, видимо, чтобы точно не удрал и даже не пытался напакостить, — но дыра в левом бедре получилась слишком близко к артерии, и мощности бластера не хватило, чтобы качественно запечь рану. Глава отряда истекал кровью, и в воде процесс заметно ускорился.

Я рванула с себя блузку и растянула ее на стене, стараясь не смотреть в лицо раненому.

Он меня тоже узнал.

А еще у него очень, очень сильно болела голова...

Глава 39. Как сделать из ищейки козла отпущения

В допросную, что характерно, не пустили ни меня, ни принца.

Мое участие в поимке "опасного государственного преступника" свелось к тому, что я не дала тихо сдохнуть в засаде ему и закоченеть — остальному отряду. Но это, как выяснилось, было еще ничего: принцу позволили только помочь тащить недееспособного маркиза до лестницы. Там действительно поджидал второй отряд наемников, но вид простреленного в четырех местах главаря подействовал на них в достаточной мере деморализующе, чтобы авторитета Его Высочества хватило на нахальную перевербовку прямо на месте, и все участники второй засады дружной кодлой отправились за трупом погибшего в перестрелке орденца.

Я успела только мявкнуть про похищенные браслеты и возвращения тела сестры Дарины на родину, принцу слова не досталось вовсе — Рино скупо кивнул и демонстративно захлопнул перед нами дверь допросной. Мы печально переглянулись, дружно ощутив себя ненужными, и разошлись в разные стороны. Его Высочество — успокаивать своих штатных телохранителей и невесту (причем, вероятно, именно в таком порядке), а я — реанимировать испачканную в воде и чужой крови шелковую блузку. Если б не пентаграмма, ей бы вовсе пришел конец, а так — мне предстояла очень нудная и кропотливая работа по извлечению из ткани лишних частиц.

Да, пожалуй, это займет меня надолго.

Потом не будет ни сил, ни времени размышлять о самом младшем из орденцев, закрывшем нас от первого выстрела.

И о пропавшей сестре — тоже. И даже о том, что на ее месте могла оказаться я сама.

Ищейка отличился поистине неописуемым коварством.

Во-первых, он явился уже после полудня, когда я извелась, бесцельно сидя над подносом с остывшим обедом, не в силах съесть ни кусочка, — за одно это его стоило бы пристукнуть. Но, во-вторых, судя по его виду, ко мне он пришел сразу же из допросной, серый от усталости, весь грязный и по-прежнему в мокрых сапогах, что само собой подразумевало, что его нужно пожалеть и обогреть.

Несомненно, именно так я бы и поступила, не попытайся он пожалеть и обогреть себя самостоятельно путем утаскивания моего обеда — да еще безо всяких комментариев по делу. Какие комментарии — поздороваться и то не удосужился!

— Снимай сапоги, — велела я.

— Только их? — тут же вскинулся Рино, осияв меня искушающей улыбкой.

Я бы, пожалуй, даже была бы очарована, не появись эта улыбка на физиономии со столь внушительными кругами под глазами.

— Только их, — подтвердила я. — Сапоги я еще могу залатать и толкнуть за пару медяшек. От остального мне выгоды никакой.

— А как же я сам? — этот паршивец улыбнулся еще шире, нога за ногу снимая сапоги в процессе покушения на мой суп.

— Ну, если будешь идти в комплекте с сапогами, на черном рынке, может быть, медяшку докинут... или наоборот, с меня потребуют, — невесело хмыкнула я и стащила его обувь.

Дорожная пентаграмма Равновесия второй раз за день подверглась вопиюще нецелевому и слегка богохульственному использованию. Впрочем, Верховная всегда отличалась сугубо прагматичным подходом к символам веры — и, держу пари, при случае поступила бы так же, как я.

Правда, не при свидетелях. Но чем я вообще могу удивить этого поганца, который отлично знает, откуда у меня новое платье и две блузки?

— Так что с маркизом? — не утерпела я, видя, что суп по-прежнему занимает ищейку куда больше, чем изнывающая от неизвестности жрица.

Но, как выяснилось, Рино просто уходил от серьезного разговора, как мог, — пока я не спросила прямо.