Надо разбудить Эрика. Срочно. Иначе... Что иначе? Я не знаю. Но понимаю точно: ничего хорошего.
А потом слышу шелест сзади. Успокаивающий, дурманящий звук.
И — темнота.
Голова болела безумно. Еще больше, чем после видения о Теде. Я старалась отдышаться, успокоиться, но перед глазами все стояла незнакомка в шифоне — бледное лицо и плавное приближение. Ей нужен Эрик — в этом не было сомнения. Нужен не просто поговорить. Забрать. Она хочет его забрать! Вырвать из этого мира навсегда. И точно не в кан. Куда-то еще. В какое-то страшное, опасное место. Туда, откуда не возвращаются...
Я лежала еще несколько минут и смотрела в потолок, думая, что значит для меня это видение. Еще один шаг к его цели, еще одна опасности или... повод ему позвонить? Просто позвонить, услышать его голос, наполненный энтузиазмом, увидеть лучащиеся предвкушением глаза. И наполниться теплом. Его теплом. Его радостью. Ведь своей у меня не осталось.
И вдруг я поняла, что хочу, чтобы он нашел свой кан. Обрел, наконец, то, к чему стремился столько лет. Нашел себя. Стал счастливым.
Ведь в жизни иногда не главное — собственное счастье. Иногда важнее подарить его близким. А Эрик — как бы я ни хорохорилась, как бы ни отстранялась от собственных эмоций — стал мне близким. И значит, я изо всех сил постараюсь, выложусь, но он попадет в свой кан.
А я... я просто улыбнусь от мысли, что он был в моей жизни. Просто был. Без всяких намеков на 'будет'.
Глава 14. Глубокий синий
Я позвонила Эрику, и вечером он приехал. Просто возник в моей жизни снова, и стало светлее. Легче. Он вошел в мою квартиру — улыбающийся, громкий, и заполнил собой все пространство. Ни слова не сказал о моей просьбе побыть одной и подумать. Просто спросил, как дела. А я рассказала о видении.
— Постой, ты что же, помнишь время? — тут же воодушевился он после того, как я закончила рассказ. А на лице отразилась непонятная смесь эмоций. То ли радость, то ли удивление. Выглядел он при этом почти безумным.
— Да. — Я указала на бабушкины часы. — Четко видела время на них.
Он улыбнулся. Резко притянул меня к себе и обнял. А я растерялась. Снова.
— Это же замечательно!
— Очень мило, — смутилась я и осторожно отстранилась. — Но что в этом замечательного? Может, ты не понял, но я видела странную летающую тетку, а как ей противостоять, совершенно не знаю. К тому же, ты был в отключке.
— Это мелочи. Ты видела время — вот что радует. Значит, время открытия портала ты тоже увидишь.
— Портала?
Эрик вздохнул, присел на диван, увлекая меня за собой. Посмотрел так, будто собирался раскрыть самую главную тайну своей жизни.
— Портал в кан. Или, как думала, я туда попаду?
— Я вот до сих пор понять не могу, — нахмурилась я, — а как же скади? Ты что же, оставишь племя?
Он кивнул.
— Оставлю. На Дарью. Женщины тоже могу править скади. Пока не родится наследник-мужчина.
— Ну, Даша не показалась мне правительницей, — высказала я сомнение. — К тому же, она защитница. Разве правитель не должен быть воином?
— Необязательно, — улыбнулся он. — Главное — сплотить племя. Дарья сумеет, если постарается. К тому же в книге упоминается, что после моего ухода племенем будет править женщина. А потом появится наследник — сильный вождь.
— Ты настолько доверяешь этим пророчествам?
Я вспомнила, как мне предсказывал Барт — там же ничего определенного. Познаешь силу, научишься отпускать и удерживать, бла-бла. Как на такое вообще можно полагаться?
— Книгу предсказаний хранит Арендрейт, а я общался с ним лично. Все предсказания из книги сбываются.
— Наверное, ты очень рад, что именно тебе уготована такая судьба. — Я опустила глаза и посмотрела на свои руки. Вспомнила, как пообещала себе не хандрить из-за этого. Уйдет и уйдет — что с того?
— Это плохо?
— Нет, просто... — Я вздохнула. — Мне интересно, неужели ни разу не усомнился? Не думал о семье, детях? О том, чтобы стать сильнее здесь, для них? Для скади?
Он пожал плечами и совершенно искренне ответил:
— Я не думал о женитьбе, если ты об этом. Не могу себе позволить думать, ведь все равно главная моя цель — кан, а оставить женщину, которая мне поверила, тем более с ребенком, недостойно мужчины. Скади — моя семья. И пока я тут, готовлю Дарью к тому, чтобы она возглавила их. Думаю, еще есть время.
— Так странно... Ты и я — словно вне своих племен. Одиночки.
— Я не одиночка. — Он обнял меня за плечи и прижал к себе. — И ты тоже. Ты пробовала найти своих? Насколько я знаю, сольвейги тоже живут племенами.
— Племенем, — кивнула я. — Я нашла их.
— Почему не живешь с ними? Разве это не безопаснее?
— Да, такие, как Герда, их не достанут, — горько улыбнулась я.
— Драугры отличаются от хищных только кеном, Полина. В целом, мы очень похожи. Нам, чтобы жить, нужны ясновидцы, им — без разницы кто. Говорят, хищные, посвятившие жизнь древним искусствам, продлившие ее до бесконечности, превращаются в драугров.
— Хочешь сказать, Герда когда-то...
— Была хищной, — кивнул он. — А сольвейги — совершенны. Вам не нужно питаться. Вы не зависите от того, к какому племени принадлежите. Это прекрасно!
— Это ужасно, — не согласилась я. — Всем нужен мой кен. Не я. Даже ты тогда...
— Неправда, — перебил он. — Мне нравишься ты. Понравилась еще в кабинете атли. Ты тогда на Влада почти кричала.
— О да, там я была очаровательна! — рассмеялась я.
— Убери из себя сущность сольвейга, и что останется? — серьезно спросил он. — Подумай.
— Трусишка, — улыбнулась я. — И слабачка.
— Тебе нравится себя в этом убеждать? Разве слабачка на грани истощения подгоняла меня по дороге к атли, когда нужно было спасать Глеба? Или трусишка напросилась со мной на встречу с Тедом? Трусишка отдала мне кен, не раздумывая, а после этого сидит тут со мной и совершенно не боится, что я могу снова...
— А ты можешь? Хочешь? — серьезно спросила я.
— Шутишь? Твой кен — самое удивительное, что я пробовал в жизни, — честно признался он. — Конечно, хочу. И может, если ты тоже захочешь, когда-нибудь мы попробуем...
— Нет! — резко ответила я и встала.
— Я и не требую.
— Я не живу с сольвейгами, потому что для меня в книге тоже есть предсказание. В нем говорится, что я буду жить во внешнем мире. И, кажется, оно уже частично сбылось — Барт говорил, я потеряю дом, и вот я не атли больше.
— Барт?
— Вождь сольвейгов. Но я не могу о них рассказывать, извини.
— И не нужно. — Он тоже встал и подошел ко мне. — Это твоя семья, и их тайны ты должна беречь.
Я посмотрела на бабушкины часы. Они тикали, отсчитывая время, успокаивающий звук разливался по комнате. Эрик стоял рядом, и было безумно хорошо просто быть с ним. Разговаривать обо всем. О том, что волнует — его, меня.
— Ты знаешь, кто эта женщина? — осторожно спросила я. Его лицо было так близко — знакомое, родное. Когда он успел стать мне таким родным? Когда влез в душу, просочился, словно дурманящий газ, переделал ее под себя, изменил?
— Знаю, — ответил он почему-то тихо, но думал, казалось, вовсе не о ней. Смотрел в глаза, не отрываясь, даже не моргая. Гипнотизировал. — Лучше нам с ней пока не встречаться.
— Почему? — спросила я, уже не особо понимая, что и зачем спрашиваю.
— Потому что я не особо знаю, как ее одолеть. Ты помнишь, где мы находились в твоем видении? Здесь, в этой комнате?
— Здесь... — Внезапно меня осенило: — Думаешь, они нападут сегодня?
— Который час?
— Девять пятнадцать.
Внутри все сжалось, когда я представила, что сейчас распахнется окно и влетит по-летнему одетая дама. Словно прочтя мои мысли, Эрик сказал:
— Для них не преграда твои двери.
— Она зашла через окно, — пробормотала я. Перспектива встретиться с ужасной летающей незнакомкой не прельщала.
— Переночуем у меня, а завтра решим, что делать. Ты же не против?
Я покачала головой. Лучше так, чем просидеть всю ночь в углу, вооружившись сковородкой, и ждать, когда прилетит непонятное существо, с которым даже Эрик не знает, как справиться.
Я хотела ответить, что не против. Даже рот открыла. Но он успел раньше — взял меня за руку, а через секунду меня захватило ощущение полета, мир смазался и стал походить на размытую фотографию. И мы очутились в просторной синей комнате.
Никогда не любила такие перемещения, но еще больше не любила, когда это делали внезапно, и я не успевала задержать дыхание. Тогда сильнее тошнило.
— Черт! Разве можно так делать?
— Что такое? Тебе не понравилось? Я думал, тебе нравится все стремительное.
Издевается? Снова? Серьезно?
— Вот тебе стремительное! — воскликнула я и резко толкнула его.
Этого он явно не ждал. Пошатнулся и упал на кровать. Но реакция у него была что надо, поэтому успел схватить меня за руку, и я полетела вместе с ним, вернее, прямо на него. Получилось весьма двусмысленно. Эрик не растерялся — собственнически прижал меня к себе и томно произнес:
— Вот знал, что ты не любишь ждать, но чтобы настолько... — И добавил наигранно-серьезно: — Что ж, я готов.
— Иди ты! — ответила я, но улыбку сдержать не смогла. — Может, отпустишь?
— Мне так больше нравится.
— Я серьезно, отпусти.
— Как жаль, что все так быстро закончилось, — с сожалением проговорил он и ослабил хватку. Я выбралась из цепких объятий и встала.
— Очень концептуальный подход к ремонту, — сказала, осматривая комнату. — А главное, не нужно угадывать, какой у тебя любимый цвет.
— Тебе не нужно ничего угадывать. Можешь просто спросить.
— У нас прямо вечер откровений получается. Я тебе — о сольвейгах, ты мне — про кан. Кстати, что это за мир такой? Мне снился он недавно, там было озеро и лотосы. И жрецы хищных курили кальян на берегу.
Эрик звонко рассмеялся. Сел на кровати, слегка откинувшись назад. Длинные волосы рассыпались по плечам, и выглядел он неприлично очаровательно в сером свитере, оттеняющем глаза, на темно-синем покрывале, в свете ночных светильников.
— Я не знаю, — признался он. — Почти ничего не известно о кане. Только то, что в этом мире открываются тайные знания, и человек переходит на новый уровень сознания. Из кана есть выходы в места, о которых неизвестно на земле. И возможность переродиться в новом качестве.
— То есть ты ничего о нем не знаешь, но все равно туда хочешь? А мир, в котором родился, провел, можно сказать, лучшие годы своей жизни, бросаешь?
— Считаешь меня авантюристом? — серьезно спросил он.
Я пожала плечами. Присела рядом с ним и сложила руки на коленях.
— Не знаю. Я всегда мечтала жить здесь, иметь семью или хотя бы... что-то иметь. Попробовать стать счастливой.
— Ты же себе ничего не позволяешь. Для счастья нужно дать себе свободу, а ты сковала себя рамками, которые сама и придумала.
— Рамками этого мира?
— Рамками собственных табу, — улыбнулся он. — Ты когда-нибудь спрашивала себя, чего на самом деле хочешь?
Тебя. Сейчас я хочу тебя. Забыть, что ты уходишь. Что мне некуда вернуться. Что все, что у меня есть — это здесь и сейчас. И нарисовать себе будущее, которое никогда не станет реальностью.
— Постоянно спрашиваю... — прошептала я.
Воздух налился жаром, сгустился и наэлектризовался. За окном бушевала метель. Снежным в этом году выдался февраль. По-настоящему зимним — с сугробами, кусючим морозом, скрипучим снегом и ослепительно-яркими солнечными днями. Хорошо было думать, что я потерялась в феврале, возможно, потеряюсь и в марте, и в апреле... И в том месяце, когда Эрик, наконец, найдет, что ищет.
Не меня.
— Это настолько страшно? — Грудной голос успокаивал и гипнотизировал одновременно. — То, чего ты хочешь?
— Фатально, — честно призналась я.
Это была правда. Если я полюблю его — по-настоящему, глубоко — не смогу отпустить. А он все равно уйдет. Уйдет и останется — во мне. Постоянным напоминанием об упущенном счастье.
— Тогда, может, перестанешь себя об этом спрашивать? — прошептал он и приподнял мой подбородок. — Я-то давно в курсе, чего ты хочешь...
— Вот как? И чего же?
Он посмотрел на мои губы. Мимолетно, стремительно. А затем поцеловал. Я потерялась. В напоре его теплых губ, в прикосновениях ладоней — настойчивых, властных. Его рука запуталась в моих волосах, а вторая притянула ближе и обняла за талию. И вот я уже лежу, а он склонился надо мной и лукаво смотрит в глаза. Молчит. Улыбается. И ждет.
— Неправда, — прошептала я, пытаясь сохранить остатки здравого смысла, но его выжигал взгляд льдистых глаз. Шелковистые волосы касались моей щеки, щекотали и дразнили. Светлая бровь слегка приподнялась, выражая недоверие.
— Ой ли?
— Вовсе я этого не хочу!
Казалось, даже голос выдавал меня — низкий, хриплый, призывный. И взгляд — наверняка тоже затуманился. Но взгляд и голос — не слова. Если я признаюсь, если скажу...
— Конечно, правда, — уверенно возразил Эрик. — Ты же постоянно об этом думаешь.
— И вовсе я не... Ты просто самоуверенный наглец, вот ты кто!
Странно, что я говорю это и все еще его обнимаю. Или не странно? Какая разница вообще?
Как хорошо! Не отпускай меня. Никогда не отпускай.
— Я бы усомнился, но мой дар постоянно подтверждает эти догадки, — насмешливо произнес он.
— Твой дар?
— А я не говорил? Я слышу твои мысли.
— Мои... чего? — Я отстранилась, оттолкнула, буквально выползла из-под него и переместилась на безопасное расстояние. А точнее, на другой конец кровати.
— Мысли, — совершенно спокойно ответил Эрик и даже глаз не отвел.
— Хочешь сказать, ты... все это время...
— Ну конечно, не все, — рассмеялся он. — У меня, кроме твоих, полно собственных. Да и человек имеет право на личное пространство.
Так, значит? Я имею право на личное пространство, которое мне выделит Эрик? Насколько оно тогда личное? Или мое пространство уже тоже его собственность? Какого черта вообще?! Это мои мысли. Мои!
Вот даже не знаю, что меня возмутило больше — то, что он знает о моих к нему чувствах, или само 'несанкционированное' проникновение в мозг.
— Ну ты чего? Обиделась, что ли? — Эрик перестал улыбаться и внимательно вгляделся мне в лицо.
— А ты бы не обиделся? Вот если бы я сейчас... к тебе в голову...
— Нет. — Он пожал плечами. — Да я и сам тебе скажу, если хочешь знать. Вот что, например, ты хочешь знать?
— Скажешь, — кивнула я. — Но я не буду уверена, что ты не соврал.
— А зачем мне врать? Вот сама посуди, я и так все рассказал: и почему так радуюсь, что нашел тебя, и про кан, и о жизни своей. На любой вопрос отвечу честно. А ты кроешься постоянно. Зачем?
— Может, потому, что хочу оставить себе что-то свое? А лезть в чужую голову нечестно! — возмущенно спросила я.
— Если тебя это так задевает, я не буду. Но если согласилась мне помогать, доверяй. Иначе никак. Иначе — зачем?
Я вздохнула. Отвернулась. Нежданная обида захлестнула, слова закончились, осталась только злость и растерянность — и что теперь делать? Смогу ли я общаться с ним, помогать, проникаться? И что буду делать, если не смогу? Ведь теперь я знаю, что он всегда будет в курсе, если захочет...
