— Если когда-нибудь придет время? — повторил Симоэнс с душераздирающей улыбкой, и, несмотря на свою подготовку и опыт, МакБрайд поморщился.
— Я пока не готов признать это неизбежным, — сказал он, задаваясь вопросом, действительно ли он сам в это верил... и сомневаясь в том, что он сделал. — С другой стороны, я не хочу лгать вам и говорить вам, что не собираюсь составлять планы на случай непредвиденных обстоятельств, если они произойдут. Это моя работа.
— Я понимаю это. — В первый раз в этих карих глазах промелькнуло нечто большее, чем боль. — На самом деле, это облегчение. Знать, откуда вы, и почему, я имею в виду.
— Я буду честен с вами, — сказал МакБрайд. — Последнее, что я действительно хочу сделать, это сблизиться на личном уровне с кем-то, кому так больно, как я думаю, вам. И это не значит, что я какой-то квалифицированный консультант или психотерапевт. О, конечно, у меня было несколько базовых занятий по психологии в рамках моей подготовки по безопасности, но я совсем не обладаю нужной квалификацией, чтобы пытаться справиться с вашим горем на какой-либо терапевтической основе. Но правда в том, Херландер, что если я хочу быть уверен, что понимаю вас и представляемые вами последствия для безопасности, вам придется поговорить со мной. И это означает, что я должен разговаривать с вами.
Он сделал паузу, и Симоэнс кивнул.
— Я не ожидаю, что вы сможете забыть о моей ответственности за безопасность Центра, — продолжил МакБрайд. — И я не смогу обещать вам ту конфиденциальность, которую должен уважать психотерапевт. Я хочу, чтобы вы поняли, что происходит. Но я также хочу, чтобы вы поняли, что моя конечная цель, независимо от того, где мы находимся сейчас, это попытаться помочь вам остаться цельным. Если вы развалитесь, вы можете не завершить работу, которая нам нужна, а это моя работа — получить законченную работу. Это так просто. С другой стороны, это также означает, что у вас есть, по меньшей мере, один человек во вселенной — я — с которым можно поговорить, и который сделает все возможное, чтобы помочь вам справиться со всем дерьмом, обрушившимся на вас.
Он снова помолчал, глядя в глаза Симоэнса, затем прочистил горло.
— Исходя из этого, Херландер, давайте поговорим.
Глава 19
Контр-адмирал Розак поднял взгляд, когда кто-то слегка постучал по дверной раме его кабинета.
— Я думаю, что, возможно, у меня есть нечто интересное, Луис, — сказал ему Иржи Ватанапонгсе. -Найдется минутка?
— Почти, — ответил Розак, с неоспоримым чувством облегчения отрываясь от документов, которые, очевидно, размножались клеточным делением. Он откинулся на спинку своего силового кресла и жестом пригласил Ватанапонгсе в офис, позволив двери закрыться за ним.
— И какой же новый интересный лакомый кусочек подвернулся мне сегодня от любимых верных приспешников-шпионов? — спросил он после того, как коммандер выполнил безмолвную команду.
— У меня еще не было возможности подтвердить это, — сказал Ватанапонгсе. — Я знаю, как вы сильно любите слышать то, что "пока не может быть подтверждено", но я думаю, что подтверждение этого, вероятно, будет через некоторое время. Учитывая обстоятельства, я подумал, что вы все равно захотите услышать это.
— И что это за обстоятельства?
— Вы помните Лаукконена?
— Как я мог забыть? — кисло отозвался Розак.
Сантери Лаукконен был одним из тех сомнительных, слишком часто вовлеченных в нечистые виды бизнеса типов, с которыми иногда приходилось иметь дело Управлению пограничной безопасности. Даже Розак не был уверен, откуда Лаукконен появился изначально, хотя, если бы ему пришлось гадать, он бы поставил на происхождение откуда-то из недр управления закупок флота Солнечной лиги. Для Пограничья этот человек был необычайно хорошо подготовлен, во всяком случае, когда дело доходило до "излишков" соларианского оружия. И не все, с чем он имел дело, появлялось в форме легально лицензированных "экспортных вариантов", разрешенных для продажи вне Лиги. Отнюдь нет.
Последние несколько лет он действовал в системе Аякс, чья близость к Сектору Майя делала ее более чем мимолетно интересной для людей, отвечающих за безопасность Майи. За эти годы он и Луис Розак нашли себя вовлеченными в ряд очень осторожных — и чрезвычайно осторожных — сделок. Самая окольная из них была связана с поставкой боеприпасов "освободительному движению" в системе Окада. Приказ об этой операции исходил аж из самого старого Чикаго, и рассматриваемое освободительное движение послужило предлогом для срочной необходимости пограничной безопасности распространить свою благотворительную защиту на несчастных граждан Окады.
И я все еще не понимаю, какого черта они хотели сделать, — со злостью размышлял он теперь. — Не то чтобы это был первый случай, когда людей убивали — в относительно больших количествах — в рамках какой-то непродуманной стратегии, но после этого они даже не пытались цепляться за систему! Прав Оравил — мне действительно не очень нравятся черные операции, но если мне все равно придется выполнять их для кучки придурков со Старой Земли, то, так или иначе, я бы, по крайней мере, хотел, чтобы они имели какой-то смысл после этого. Это даже не обязательно должно иметь здравый смысл.
На самом деле, он пришел к выводу, что пограничная безопасность сама себя переиграла в этом случае. Созданное УПБ "правительство реформ" оказалось предназначавшимся лишь для того, чтобы адмирал Тилден Сантана обменял свой мундир на президентский дворец. А пожизненный президент Сантана, похоже, делал некоторые существенные взносы на личные счета двух старших бюрократов из штаб-квартиры пограничной безопасности.
— Так, что насчет Лаукконена? — спросил он, выбираясь из своих мыслей.
— Ну, он торгует услугами и знает, как нам нравится отслеживать всех тех, чьи... оперативные интересы могут вторгнуться в Сектор. На самом деле, я мог бы также признать, что мы пошли дальше и намекнули ему на это.
— И насколько много мы инвестировали в этот твой "намек"? — сухо спросил Розак.
— Как говорят слуги, это не так уж и много, — ответил Ватанапонгсе. — На самом деле, это мелочь на карманные расходы, как для него, так и для нас. Чего он действительно добивается — сохранения доступа и нашей благосклонности, если возникнет случай другого взаимовыгодного обмена.
— Хорошо, — кивнул Розак. — Я могу это понять. Так какой же лакомый кусочек он бросил в нашу сторону?
— Один из моментов, на которые я намекнул ему, относится к тому, что мы хотели бы быть особенно хорошо информированными, это действия любых бывших сотрудников госбезопасности Хевена в нашем районе.
Розак вновь кивнул. Все командиры кораблей ренегатов из госбезопасности были достаточно умны, чтобы держаться подальше от Сектора Майя, но он знал, что, по крайней мере, некоторые из них действовали сразу за границами Сектора.
— Ну, я бы сказал, совершенно очевидно то, что Лаукконен стал одним из их поставщиков. Во всяком случае, для меня кажется очевидным, что он понимает даже лучше, где они были и что они делали, нежели хочет признать даже сейчас. Но, по его словам, "очень надежный источник" — которым я считаю некоего его клиента из госбезопасности — сообщил ему, что несколько бывших кораблей госбезопасности, которые действуют вокруг этого района Пограничья, были отведены от активных операций. Видимо, они будут сосредоточены на какой-то специальной операции — приблизительно описанной его "надежным источником", как большая коммерческая операция, нежели заурядное пиратство.
— В самом деле? — Глаза Розака сузились. — Я не думаю, что наш хороший друг Лаукконен смог сказать нам точно, какова может быть цель этой гипотетической "специальной операции"?
— Нет. — Ватанапонгсе покачал головой. — С другой стороны, мне пришло в голову, что доказательства того, что "Рабсила" вербовала бывших сотрудников госбезопасности, могут подсказать, кто за этим стоял. И если у "Рабсилы" есть цель в данном районе, как вы думаете, где это могло бы быть?
— Именно то, о чем я думал, — сказал Розак немного мрачно. — Сказал ли Лаукконен что-нибудь, что могло бы подсказать, как скоро может начаться операция?
— Ничего определенного. Вероятно, не раньше, чем через три-четыре месяца, это была лучшая оценка, которую он смог нам дать.
— Если они отзывают их из отдельных оперативных районов, это, наверное, недооценка того, сколько времени им потребуется, чтобы они сосредоточились, — подумал вслух Розак. — А после такой долгой работы поодиночке даже представители госбезопасности увидят необходимость хотя бы минимальной подготовки и тренировок, прежде чем они снова попробуют действовать на уровне эскадр. Имея это в виду, я бы сказал, что пять месяцев, может быть, даже шесть, были бы более вероятными.
— Я пришел к тому же предположению, — согласился Ватанапонгсе.
— Хорошо, — решил Розак. — Я думаю, мы должны принять возможность того, что Лаукконен занимается чем-то действительно серьезным. С другой стороны, мы не можем начать передислокацию наших доступных подразделений на основе чистой спекуляции. Посмотри, что можно сделать, чтобы подтвердить это. Конечно, я не ожидаю, что ты сможешь полностью разобраться в этом, но хотя бы сузишь варианты. Посмотри, сможем ли мы вытряхнуть что-нибудь еще, чтобы поддержать версию Лаукконена. И сделай все возможное, чтобы дать нам какую-то реалистичную оценку времени, если будет похоже, что в этом действительно что-то есть.
— Да, сэр.
Ватанапонгсе кивнул и повернулся к двери офиса, затем остановился и поднял бровь, когда Розак поднял указательный палец.
— Я тут подумал, — сказал адмирал.
— Насчет..? — спросил Ватанапонгсе, когда Розак сделал паузу.
— О Мэнсоне, — сказал начальник, и разведчик поморщился.
Лейтенант Джерри Мэнсон был довольно способным офицером разведки, который, к сожалению, думал, что он гораздо умнее, чем на самом деле, и обладал коэффициентом лояльности пираньи со Старой Земли. Каждый из этих недостатков, возможно, был бы приемлем сам по себе, но их сочетание таким не было.
Изначально Мэнсон был приставлен к ним Ингмаром Кассетти — факт, о котором, как он, несомненно, считал, Розак и Ватанапонгсе не знают. Они держали его при себе, потому что всегда легче и безопаснее манипулировать шпионом, о котором вы знаете, чем вдохновлять своих противников внедрять шпионов, о которых вы не знаете, но они никогда не питали иллюзий относительно его лояльности или ее отсутствия. Он был весьма полезен в некоторых случаях, но эту полезность всегда приходилось сравнивать с необходимостью держать его в полном неведении относительно истинных планов Сектора Майя.
Это пока еще было выполнимо, хотя и становилось все труднее, но теперь, когда Кассетти исключили из уравнения, не было необходимости "управлять" выбранным им шпионом. И даже если бы было так...
— Вы читали мою записку, как я понимаю? — сказал вслух Ватанапонгсе, и Розак фыркнул.
— Конечно, читал! И я согласен. Пока он был просто маленьким осиротевшим мошенником без незаменимого хозяина, которого он мог бы назвать своим, ситуация была приемлемой. Но сейчас? — Адмирал покачал головой. — Если он вынюхивает, как открыть какой-то тайный канал связи со Старой Землей, настало время сократить наши потери.
Ватанапонгсе кивнул. Он был совершенно уверен, что Мэнсон даже не подозревал, насколько тщательно и глубоко отслеживались все его коммуникации с тех пор, как он присоединился к штабу Розака. Если бы лейтенант когда-либо подозревал правду, он бы никогда не рискнул отправить свое собственное сообщение обратно в штаб-квартиру пограничного флота на Старой Земле. Хотя, казалось очевидным, что он, наконец-то, получил в свое распоряжение, по крайней мере, несколько фрагментарных подсказок о варианте "Сипай".
Он был осторожен, чтобы держать их при себе, когда подготавливал свое послание коммандеру Флоренс Джастроу (которая сама была одной из наиболее отвратительных людей, когда-либо встречавшихся Ватанапонгсе, что, несомненно, объясняло, почему Мэнсон подумал о ней), но также давал ей понять, что, по его подозрениям, его начальство в Секторе Майя замышляло что-то, чего оно не должно было делать.
К несчастью для лейтенанта Мэнсона, его послание было не только перехвачено, но и незаметно удалено из очереди на отправку. С другой стороны, он должен был начать задаваться этим вопросом в ближайшие несколько недель. На данный момент, он, несомненно, ожидал ответа от Джастроу; с другой стороны, ответа так и не предвиделось...
— Как вы хотите справиться с этим? — спросил сейчас Ватанапонгсе.
— Мы уверены, что сорвали все его рыболовные экспедиции?
— Так же точно, как когда-либо может быть в такой игре. Должен сказать, почти наверняка.
— Теперь это нужно сделать. — Розак на мгновение задумался, потом пожал плечами. — Несчастный случай, Иржи. Что-то далекое от нас или что-то, связанное с его официальными обязанностями, насколько вы сможете справиться.
— Он должен отправиться на гравилыжах в пятницу, — заметил Ватанапонгсе.
— В самом деле? — Розак откинулся на спинку стула с задумчивым выражением лица, потом кивнул. — Я надеюсь, что он будет осторожен, — сказал он.
Настала очередь Ватанапонгсе фыркнуть, затем он кивнул и направился к выходу из кабинета. Розак несколько мгновений смотрел ему вслед, поджав губы в молчаливом раздумье, затем пожал плечами и вернулся к своей бесконечной погоне за бумагами.
* * *
— Хочешь еще картошки, Джек?
— Гм? Ох, прости, мама. Что ты сказала?
— Я спросила, не хочешь ли ты еще немного картошки. — Кристина МакБрайд улыбнулась и покачала головой. — Конечно, твой отец и я рады, что твое тело смогло присоединиться к нам за ужином сегодня вечером, дорогой, но было бы неплохо, если бы в следующий раз твой мозг составил ему компанию.
Джек фыркнул и поднял обе руки в знак капитуляции.
— Прости, мама — прости! — Он вытянул руки перед собой, сведя запястья вместе. — Виновен по всем пунктам обвинения, офицер. И я не могу даже утверждать, что мои родители не учили меня лучше, когда я рос.
— Я слышала, что ты получил правильное воспитание, — сказала ему мать, сверкнув темными глазами. — Я должна признать, однако, что всего секунду или две назад мне было бы трудно поверить в этот слух.
— Чуть полегче, Крис, — вмешался Томас МакБрайд с собственным смешком. — Обвиняемый признал свою вину и отдался на милость суда. Я думаю, немного милосердия не помешает.
— Чепуха! — постановил Захария со своего конца стола. — Книжкой его по заднице, мама! Отправить спать без десерта!
— О, я не могу так поступить с ним, — ответила Кристина. — У нас морковный пирог с глазурью из сливочного крема.
— О, боже. Твой морковный пирог? — Захария покачал головой. — Это было бы жестоким и необычным наказанием.
— Да, было бы, — решительно согласился Джек.
— Ну, спасибо, — сказала мать с ямочками улыбки. Затем выражение ее лица немного посуровело. — Серьезно, Джек, ты рассеян весь вечер. Это как-то связано с твоей работой и можешь ли ты говорить об этом?
