Лезвия Судьбы - 2. Дорога на Торхольм

Локального воспитательного эффекта Влад, конечно, достиг, но по ходу пьесы, для пяти тысяч здоровых мужчин в его подчинении, требовалось и более доходчивые аргументы для поддержания дисциплины. Так как никакого желания, кроме гаупвахты, заводить еще и тюрьму, в качестве расширения пенитенциарной системы конунг не испытывал, а плаху и виселицу использовал просто как натюрмортную бутафорию, воздействуя больше на зрительное восприятие, требовались нестандартные решения обыденных для любого человеческого социума проблем, так хорошо и доходчиво описанных в теологических первоисточниках и относящихся к семи смертным грехам.

На следующий день, пикинер из так называемых "могикан", украл жалование у своего друга, а затем, когда тот его обличил, взял и зарезал, будучи к тому же в подпитии. Конунг на процессе метал молнии и обрушивал громы, и был особенно суров и страшен. После открытого суда, провинившегося, сделав анестезию рукояткой меча, связали клубочком, положили на "ложку" требуше и зашвырнули в крепость Ногт. На последнем этапе траектории, голубь-разведчик внезапно ожил и страшно заверещал. Затем его размазало об башню. Командиров незадачливого летнаба разжаловали в рядовые.

Марина с Катей весь следующий день с Владом демонстративно не разговаривали, и по лагерю пошли упорные слухи, что "ведьмы" до последнего упрашивали конунга сменить наказание. Результатом такой политики двойных стандартов стало то, что при последующих нарушениях, друзья и доверенные лица, а также командиры провинившихся, не эпизодически общались с Катериной, а уже целенаправленно шли сначала искать "хакерш", а уже потом топали с адвокатскими намерениями в "ЦУП" — Центр Управления Полетами, теперь, как всегда с нелинейным юмором, называл Штаб Влад.

Судебная система опять, как и везде, стремилась обрасти механизмом сдержек и противовесов, основанными на взятках и откровенном кумовстве. "Ну, прямо как на родине" — с умилением как-то подумал конунг.

Пришлось Владу на следующем заседании подговорить Скарви взять под защиту неофита, который, после изобличения в грехах, покаялся, а затем своей жизнью и уже именем Маниту поклялся, что больше не будет так косячить. Его показательно оправдали и не назначили даже самой маленькой виры. Народ, глядя на такие дела, снова крепко задумался.

Посещаемость вечерних проповедей Мудрого Скарви первоначально даже скакнула на порядок. Пусть ажиотаж и уменьшился через неделю, но перед конунгом отчитались о стопроцентном увеличении вставших на "тропу Маниту". Все больше и больше людей в лагере щеголяло с продолговатой, круглой в сечении палочкой на шнурке или цепочке, висящей на шее, и с томагавком, заткнутым за пояс. Эти два модных элемента, символа новой религии, начинали носиться все более масштабно и осознано.

Конечно, это все были мелочи жизни. Армия наемников постепенно обрастала уставами и обычаями, в жизнь каждого солдата настойчиво стучалась религия, выступая, кроме дисциплинирующего элемента, скрепляющим цементом межличностного общения и объединяя всю массу людей единой направленностью общего вектора веры и ценностей.

* * *

Спецназовец Трой осторожно, пытаясь мысленно, как учили, размазать в тонкий блин боль, потер ушибленную ногу. Он и его тройка опять не уложились в норматив, заданный беспристрастными, а оттого жестокими песчинками часов. Второй раз подряд тренировка заканчивалась неудовлетворительными результатами. Спецназ все никак не мог правильно, вовремя и без потерь провести учебный штурм полномасштабной имитации донжона замка. Неприятности усиливались еще и тем, что на тренировке присутствовал сам Вальдур Арвенстарский, который мало того, что наблюдал за учебой бойцов, так еще и после проводил детальный и въедливый разбор полетов. И сегодня, именно учебный штурм испытывал на себе весь гнет внимания высшего командования. Нет, чтобы продолжать смотреть на то, как тренируется в спаррингах второе отделение, или проходит полосу препятствий третье. Полоса препятствий в лагере наемников была местом популярным и служила чем-то вроде тараканьих бегов — негласный тотализатор по итогам соревнований бойцов на ней процветал.

Сейчас "крикливая Ваша Светлость", пыша неудовлетворением, вскарабкался по приставной лесенке на третий, самый высокий этаж учебной башни и стоя между макетов мебели принялся за разнос обеим тройкам. Большую часть речи составляла обсценная лексика, что правда, делало речь весьма доходчивой.

— Еще раз спрашиваю, — орал конунг. — Джит, что ты двигаешься, как самка беременного осла? Хлонрир — в следующий раз, повторяю для самых тупых, сначала устанавливаем вышибной заряд, затем взводим молоточек, потом уходим в укрытие, и уже после выбиваем дверь, если она сама не упала! Ну ведь оторвет руки, мало того что ты урод, так станешь еще и инвалидом. Будешь девок задними ложноножками лапать? Грон! Грон, какой ... матери мы спим и не страхуем Джита и Хлонрира?! Что ты гладишь "суоми" как грудь любовницы? Это оружие, его мало любить, им нужно уметь пользоваться. На всю армию дюжина "суоми", а ты боишься из него стрелять! Тебе выдать обычный самострел?! Нет?! А я выдам тебе самый старый карамультук, из которого твоя прабабушка пристрелила твоего прадедушку, когда он домой вернулся пьяный и слишком поздно! Вы, сборище долбодятлов а не штурмовая группа! Да в Пандоре любой пацан вас уделает, всех троих. А вы даже цель не исполнили! — Тут конунг показал рукой на сидящее за массивным столом смешное, весьма измордованное чучело, с каким-то, мятым от частых ударов, железным обручем на голове и подвязанной мочалкой, изображающей, видимо, бороду.

"Действительно", — подумал Трой. — "Редкая невезуха".

Чересчур торопящийся уложиться в норматив спецназ убил всех, без разбора на детей, женщин и слуг, находящихся в комнате, но ухитрился не попасть в "Цель номер один". Ингвар опять с подковыркой переставил местами манекены, изображающие охрану, барона, и его свиту, и поэтому все вилки, стрелы, ножи и томагавки достались абсолютно каждому в комнате, кроме вредного старика. Карма, однако.

— Грон, смотри, показываю в последний раз, — конунг как-то легко вырвал у бугая его драгоценное оружие. — Все делаем по методике "От Дяди Саши", о которой я вам говорил! Подкинул "суоми", поймал — так и держи! Запомни этот момент, балда! Хватка должна быть инстинктивной! На цель доворачиваешь корпусом!

Трой был командиром тройки прикрытия, но досталось и ему.

— Вторая тройка, — приступил к ожидаемому разносу конунг, раскатав в порошок первую. — У меня так вообще, такое впечатление, что сюда отдыхать пришла, а не тренироваться! Трой! Что это были за танцы с косяком? Чего ты мне глазки потупил, аки красна девица? Не можем в дверной проем впрыгнуть? А что так? Откуда у нас такая боязнь и деградация? Ведь все тут свои, все отлично помнят, как один бугай из малюсенького окна в борделе ласточкой как-то выпрыгнул, предварительно всех там поубивав!

Трой крепко сжал оружие и стиснул зубы. Конунг не отдал на заклание за пьяную выходку, но и прощать пока не собирался. Надо было терпеть. Терпеть!

Пятикратное жалование, которое восстановят после штурма, звание комтройки спецназа и еще то, что Ингвар как-то шепнул, что по окончанию осады конунг его сделает комотделения и забудет все грехи — вот что сейчас сдерживало ярость молодого и сильного бойца. Но самое главное — Трой, да и остальные спецназовцы твердо знал: своих людей конунг никому не отдаст. Если надо — сам накажет, но не отдаст. И это отношение стоило очень дорого.

Самостоятельному Трою еще нравилось то, что "Голос Маниту" никоим образом не пытался промыть им мозги своей религией. Максимум что они слышали, это было: "Маниту его знает", "На все воля Маниту" ну и конечно: "С нами Маниту!".

Тем временем, "крикливый герцог" завершил сольную программу и свернул выступление. Народ тем не менее запомнил новое слово "карамультук" и уже сегодня ближе к вечеру, Мудрому Скарви минимум двое сообщат пару новых матерных оборотов и расскажут про это загадочное оружие, с которым может справиться даже бабушка и которое может убить дедушку.

— Значит так, мужики! Еще раз работаем! Ингвар — поменяй местами манекены! Я понимаю — тяжело, незнакомо. Но есть такое слово — "надо!" — конунг, устав ругать перешел к уговорам. — Вы же лучшие! Лучшие из лучших! Убийцы и головорезы! Только вы сможете это сделать! Какой ваш девиз?!

— Никто, кроме нас!! — дружно рявкнули парни.

— Молотки! Так держать! Вся армия на вас смотрит, не подведите людей! Понятно!

— Да, сэр!

— Каждый спецназовец стоит десятка обычных бойцов! Подготовленный спецназовец в течении дня может и должен — убить дракона, обмануть гоблина, набить морду орку, переспорить гнома а вечером трахнуть эльфийку! Так?!

— ДА, СЭР!!

— Хорошо, значит так, третья и четвертая тройка — на исходные. Первая и вторая — отдыхать полчаса. Потом снова на штурмовку!

Совершенно вымотанный Трой, в конце тренировочного дня буквально упал на лавку за столом. Их кормили в отдельной столовой, и готовила для них команда специальных поваров.

Рядом с Троем сел командир третьей тройки, Согди.

— Сегодня как-то тяжело прошло, — начал с нейтральной темы сосед по скамье. — Мы два раза встряли на лестнице с первого на второй.

— Видел, — кратко ответил Трой. — У нас тоже стрельба не шла. Еле "бороду" завалили.

— Надо будет завтра не забыть прием отработать с ножом, что конунг сегодня показал. — Задумчиво, уставившись в бревна и забыв дожевать кусок мяса, вспомнил Согди. Затем чисто на автомате, видимо в борьбе с тарелками, против своей воли ставшими партнерами по внеплановому занятию, попытался воспроизвести движения руками при приеме и два завершающих удара ножом по бедренной артерии и по горлу, держа в руках, правда, при этом вилку.

Умело замотивированный спецназ тренировался не только за столом, но даже во сне. Одна стена харчевни, рядом с которой столиков не устанавливали, еле стояла, утыканная вилками почти до трухи — сам конунг любил до еды, "сбросить стресс", метнув пару своих метательных снарядов в цель, пытаясь попасть в тонкую красную доску на уровне лица. После трапезы он туда же отправлял свои приборы. Черенки ложек в этой особой столовой тоже обладали заточкой.

Над целью для вилок, под потолком шли вырезанные аккуратными рунами "Слова Маниту" : "В руках воина Маниту, любая, даже самая безобидная вещь, может стать смертельным оружием".

Когда затих звук упавшей посуды, выскочил поваренок и стал суетливо убирать осколки посуды. Другой помощник по кухне споро и не спрашивая, принес смену на стол.

Все в замолкшем в помещении искоса посмотрели на столик, за которым вместе с Ингваром ужинал конунг, но оттуда по-прежнему доносился лишь гул спокойной беседы.

"Его Светлость" ел в одном посещении со своим спецназом. Даже его ведьмы принимали пищу здесь, но за небольшой ширмой. Да что ведьмы, оба эльфийских принца также столовались в этой отдельной от всей армии харчевне. Еще сюда имели доступ пандорцы — люди из клана конунга, но их было немного, не больше двух десятков.

Внезапно Трой вспомнил, что хотел выяснить у Согди, который в войске конунга находился с самого первого захвата замка Трант.

— Слушай, Согди, вот у его светлости хорошо рукопашка поставлена, на ножах как Локки дерется, а меч он почему так не любит? Травма?

— А зачем ему лично меч? Помню, заперли нас в замке Трант. Нас сотня-другая — врагов пара-тройка тысяч. А мы не стали держаться стен: "Свадьбу со смертью" сыграли и вышли.

Трой, не в первый раз слушающий про бой у замка Трант, от участников разных стадий той операции, все равно удивился:

— Но как так можно? Это же верная смерть!

— А вот так. Слово он Маниту сказал, ведьмы колданули — и каждая стрела стала на куски десятерых рвать.

— Крутой он, иногда и не поймешь, кто всем командует, — понизив голос, прошептал Трой. — Вроде принцы над ним, а смотришь — слушаются его. Особенно дроу...

— Так ты не знаешь? — чуточку изумленно и свысока отозвался об этом его пробеле более опытный товарищ. — Дроу вообще в цепях в подвале сидел. Мы его освободили. Я там, по секрету скажу, с одной девахой близко пообщался, так она хвастала, что с этим дроу тоже... того...а он в цепях. Его Светлость приказал. А потом Его Светлость к нему в камеру спустился и лично в свою веру обратил, тот теперь во всем его слушается. Так-то! Истину сказано — Слово Маниту творит чудеса, но первое куда льется живительный бальзам его благости — это душа. Дроу впереди всех рванул Великого конунга спасать, когда все подумали, что он в плен попал.

— Его светлость был в плену? — ахнул Трой. — Да ладно?

— Дурная башка! Я другое хотел сказать, — заерзал Согди. — Он когда в замок Кирн проник, слово Маниту призвал, и донжон уронил, а тот взял да и упал на ворота. Не было плена. Враки это. Они в конюшне оборону держали. Кирн — так сразу ускакал тогда из замка, к брату упрыгал. Вспомни, что про Дирн рассказывают — там вообще камни потекли, а люди сами в Етунхейм дыру прокопали, даже нора вниз осталась. Кстати, как твой младший брат, я вроде его видел тут пару раз? — перевел скользкую тему Согди, пока Трой не стал интересоваться, как так получилось, что барон Кирн смог ускакать из замка через заваленные ворота.

— Три испытания как прошел, что нас заставили пройти при приеме, так ему специально четвертое сам конунг устроил, — испытывая явную гордость за младшего братика, доверительно сообщил собеседнику Трой. — Затем назвал его "михайло ломоносов", и отправил к "атиллилистам".

— "Артиллеристам", — поправил равного по званию Согди. Он наклонился к уху Троя и тихо-тихо зашептал. — Тут одна деваха, из зеленой харчевни, что с флюгером-петухом, к ней гном-сержант ходит, так вот этот гном от Крамина, своего командира, слышал, что Катерина Арвенстарская сказала лейтенанту-гному Хопли, что пацан на батарее — "супер-компьютер на быстрых нейронах", во! Мозговитый парень. Некоторые считают, что из-за него конунг тебя не отдал тогда, хотя по закону должен был. Смекаешь? Маниту, говорят, коснулся его головы. И на тебе знак Маниту — везучий ты.

— Везучий, — с готовностью подтвердил Трой. — Сколько с братиком мы намыкались — не рассказать. А тут... До сих пор не могу привыкнуть что буквально за одним столом со знатью сижу. Ем уж точно, что они кушают. Мне иногда не по себе. Может действительно...

Трой задумался. Собеседник его не прерывал, смачно чавкая и доедая сочное мясо. Тем временем из специальной подсобки величаво выплыла Кольгримма, за последнее время заметно похорошевшая, из костистой старухи как-то незаметно превратившаяся в пожилую даму, и плавными точными движениями стала наливать всем присутствующим "святую воду Маниту" в малюсенькие каменные стаканчики. Народ сидел, не дергаясь, и брал стаканчики в свои лапы очень осторожно — эта вода была единственным, что в военном лагере для спецназа давали ограниченно, под контролем и строго дозировано. Ведь каждый глоток этого удивительно эликсира приносил бодрость, раны зарастали на глазах, а ушибы уходили без следа. Только раненые и "избранные люди" могли рассчитывать получить в свой рацион этот волшебный напиток. Те, кого, согласно словам Мудрого Скарви, нужно было спасти от смерти и увечий, или кто шел в беспощадный бой. Избранные, над кем простер длань со щитом своим Маниту — защитники и беспомощные защищаемые.