Год 2077-й

     Свой ПКМ и боекомплект к нему Молотов оставил с велосипедом, — если фашисты накроют, толку от него всё равно будет мало. Вооружён командир группы и всего отряда был умело доработанным «Макаровым» с самодельным глушителем. Не ПБ, но всё же. От такого оружия сейчас пользы могло быть куда больше, чем от двенадцати с половиной килограммового пулемёта Калашникова.

     Там же, улица Академика Сахарова, 2:28

     Сухопутный крейсер «Адольф Гитлер» представлял из себя сцепку из двух поднятых на двенадцать четырёхколёсных самолётных шасси пассажирских вагонов; на одном вагоне высились четыре длинные мачты, снятые с какого-то речного, или даже морского судна, а из окон второго вагона, служившего прицепом к первому, торчали зачехлённые стволы крупнокалиберных пулемётов. Крейсер стоял прямо посреди улицы имени академика-антисоветчика. Улица в месте стоянки была с двух сторон перекрыта. Вокруг «Адольфа» прохаживался часовой.

     Ефрейтор Кречет заступил на пост в 2:00. Нести службу на посту у «Адольфа Гитлера» для всякого пехотинца считалось делом почётным. Служба в пехоте — это, конечно, не служба в «Молнии», но и не работа сантехника, как у его отца. Попасть в «Молнию» можно двумя путями: первый — через Школу Мужества, в которую поступают с двенадцати лет сыновья состоятельных родителей, могущих себе позволить держать не менее двух рабов, или круглые отличники из обычной школы; второй же путь — через службу в пехоте. Но в пехоте следовало себя показать, чтобы ротный написал ходатайство полковнику. Отбор был строгим: пять человек из сотни в год — всего сорок пять бойцов из девяти сотен пехотинцев получали право на изображение молнии на правом виске. Кречет был образцовым солдатом; безукоризненно выполнял все приказы командиров и начальников, постоянно занимался самоподготовкой, бдительно нёс караульную службу. Потому и охранял сейчас грозное оружие Рейха — тяжёлый сухопутный крейсер «Адольф Гитлер».

     Кречет бодро прохаживался по тротуару вдоль здания Штаба ВС НСР мимо парусника, широко расставленные колёса которого занимали почти всю проезжую часть улицы, от ограды со стороны перекрёстка с улицей Бродского до противоположной ограды на перекрёстке с Алексеевой и обратно — вдоль здания напротив, которое занимал Инженерно-технический департамент Рейха. Песочная форма его была тщательно отглажена, сам Кречет гладко выбрит, уставная кепи на лысой голове сидела строго правильно, оружие — потёртый древний СКС, безупречно начищенный — в положении изготовки для стрельбы стоя.

     Он прошёл две трети расстояния до улицы Бродского, когда через ограду сзади перемахнул крепкий широкоплечий человек в застиранном камуфляже расцветки «флора», некогда распространённой в войсках несуществующей ныне страны. Лицо и руки человека были серого землистого цвета, из оружия у него был только нож с воронёным клинком. Человек бесшумно перебежал от ограды к паруснику и скрылся в тени за крайней тележкой шасси.

     Дойдя до ограды, Кречет заметил вдали на площади перед Рейхстагом патруль. Это были парни из «Молнии». Остановившись на минуту, Кречет мечтательно посмотрел в их сторону. «Этой осенью я надену серую форму!» — твёрдо сказал он себе и зашагал вдоль ограды. Поднявшись на тротуар у здания штаба, решительно добавил: «А весной пойду к отцу Любомилы и попрошу её руки!»

     Поравнявшись с передними шасси «Адольфа», выступавшими на полтора метра перед кабиной, Кречет сошёл с тротуара, обошёл левую переднюю тележку и, выйдя на середину дороги, быстро присел и посмотрел под парусником. Ему показалось, будто он заметил какое-то движение. Свет от фонарей падал на растрескавшийся асфальт асимметричными полосами, чередуясь с тенями от двенадцати четырёхколёсных тележек, на которых стоял парусник. «Показалось», — решил Кречет, выпрямляясь.

     Ефрейтор вернулся на тротуар и пошёл между парусником и штабом, поглядывая на кряжисто оттопыренные от вагонных бортов тележки, каждое колесо в которых было ему по грудь. Таких тележек у «Адольфа» было по шесть на каждый вагон, — три справа и три слева, — сорок восемь колёс. Над колёсами вдоль бортов вагонов тянулись лёгкие алюминиевые мостики с перилами; на крышах такие же мостики, но с более частым креплением, в полтора раза увеличивали площадь верхней палубы — ровной площадки, выстланной лёгкими алюминиевыми листами. Нижние мостики и верхнюю палубу связывали алюминиевые же лестницы, по две на борт каждого вагона, нижние площадки которых были рядом с дверями, ведущими на нижнюю палубу, а верхние — над третьим по счёту, если считать от двери, окном. Реи с мачт головного вагона были сняты и вместе с зачехлёнными парусами уложены вдоль верхней палубы. Мачты стояли просто потому, что высота их превышала длину вагона, — их снимала команда на короткое время, когда парусник требовалось протолкнуть, например, под дорожной развязкой, или мостом.

     Дойдя до смычки между вагонами, Кречет снова сошёл с тротуара, прошёл между тележками шасси, — расстояние от последнего шасси головного вагона до первого шасси прицепа было около пяти метров, — и осмотрел закрытый бронелистами трёхметровый переходной мостик, параллельно которому от вагона к вагону тянулись толстые масляные амортизаторы. Вверху, над бронированным переходом, крыши-палубы вагонов соединялись ещё одним мостиком, подвижным алюминиевым.

     Смычка-переход освещалась с двух сторон двумя уличными фонарями, тени здесь не было. Кречет осмотрел сцепку, присел и посмотрел под вагонами. Никого. Развернулся, чтобы вернуться на тротуар и в этот момент человек, уже несколько минут сидевший, пригнувшись за бронелистом на мостике, встал, зажал нож зубами, чтобы освободить на время обе руки, рысью перемахнул с мостика на амортизатор, осторожно, будто медля, взял нож в правую руку и прыгнул на Кречета сзади. Левой рукой нападавший обхватил голову ефрейтора и рванул её назад, а правой нанёс точный колющий удар ножом сверху вниз чуть пониже кадыка в блуждающий нерв. Кречет умер мгновенно. Человек в застиранной «флоре» не дал телу упасть и быстро оттащил его назад, за шасси второго вагона.

     Уложив труп часового в тени под вагоном, человек быстрым шагом направился к ограде со стороны улицы Алексеевой. С другой стороны ограды тотчас подошёл ещё один, высокий, мосластый, с длинным чубом на лысой голове, вислыми усами и с золотым кольцом в левом ухе. В одной руке у него был увесистый рюкзак, в другой — АК-74 калибра 7,62 с красно-коричневыми деревянными прикладом и цевьём, и с магазином из рыжего пластика — легендарное «Весло». Собственный автомат — «Ксюха», с такими же прикладом и цевьём и таким же рыжим магазином, только под патрон 5,45 — у него висел на груди, а за спиной был точно такой же рюкзак, как и тот, что он держал в руке.

     — По красоте сработал, Миша, — тихо сказал подошедший, передавая автомат между прутьев ограды. — Уважаю.

     Взяв оружие, Миша Пельмень прислонил его к стене здания штаба фашистов, потом принял сначала свой рюкзак, потом рюкзак товарища.

     — Давай, Серьга, перескакивай и пошли минировать «Гитлера»! Я в этой твоей взрывчатке нихрена не соображаю.

     — Эт ничего... — ответил ему Серьга, перебравшись через ограду. — Взрывному делу я тебя прямо щас обучу... А вот как ты лысого уконтрапупил — эт прям искусство!

     Тем временем, в военном городке...

     В военгородке было тихо. Подрагивали живыми огоньками фонари на столбах, где-то лаяли собаки. В окнах домов, служивших фашистам то ли казармами, то ли общежитиями, было темно. Насколько могли видеть искатели, свет горел только в штабе, в паре окон на первом этаже, где сидел дежурный по гарнизону офицер, в здании бывшей школы, где располагались караул и резерв патруля, и на отгороженной территории группы «Валькирия» (у этих свои караул и патруль).

     До железобетонного забора с колючкой, за которым стояли здания арсенала, сумки с аммоналом донесли в три приёма. Сначала пришлось пару минут посидеть в кустах, пропуская патруль. Двое пехотинцев шли медленно, расслабленно и трепались о чём-то своём, не глядя по сторонам. Заметь эти олухи искателей, Молотов привалил бы обоих, те «мама» сказать бы не успели. Потом следовало убедиться, что часовой внизу, во дворике, а не на караульной вышке, что торчала над забором в углу огороженной территории арсенала.

     В прошлые посещения искателями военгородка (посещения эти были всегда ночью) часовые на вышку не поднимались, а ходили кругами по арсенальному дворику, — это было видно, если на несколько минут залечь в кустах в двадцати метрах от ворот и смотреть на щель под воротами: бетонированный дворик арсенала хорошо освещался, и часовой при каждом проходе отбрасывал в сторону ворот длинную тень.

     «С вышки наблюдать удобнее днём», — заключил Молотов, анализируя результаты разведнаблюдения военгородка. «Ночью на вышке делать нечего». Он сам и Олег Щука наблюдали за арсеналом две ночи подряд. Ни разу, ни один из сменявшихся каждые два часа часовых на вышку не поднимался. И, тем не менее, наличие вышки немного напрягало.

     Арсенал фашистов располагался в двух одноэтажных кирпичных зданиях, не довоенных, а построенных недавно, специально под хранение оружия и боеприпасов. Здания были одинаковые, примерно десять на десять метров, с плоскими крышами, узкими забранными частой стальной решёткой окошками с трёх сторон, а на четвёртой имели широкие ворота. Территория вокруг зданий забетонирована и обнесена железобетонной оградой с колючей проволокой и двумя воротами напротив ворот в зданиях. Снаружи, прямо перед глухими железными воротами с калиткой, — калитка была только в одних воротах, вторые, по всей видимости, использовались нерегулярно, для погрузочно-разгрузочных работ, — горел фонарь, в свете которого останавливалась смена караула; ещё этот фонарь удобно подсвечивал с двух сторон вышку. Но если часовой станет в тени, в дальнем углу вышки и не будет шевелиться, то его можно и не заметить. Тогда будут проблемы...

     Лежать в кустах долго не пришлось. Не прошло и минуты, как полоску света под воротами перечеркнула тень часового.

     — Порядок, — с облегчением тихо сказал Вечному Молотов.

     Выждав минуту, он встал, снял с плеч рюкзак — двенадцать килограммов пластита и ещё примерно семь кило всякого другого полезного и нужного сейчас мешали — и, ступая бесшумно с пятки на носок, быстро прошёл к калитке. В калитке имелось решетчатое окошко, к которому при смене часовых подходил и показывал лицо разводящий, и которое при необходимости часовой вполне мог использовать в качестве бойницы. Молотов встал справа от окошка, держа пистолет перед собой двуручным хватом, и стал ждать. Территорию арсенала освещали висевшие на вбитых в стены зданий крюках фонари. Со стороны ворот фонарей было всего четыре, на углах зданий, они заливали бетонированный дворик тёплым желтоватым светом. Стоя сбоку от калитки, Молотов смотрел во дворик через зарешёченное окошко и ждал.

     Часовой появился через минуту, вышел из-за угла правого здания, закрыв собой крайний правый фонарь и отбросив длинную тень, побрёл вдоль запертых на навесной амбарный замок ворот. Это был пехотинец в форме цвета хаки с карабином Симонова, который висел у него на плече. Вообще-то часовым во всех армиях в эпоху огнестрельного оружия полагалось в ночное время держать это самое оружие в положении для стрельбы стоя, но этот, похоже, пренебрёг требованиями устава. Ещё часовым полагалось быть бдительными, но этот таковым явно не был. Лишь мимолётом скользнул он рассеянным взглядом по окошку в калитке, за которым притаился Молотов. Едва он отвёл взгляд, Молотов шагнул влево, прицелился и два раза нажал на спуск. Неожиданно громко дважды лязгнул затвор «Макарова», дважды хлопнул глушитель, обе пули попали часовому в спину между лопаток. Фашист упал, громко стукнув о бетон карабином. Молотов прицелился в лежащего, выждал пять секунд, — часовой не шевелился, — после чего быстро пошёл обратно, к Вечному, на ходу поставив пистолет на предохранитель и убрав его в кобуру на разгрузке.

     — Вот теперь совсем порядок, — сказал он, закидывая оставленный рюкзак за спину и беря сумки с аммоналом. — Погнали, Ёся! Времени у нас в обрез.

     Они зашли за угол ограды, в тень от караульной вышки, Молотов подсадил Вечного, и тот ловко обрезал кусачками колючую проволоку. Затем Вечный взобрался на стену и поочерёдно принял у Молотова рюкзаки и сумки, аккуратно перекинув их на другую сторону, после чего помог взобраться на стену Молотову. На всё ушло минуты две.

     Тело часового затащили в узкий — не больше метра — проход между зданиями. Единственный фонарь в проходе прикрутили так, чтобы светил, но неярко. Отсутствие одного из источников света в таком месте, как арсенал, могло привлечь внимание патруля, а вот на изменение яркости могли и не обратить внимания, — обычное дело для неэлектрического освещения, — да и для работы был нужен свет.

     Способы подрыва арсенала обсуждались разные, от подкопа и сверления в стенах шпу́ров, до вскрытия ворот и минирования помещений складов, но от всех этих способов быстро отказались в пользу наиболее оптимального. Точной толщины стен искатели не знали, но удалось выяснить примерное расстояние от поверхности стены до оконных рам — 20 сантиметров. Решили попросту заложить окна аммоналовыми шашками и подорвать посредством хитрой комбинации из капсюлей-детонаторов с детонирующими шнурами, заведёнными в сросток с ещё одним капсюлем-детонатором, оживляющим, который, в свою очередь, «оживлялся» тлеющим фитилём с запасом горения на пятнадцать минут. Но теперь, когда у отряда появились пластит и электроника, схему доработали: фитиль заменили специальным радиоприёмником с электродетонатором, а аммоналовые шашки, в которые вставлялись капсюли-детонаторы — брикетами ПВВ-5А. Хорошая получилась схема.