🌿 Второе дыхание. Часть 3. Серафимов подарок

Имя Крейцеля казалось Феликсу знакомым — вроде бы Эрика когда-то упоминала об этом человеке. Да и сама она его как будто узнала. Но подробности, если они и были, в памяти абсолютно не сохранились.

— Давайте, любезнейший, начинайте ваш рассказ, — проговорил Олаф, усаживаясь на другой ящик напротив барона.

Двое стражников остались вместе в импровизированной камере, ещё двое караулили снаружи.

— Я не к принцессе шёл! — быстро ответил Крейцель. — Я ошибся дверью!

'Ври больше!' — подумал Многоликий. От него не ускользнуло, каким глазами безумец смотрел на Принцессу. Олаф, само собой, тоже не поверил.

— Не к принцессе? Да что вы?! Неужели к самой королеве?

— Как можно! Конечно, нет. К другой даме.

— К другой даме? В головной вагон, Крейцель? Какую ещё даму вы рассчитывали там найти?

— Я... горничную хотел найти. Горничную королевы.

— Марту, что ли? — начальник охраны рассмеялся деревянным смехом. — Она дала вам от ворот поворот? И ради неё вы отвалили сумасшедшие тысячи за эту отраву? — он повёл тяжёлым подбородком в сторону футляра с флаконами, который держал в руках один из стражников. — Я знаю, сколько это стоит. Снимаю шляпу перед вашей страстью!

— К Марте я шёл, — вяло подтвердил Крейцель.

Он уже понимал, что эта нелепая и беспомощная ложь ему не поможет.

— Хотите, позовём Марту. Спросим, знает она вас вообще или нет! — задушевным тоном предложил Олаф.

Барон молчал и смотрел в стену.

— Не старайтесь выглядеть ещё глупее, чем вы есть, — не дождавшись ответа, вздохнул дознаватель. — Приступайте к рассказу. Иначе подбитым глазом дело не ограничится, уверяю вас.

Ещё полминуты прошли в молчании. Затем злоумышленник-неудачник заговорил, и теперь Феликс не сомневался, что это правда — ибо она практически совпадала с тем, что он ожидал услышать.

Позавчера поздно вечером некто Гильжо, приятель Крейцеля, охарактеризованный им как шулер и плут, свёл его с стариком 'наиотвратнейшей наружности', которого барон никогда прежде не видел. Старик, поведал приятель, ищет покупателя для одной занятной штучки, но денег за неё просит столько, сколько у самого Гильжо за всю жизнь в руках не перебывало. Крейцель же, как известно, привык ни в чём себе не отказывать — может, его эта штучка заинтересует.

Выяснилось, что старик продаёт ни много ни мало — полный набор зелий 'Дамский Угодник', за который всякий 'истинный ценитель женской красоты', как назвал себя барон, готов отдать душу, но который уже не одно десятилетие никому не удавалось найти. Покупатель и продавец легко договорились о цене, и в тот же вечер футляр с зельями перекочевал в трясущиеся от вожделения руки барона. Насчёт рук его светлость, конечно, ничего не сказал, но Феликсу не нужны были слова, чтобы в красках представить себе эту картину.

Наутро до Крейцеля дошли слухи, что королевская миссия выехала в Империю. 'Осведомителей тебе, разумеется, тоже подсунули!' — брезгливо предположил Многоликий. Рассудив, что свидание с наследной принцессой станет вершиной его 'карьеры', сластолюбец высчитал, когда миссия достигнет Увельо — ближайшей к его владениям железнодорожной станции. Он опробовал приобретение на благонравной супруге одного из своих знакомых, к которой давно и безуспешно подбивал клинья — после чего, потрясённый успехом, отправился в Увельо встречать королевский поезд.

Дальнейшее в пояснениях не нуждалось.

Слушая Крейцеля, и без того невесёлый начальник Охранной службы становился всё мрачней и мрачней. Ему, как и Феликсу, было совершенно понятно: ни о каком случайном совпадении не может быть и речи. Анонимку подбросил тот, кто точно знал, в какой момент барон доберётся до Эрики и сколько у неё пробудет. В четверть второго поезд остановится в Увельо, а через полтора часа пересечёт границу Империи. К двум часам ночи — времени, обозначенном в записке — барон должен сделать своё грязное дело, иначе не успеет соскочить с поезда на территории Ингрии и застрянет на каком-нибудь имперском кордоне. Тому, кто подбросил анонимку, было наплевать, поймают Крейцеля или нет — ему требовалось, чтобы Крейцель обесчестил Принцессу до того, как будет застукан. Даже если бы потом выяснилось, что соблазнитель воспользовался магией, на конечном результате это никак бы не сказалось — помолвка с сыном Джердона, в любом случае, была бы расторгнута.

Не хватало единственного звена — ответа на вопрос, почему на роль кретина-соблазнителя назначили именно барона. Одного того, что он — бесспорный кретин, в качестве объяснения всё-таки недостаточно!

— Вы говорили кому-нибудь о своих планах? — спросил Олаф, как только узник умолк.

— Конечно, нет, я же не идиот! — взвился Крейцель.

'Ещё какой идиот...' — вздохнул Феликс.

В интонациях Олафа читалось ровно то же самое.

— А о том, что вы... питаете слабость к её высочеству, когда-нибудь кому-нибудь говорили?

— Не говорил, — ответил барон после крошечной заминки.

А вот теперь опять врёт. Говорил, а сознаваться не хочет! Но разве такой, как он, станет выгораживать кого-либо, кроме себя? Хорошо хотя бы то, что не пытался свалить вину на Принцессу — не врал, что она сама его пригласила.

— Ладно. Пока хватит, — сообщать Крейцелю, что его подставили, использовав как оружие против Эрики, начальник охраны явно не спешил.

Он поднялся, намереваясь уйти. Барон взмолился:

— Пускай мне обработают и перевяжут раны! Эта мерзкая тварь, которая на меня напала, устроила мне заражение крови!

— Эта мерзкая тварь, любезнейший, повела себя несравнимо достойней, чем вы. Что касается заражения крови, я бы, на вашем месте, о таких пустяках больше не беспокоился, — многозначительно заключил Олаф.

Теперь его путь лежал обратно в королевский вагон. Оказавшись на 'своей' территории, Многоликий убедился, что поблизости нет доктора Коркеца, осторожно выбрался из голенища, спрятался в принцессино купе и обернулся горностаем. Эрика, конечно, ещё не спала. Увидев его, она просияла, и в сердце у Феликса сразу наступило лето. Одетая в широкий шёлковый халат поверх ночной сорочки, она грела руки о кружку с горячим молоком. Лицо у неё было очень бледное, под глазами залегли тени. Принц Аксель сидел напротив неё и рассказывал что-то забавное, но при появлении горностая осёкся и уставился на него с миллионом вопросов в глазах. Многоликий раздражённо дёрнул хвостом — нынешняя вынужденная немота изрядно его тяготила — и вспрыгнул на колени к Принцессе, надеясь, что Олаф, с которым сейчас беседует Король, заглянет с новостями и к ней.

Так и произошло.

Минут через десять начальник Охранной службы появился в дверном проёме. Зайти внутрь он постеснялся. Ничего не скрывая и не переиначивая, он пересказал Эрике и Акселю всё, что Феликс слышал давеча своими ушами. Не забыл, конечно, и о 'пропавшей' анонимке. Принцесса вскинула брови, изображая удивление:

— Гадость какая! И кто только мог её написать?!

— Полагаю, тот же человек, который помог Крейцелю разжиться зельями.

— Это возмутительно! — тряхнул головой Аксель. — Найдите негодяя как можно скорее, Олаф!

— Обещаю найти, ваше высочество, — очень серьёзно ответил тот.

Эрика подалась вперёд:

— Олаф, вы должны узнать одну вещь! Это может быть важным!

— Я весь внимание, ваше высочество.

— Барон во всеуслышание говорил, что отдаст половину своего состояния за то, чтобы... — она смутилась и замешкалась, подбирая слова, — за то, чтобы провести ночь со мной. Во всеуслышание, понимаете? Там было полно народу!

— Каков наглец! — изумился Олаф и уточнил: — Ваше высочество, простите ради всего святого, но вы лично при этом присутствовали?

— Нет, что вы... нет. Мне передали слухи.

— Кто передал?

— Боюсь, я не помню, — Эрика устало прикрыла глаза, — помню только, что здорово тогда рассердилась.

— Вам стоило сразу меня об этом уведомить, ваше высочество, — с сожалением произнёс сторожевой пёс. — Такие разговоры не только оскорбительны для монархии, но и опасны, в чём мы все сегодня имели несчастье убедиться.

Он поклонился и вышел.

— Всё так и было, как он сказал? — обращаясь к Феликсу, торопливо прошептала Принцесса.

'Да'.

— А вы, Эрика? Вы сейчас сказали правду? — спросил вдруг Аксель, наклонившись к ней всем корпусом.

— Вы наблюдательны, принц, — слабо улыбнулась она. — Я сказала полуправду. Это не просто слухи. Это слова любовницы барона.

— Любовницы барона? Вы с ней знакомы?

— Пришлось познакомиться. В будущем. 'Как наберётся, по всем харчевням болтает, что...' — кажется, так она говорила.

Жених хотел ответить, но не успел. Из коридора стал слышен голос Короля:

— ...Повесить ублюдка, Олаф, что с ним ещё можно сделать? Лишить всех титулов, конфисковать имущество в пользу Короны, а самого — на виселицу.

— Да, ваше величество, — прогудел в ответ начальник Охранной службы, — безусловно, ваше величество, но позвольте мне заметить, что сначала нам следует...

Дверь в купе Скагера стукнула и закрылась, отсекая продолжение фразы.

— Я знаю, что, по его мнению, следует сделать, — после недолгой паузы произнёс Аксель. — Насколько я помню, вы собирались отправить ему письмо — предупредить его, что ваш Мангана обманщик и прикрывает того, кто устроил нападение на меня. Вам это удалось?

'Да', — откликнулся Феликс.

Принцесса молчала, нервно переплетая пальцы, и, кажется, ещё больше побледнела.

— Одна анонимка, вторая... у Олафа от них, должно быть, голова идёт кругом! — с кривой усмешкой продолжал принц. — Но к расследованию сегодняшнего инцидента Мангану, определённо, теперь не подпустят. Уверен, начальник охраны предложит Королю попросить о помощи нашего придворного мага. Кстати, имейте в виду, у нас очень сильный придворный маг! Будьте спокойны: всё, что возможно, Баргезо из барона вытянет. Даже то, чего не помнит сам барон. И старика этого вычислит, который продал дрянной набор. И тех, кто рассказал Крейцелю про королевскую миссию. И тех, кому было известно, что он питает к вам страсть, Эрика. Может, удастся даже найти предыдущего владельца зелий, хотя на флаконах, я думаю, все следы подчистили как следует...

— Зелья — Манганины, — сдавленным шёпотом перебила Принцесса. — Он приготовил их или достал из своих закромов — я в этом почти уверена. И отдал той женщине, что приходила к нему ночью. Именно он придумал всё это и просчитал, уж мы-то с Феликсом знаем, как здорово он умеет просчитывать! Ты со мной согласен, любимый?

'Да'.

В том, что устроитель провокации — Придворный Маг, Феликс тоже практически не сомневался.

— Наверное, так и есть, — кивнул Аксель. — Но ваш отец потребует доказательств, а Баргезо поможет их раздобыть.

— Против Манганы — да... возможно. А женщина, принц? Та, что приходила к нему ночью. Мы же по-прежнему ничего о ней не знаем! Ингрид? Королева Водра? Валькирия? — на слове 'Валькирия' голос у Эрики дрогнул. — Любая из них, Аксель, могла заманить сюда Крейцеля и передать записку вашей свите. Я хочу сказать, любая могла в этом участвовать — без помощников-то ни одна из них не справилась бы. Если это мачеха или Водра, пускай. От этих двух я, в любом случае, ничего хорошего не жду. Но Вальда! Она со мной рядом столько лет! Она считает меня чудачкой и вряд ли так уж сильно любит... но мы всегда с ней ладили, ей нравилось у меня служить. Подстраивать мой позор — ужасная подлость с её стороны. Как мне смотреть на неё, как разговаривать, если я всё время буду думать, не она ли это?..

Даже если бы Феликс не был сейчас немым, он всё равно не знал бы, что ответить. Ни единого аргумента в защиту горничной у него не имелось. Она могла забрать у Манганы набор и передать его кому-то за пределами Замка. Она могла подбросить анонимку Ваймену и Керугеру. То же самое, впрочем, могла проделать и мачеха. Не было алиби и у королевы Водры — она хоть и отсутствовала в поезде, но что мешало ей заблаговременно найти помощника среди королевской свиты?

— Понимаю, — вздохнул Аксель. — Очень больно подозревать в обмане того, кому ты привык доверять. Вы из-за этого так огорчились, принцесса? На вас лица нет, и чем дальше, тем хуже.

Хорошо, что спросил, обрадовался оборотень. Ибо его любимая, в самом деле, казалась всё более расстроенной. С точки зрения Феликса, особых причин для этого не было. Эскапада Крейцеля завершилась благополучней некуда: сумасшедшего схватили раньше, чем он успел хоть как-то навредить Принцессе. Более того: теперь, наконец, можно расслабиться и передохнуть! В ближайшие несколько дней девушке ничего не грозит — свой главный козырь против неё заговорщики истратили. Вряд ли у них есть в запасе ещё один готовый план, а на то, чтобы придумать и осуществить новый, им потребуется время.

Но Принцесса этого словно не понимала. Плечи у неё поникли, кончик носа подозрительно порозовел. Отвечать жениху она не торопилась.

— По-моему, вы сейчас расплачетесь! — заволновался принц. — Неужели, и правда, из-за Валькирии? Как бы то ни было, она всего лишь прислуга, и...

— Нет, Аксель, не из-за Валькирии, — прошептала Эрика, решившись. — Из-за барона. Вы же слышали, что сказал отец.

— Распорядился его повесить. Вам жалко Крейцеля? По-вашему, это слишком жестоко? — с оттенком удивления уточнил он.

— Мне его жалко, — чуть слышно ответила она, удерживая слёзы.

— Но его поступок в любой стране карается смертью, Эрика! Стража могла пристрелить его на месте — и была бы права! Его хоть и заманили сюда, но не насильно же притащили и не околдовали! И то, что ему не удалось завершить начатое, нисколечко его не оправдывает.

— Однажды он спас мне жизнь, — выдохнула Принцесса. — Что это, если не оправдание?

Аксель подскочил на месте:

— Вот так сюрприз! Он спас вам жизнь?! Когда?!

Многоликого этот вопрос интересовал ничуть не меньше. Он всё пытался нащупать, с чем в его памяти связано имя Крейцеля, но у него не получалось. С коленей Эрики он перебрался на стол, чтобы лучше её видеть.

— Как раз тогда, когда я познакомилась с его любовницей. В будущем, принц, — вымолвила она, кусая губы. Погладила горностая и добавила с нежной грустью: — Помнишь, мой хороший? Я тебе рассказывала.

Феликс не ответил. Она умолкла, собираясь с мыслями, вытерла мокрые глаза и снова заговорила. И тогда момент, в который он слышал эту историю в прошлый раз, ожил в его памяти.

Душная кирфианская ночь. Пробуждение из кошмарного сна, одного из десятков подобных снов, в которых мучили его любимую, а он, связанный по руками и ногам, не мог её защитить. Боль физическая, разрывающая грудную клетку. Боль душевная, несравнимо более сильная — маленький личный ад, пострашнее Манганиных пыточных застенков: осознавать, что та, которую ты любишь, всё на свете потеряла по твоей милости. Мягкие интонации Эрики, убеждающей его, что он сумел выручить её из беды, даже когда был бесчувственным и неподвижным куском медвежьего меха. Сбивчивый рассказ о том, как её, сомлевшую, нашли в лесу разбойники, как она ухитрилась позвать на помощь и как помощь пришла к ней — в лице барона Крейцеля.