Сломанные сказки

— Ты... мы... Премудрые мариды, ты расскажешь нам всё?

— Ну... — кот обернул хвост вокруг своих лап. — Всё — это неинтересно. Кому охота жить в неинтересном мире? Башня — это весело. У вас там сплошные вопросы, на которых даже я не знаю ответа. Я рад, что вы меня возьмёте с собой.

— Но... — тут решил уже вмешаться Андрей. — Царь с меня голову снимет.

— Ой, Андрейка, не волнуйся, не в первой! Заглянем к этому недомерку, скажем ему пару ласковых. Скажи спасибо, что тебя за "тем, не знаю чем" не успели послать.

Кай не выдержал — подбежал к коту, схватил его на руки и сполз на траву, опираясь на столб. Он с невероятным удовольствием чесал Баюну шею и зарывался носом в рыжую шерсть.

— Кай! — Шехеразада, резко ставшая куда почтительнее, вскочила с места, но Кот заурчал, и она присела обратно.

— Ничего, пусть чешет, — промурлыкал Баюн. — Видимо, словил "Ивана-дурачка". С ним бывает, не так ли? Впрочем, с голосами не только в голове, но и на сердце — чего ещё ожидать? Мр-мр.

Бен сглотнул. Проклятая тварюга. Вот так просто — разомлела и выдала Ключника Песочного отряда с потрохами. Их Ключника.

— Голосами? У него? — Шехеразада сжала свиток, не замечая, как отрывает берестяные тонкие листочки.

— Он же тоже хаотичный... Как я, только знает поменьше. — Баюн зажмурился и заурчал ещё громче. — Да и общается он с Течениями по-другому... мр... вот и загадка — я не знаю, что ему мешает. Они его, наверное, и контролировать могут... Чего вы вообще его в Башню притащили... Впрочем, он милый.

Кот задрыгал задними лапками и мяукнул, обнажая тонкие клыки.

Бенну был готов загрызть кота на этом самом месте.

— Контролировать? Самуэль, ты же говорил, что голосов нет! Никого нет в Башне, кто слышал бы голоса!

— Но это так. Я проверял. И перепроверял. И пере-перепроверял.

— Дурачье... ой! — Баюн вдруг резко раскрыл глаза и выскользнул из рук Кая. — Я ничего про влияние Течений на сердце не знаю... Ко мне только в разум захаживали, рассказывали много чего интересного... Я не против. У меня в голове и так всего много. Вот несколько и остались на пмж. Мне не мешает.

— Так... я... Уходим. — Шиза побледнела, развеяла пуфик и нащёлкала повозку-самоходку.

Рыжий Кот запрыгнул на заднее сиденье и промяукал:

— Во дворец ещё, царю показаться, чтоб Андрею не влетело. А потом — гляну на вашу Башню, больно вы любопытные... Заварите чаю, расслабитесь, приготовитесь к откровениям имени меня...

Госпожа Сатоен собственноручно усадила Кая в повозку — между Самуэлем и собой. На запястьях юноши остались следы её пальцев.

Бен уже хотел было высказаться, но тут заметил качающего головой Сэма. Что ж, его стоило послушать.

Всё летело в тар-тарары. В том числе и повозка — неслась по выбоинам как бешеная.

В Сторожевой Башне, наверное, всё тоже полетит к чертям. Ну, или, по крайней мере, точно изменится — по мяуканью какого-то толстого кота-переростка, знающего всё.

Но Кая защитить они с Верой смогут. Если не смогут — грош им цена.

* * *

— Вы только Марью брать не вздумайте. — Кот смешно поводил усами и дёрнул ухом. От упоминания Мурены-Моревны у него всегда начинался нервный тик.

— Стойте! — донеслось со стороны свежего бревенчатого сруба. — Подождите нас!

Из-за рядов стройных берёзок показалась Марья — коса её растрепалась, лицо покраснело, глазищи сверкали ярче, чем у Баюна в ночной гон. В руках у неё было несколько цветастых узлов — за нею в полном обмундировании нёсся Андрей с сундуком на плечах.

— Валим! — прошипел Кот, подтолкнув к открывающемуся проходу Двери Шизу и Кая, оказавшихся к когтистому всезнайцу ближе всех.

Деревянная скрипучая Дверь захлопнулась прямо у Марьи под носом — в последнем рывке она прыгнула вперёд и чуть не впечаталась в косяк. Андрей затормозил, поскользнулся на траве и рухнул рядом с женой, больно ударившись об узорчатые бока сундука.

— А, ну и шут с ним! — Марья поднялась, подобрала юбки и радостно осклабилась. Не в её привычках было унывать из-за таких пустяков. — Попёрли к Кащею сбегаем, сыграем в кости!

Подождав, когда Марья отойдёт на приличное расстояние, Андрей горестно вздохнул. Он, как и всякий стрелок, любил приключения — но куда больше были милы его сердцу мир и спокойствие. Жена же его отличалась особым энтузиазмом — и он с этим смирится. Даже если придётся играть с Кащеем не только в кости, но и в русскую рулетку, и в бутылочку.

* * *

Сторожевая Башня, вне сказки

Стоило Каю переступить порог Двери — и улыбка его тут же померкла.

— Кай, Кота — в руки — и в кабинет Сезама.

— Шиза, если... — Бен положил руку на узкое плечо женщины и развернул её к себе.

— Не обсуждается. — угрожающе прошелестела глава Информ-отдела.

— Нет уж, ты выслушаешь...

— Бен, не надо, — Снежный король заправил за ухо выбившуюся из косы прядь и поднял на руки Баюна. — Я поговорю с Сезамом, и всё будет хорошо.

Фэнь недоверчиво покосился на друга — Кай пытался улыбнуться — и отпустил Шехеразаду.

Бенну подошёл к Снежному королю — смотреть на него снизу вверх уже не доставляло неудобства — и Кай сквозь водолазку почувствовал тёплое прикосновение невидимых перьев к спине. Фэнхуан расправил крылья.

— Мы тебя в обиду не дадим. — пообещал Бен, и сложил спрятанные крылья.

Ещё никогда дорога в кабинет Деда Сезама не казалась такой длинной. Ещё никогда стены Башни не были такими чужими. Ещё никогда за всю свою сознательную жизнь Кай так не боялся того, что может мяукнуть кошка.

Сказка восемнадцатая. Вовсе не сказка.

Жил на свете мальчик. Не то чтобы хорошо жил, и не то чтобы плохо. Можно сказать, как все. Бегал от налогов, спасался от долгов, дружил с теми, кто был ему выгоден.

Но однажды нашёл он ключи от сказочных Дверей. И тогда...

Хотя, наверное, стоит объяснить, откуда взялись Двери, и что они из себя представляют. Говорят, выплавил их невыдающийся, но очень скучающий волшебник — один из немногих, что знали, к каким именно мирам принадлежат. Когда вы живёте в сказке, обычно не возникает вопроса, а есть ли жизнь по сторону зеркала или на Луне. У каждого персонажа своя роль — даже если это роль конюха или дворника. Сказки состоят из множества "кирпичиков", как, своего рода, мозаика. И все их скрепляет закон — единый сборник для всех книжных страниц, в котором миллионы правил, запретов и предписаний. Цельная структура, не дающая даже самой маленькой детали выбиться из строя. За законом не следили люди — и нелюди не следили. Он был авторитетом сам себе. Что же касается волшебника...

Каким-то образом он всё-таки смог сформулировать вопрос о жизни за пределами привычного хода вещей. Его очень удивила тёмно-фиолетовая пустота за границами королевства, разноцветные сполохи в глубоких колодцах и, конечно, стеклянный купол небес. С последним, конечно, всё было проще. Наука говорила, что стеклянная сфера, опоясывающая землю — это нормально.

Первую Дверь волшебник выстрогал сам. Она была размером едва ли с заднюю калитку его собственного дома — и, когда искусник попытался открыть её, он вдруг с удивлением понял, что в обшивке сам собою появился металлический замок. Он сыпал ржавой пылью и выглядел старше, чем сам волшебник. Невдомёк было умельцу, что замок был неуклюжей попыткой закона — Закона уже с большой буквы, ибо он столкнулся с первыми трудностями и вышел из состояния сонного покоя — предотвратить всякие революционные течения.

Волшебник перепробовал все ключи, которые только смог найти дома и в окрестных деревнях, но ни один из них не подошёл к ржавеющему замку.

Странно, но даже после этой неудачи мыслитель не опустил руки. Он был твёрдо уверен, что Дверь вела в совершенно другие места — может быть, даже с кисельными берегами и молочными реками — и появившийся невесть откуда замок только усиливал эту уверенность. С новыми силами волшебник принялся строгать ещё Дверей.

Через пару лет у него накопилась целая коллекция. Со временем он так изловчился, что принялся украшать свои творения тем, что попадалось под руку — и пару раз ему предлагали неплохую цену хотя бы за одну их дверок ручной работы. Естественно, волшебник всем отказывал. Продавать Двери, пронзающие пространство и время — даже графьям, королькам и коллегам-магам — было не с руки.

Когда количество Дверей перевалило за несколько сотен, а возраст мага — за семьдесят, он-таки удосужился взять учеников. Именно его ученики придумали делать ключи.

Замки на Дверях появлялись регулярно, стоило только оставить Дверь без присмотра. Не только ржавые — но и новенькие, и серебряные, и резные, и забитые трухой, а однажды попался вырезанный из цельного куска алмаза. Ученики чуть меж собой не передрались, когда пытались выковырять драгоценный замок. Безуспешно.

Ключи творились также бессистемно, как и Двери — ведь волшебник, к тому моменту пришедший к выводу, что Закон есть, всячески с системой боролся. Понял он это уже к концу жизни, но именно такой завет и оставил — продолжать делать Двери и ключи и не заглядывать ни за одну из них, пока не будет сооружена последняя Дверь.

Последняя Дверь была огромным каменным монолитом, к которому мог подойти любой ученик, если вдруг думал, что необходимо это сделать. В камне вытёсывались картины, сотни чужих снов — и медленно, очень медленно Дверь-Арка росла, высилась и крепла. Пока в один прекрасный день...

Закону потребовалось много лет, чтобы отыскать учеников волшебника. Как же так, если он всегда вывешивал на Двери замки? Очень просто. Исправлять погрешности в обычных предметах было легко — но найти кого-то, обладающего душой, было сложно. А каждая Дверь после обретения замка наделялась и собственным духом.

Двери были выкинуты из миров, покрытых Законом — туда, где, казалось бы, ничто не заставит их действовать. Но всё случилось иначе. И Двери нашёл мальчик, который убегал от погони.

Именно он стал первым, кто когда-либо переступал порог сказочных миров. И именно его шаг стал роковым для миров за Дверьми.

Закон почувствовал, что что-то не так, не сразу. Он был доволен и сыт, и дремал на временной пыли на задворках бытия, пока не услышал фальшивые нотки в мелодии одной из историй. Кто-то лишний топтал хрупкие грани повествования, кто-то чужой рвал ткань давно записанной судьбы. Проторенные тропинки стали запутываться в клубок, люди — исчезать в тенях, дремучие леса становились светлыми рощицами. Изменения становились всё заметнее и крупнее, как круги на воде. Мальчик, который с завидным упорством подбирал ключи к Дверям, был камнем, от которого эти круги расходились. Закону пришлось проснуться.

Он долго искал. И когда, казалось, уже почти находил — таинственный "камешек" с душой исчезал. Проваливался сквозь землю. Переступал порог.

Тогда Закон разделился. Стал, если угодно, роем. Тысячами ищеек, просочившимися в тысячу миров. Но даже это не помогло найти "камень".

Когда один из Законов — один из Течений — наконец, нашёл кого-то, похожего на "камня", он обезумел. От облегчения, от неожиданности, от ярости — слишком долго этот Закон витал среди сказочных жителей, слишком много набрался от них судьбою предписанных чувств. Он захотел стереть этого незнакомца, от которого несло "камнем", с лица земли. Просто выбросить за Двери было уже слишком мягким наказанием. Теперь Закон хотел не просто освободить свои перевязанные лентой предназначения миры от непрошенных гостей — он хотел как следует припугнуть их, отомстить за причинённые неудобства. Закон хотел чужой крови.

Действовал он чужими руками — покрытыми татуировками лапищами разбойников с большой дороги, костяными когтями мертвецов, огромными ручищами людоедов — и Закон стал переплетаться с судьбами своих носителей.

Законы — которые теперь сделались просто Течениями, просто голосами — не заметили, как стали причинять больше разрушений, чем те самые пресловутые "круги на воде". Часть их, конечно, одумалась, поняла вдруг, что нужно спасать то, что ещё осталось нетронутым. Что нужно исправлять то, что сломал Закон. Закон, который больше не был единым.

Поэтому, наверное, стоит разделять их: голоса правильные и голоса неправильные. От одних — жди беды. От других — помощи.

Жил на свете мальчик и нашёл однажды Двери в сказку. Заметил, что что-то неладное творится в королевствах, и построил Башню, в которой всё исправляли. Да только не знал он, что сам всё испортил, переступив порог. Что сам является тем, кто ломает сказки.

Баюн уселся на разбросанные по столу Сатоена бумаги, проделав в них крошечные дырочки от когтей. Пушистый хвост обернулся вокруг его коротких лапок — и, если б коты умели улыбаться, Баюн бы именно это сейчас и сделал. Широко и насмешливо — отчасти потому, что внутри него сидели закованные учёными цепями голоса, отчасти из-за злорадного любопытства.

Кресло Ивана покачнулось — на середине рассказа, когда он уже осознал, что всезнающий кот не шутит, глава Башни повернулся к окну. Чтобы никто не видел выражения его лица.

— И...что... — голос Сезамова прозвучал хрипло и надломленно, но он тут же исправился. — Что остаётся делать этому мальчику?

— Ну... Для начала... ПРИГНУТЬСЯ! — диким мявом вдруг рявкнул кот, сшибая кресло в могучем прыжке. Иван очутился на полу, практически под столом, и это спасло ему жизнь. Окна почти в то же мгновение разлетелись десятками осколков. Почти как то зеркало, выкованное в аду.

В уцелевших кусках рамы торчали острые ледяные пики — в комнате поднимался холодный ветер, горстями сыпался с потолка снег, а под ногами Кая расцветал ледяной цветок инея. Голоса в голове Снежного короля вытягивали из своего носителя единственную силу, что ещё была в их подчинении — силу зимы. Они нашли "камень" — и они вспомнили о своей ярости.

Холодеющее тело слушалось плохо: суставы хрустели, как у снежной скульптуры, шаги давались с огромным трудом... Сезама бил по ушам ветер, снег залеплял ему лицо, рыжий кот занял стратегически безопасное место под тумбочкой... А через секунду всё прекратилось.

Сатоен лёг на пол — из зазора между столом и полом были видны синие тапочки Кая и босые смуглые ступни.

— Пап? — произнёс высокий дрожащий голос, и Сезамов облегчённо вздохнул и вылез из-под стола.

В мешанине ледяной пыли и мелких, совершенно одинаковых снежинок застыла фигура Снежного короля: растрепавшиеся, выбившиеся из косы белые пряди волос, сжимающиеся в хищный захват пальцы, покрывшиеся инеистой коркой глаза и ничего не выражающее лицо. В дверях, за спиной ключника, с вытянутой вперёд рукой стоял Арда. Он быстро и тяжело дышал, и из-под его ногтей сыпался белый пустынный песок. Младший сын четы Сезам с переменным успехом учился управлять песками времён. В подобных ситуациях, к счастью, у него это неплохо получалось.

* * *

Тревоги Шехеразады были обоснованы. К такому надо было привыкнуть.

Редко когда опасения главы Информ-отдела подтверждались — госпожа Сезам была тем ещё параноиком. В Башне заделывались дырки в стенах, потому что Шиза боялась нашествия гномов. Общие собрания всегда проводились в маленьких кабинетах, потому что сказительница не выносила шпионов. В Информ-отделе не было окон, выходящих на улицу, потому что Шехеразада не желала видеть мир, медленно убивающий сказочных беженцев.