Эрвин фон Эльке. Книга I. Осень Аллюстрии

"Кстати, надо узнать, как у него дела", — вспомнила фон Шиф и ускорила шаг, но, проходя мимо одного из узких окошек, не удержалась и, привстав на цыпочки, выглянула во двор. Зрелище, открывшееся ей, еще больше подтвердило ее наблюдения за Мирандой — та как раз укутывала шерстяным одеялом сидящего в экипаже Эдвина, который все еще пытался возражать против такой заботы. Самого его видно было плохо, но Мафальда заметила, как он отмахивается от фрейлины, которая не обращала на это никакого внимания. В другой раз фон Шиф непременно досмотрела бы, чем закончится эта сцена, но сейчас она не могла тратить на это время, так что заспешила дальше, решив потом расспросить Миранду, чем еще был недоволен сын Максимилиана Капризного. Когда она проходила мимо следующего окна, то услышала стук копыт и скрип отъезжающего экипажа — Эдвин, наконец, отправился в столицу. Мысленно пожелав ему благополучно добраться до лучших медиков города, первая фрейлина направилась к ведущей на верхние этажи винтовой лестнице.

* * *

Из кельи, которую занимал Йоахим фон Шиллинг, не доносилось ни звука. Возле него постоянно дежурил кто-нибудь из монахов или из фрейлин — чаще всего, как предполагала Мафальда, это была юная Катарина — так что первая фрейлина решила, что он, скорее всего, спит. Поэтому вместо того, чтобы постучать в дверь, она аккуратно приоткрыла ее и заглянула в образовавшуюся щель — будить пациента, который пока еще был очень слаб, не стоило. Но, как оказалось, эта предосторожность была излишней.

Фрейлина Катарина, сидевшая рядом с кроватью Шиллинга и наклонившаяся над ним, тут же отшатнулась назад — Мафальда успела заметить, как мелькнул светло-зеленый рукав ее платья. Пациент и ухаживающая за ним сиделка, без сомнения, только что держались за руки, но майор фон Шиф великодушно решила сделать вид, что ничего не заметила.

— Простите за вторжение, господин фон Шиллинг, — обратилась она к пациенту, приветливо кивнув залившейся краской и прячущей глаза Катарине. — Я хотела узнать, как вы. Если вам что-то нужно, я прямо сейчас передам медикам...

— Нет уж, хватит с меня медиков, чем реже они меня навещают, тем лучше! — своим обычным воинственным тоном отозвался ротмистр. — Фрейлейн Катарина говорит, что они меня боятся — и правильно делают!

Мафальда в жизни не поверила бы, что доктор Кальмари в принципе способен кого-то или чего-то бояться, да и его коллега, герр Филипп, тоже вряд ли испугался бы пациента, находящегося в таком тяжелом состоянии, но спорить с едва не умершим и оставшимся калекой воякой не стала. Тем более, что молоденькая сиделка Шиллинга тут же подыграла ему:

— Конечно, они вас испугались, господин ротмистр, вы же перед операцией так громко грозились их поубивать, что весь госпиталь это слышал!

— Ну уж и весь! — польщено улыбнулся лежащий на кровати мужчина.

— Весь, не сомневайтесь! — заверила его Катарина. — А если кто-нибудь вас и не слышал, то теперь им остальные рассказали, как вы пригрозили, что хирурга к себе не подпустите.

— Я бы и не подпустил — ни хирурга, ни его помощников, в этом вы тоже можете не сомневаться, — усмехнулся фон Шиллинг. — Ни даже вас, госпожа фон Шиф, — посмотрел он на Мафальду, и внезапно его лицо смягчилось. — Кажется, я должен спасибо сказать и вам, и хирургу...

Первая фрейлина вновь слегка растерялась, не зная, что на это ответить. Не скажешь же ему: "Всегда пожалуйста, господин ротмистр!" К счастью, ей пришла на помощь Катарина, продолжавшая убеждать своего подопечного, что он, несмотря на увечье, по-прежнему остается сильным, свирепым и несущим ужас своим врагам.

— К вам потом и их помощники, монахи, боялись зайти, и мы, фрейлины... — добавила она, поправляя ему подушку, хотя в этом не было ни малейшей необходимости.

— Вот это зря, неужели вы думаете, фрейлейн, что я мог бы причинить вред женщине?! — вспыхнул пациент, повернувшись к ней. Мафальда, воспользовавшись моментом, когда он не смотрел на нее, внимательнее пригляделась к его лицу, и мысленно покачала головой: выглядел фон Шиллинг не очень хорошо. Лицо у него было даже не бледным, а каким-то желтоватым и сильно вытянувшимся, руки безвольно лежали на одеяле, словно он не мог даже слегка пошевелить ими от слабости. "Хотя держать Катарину за руку он все же был в состоянии", — вспомнила майор, и эта мысль немного уменьшила ее тревогу за ротмистра. Он, конечно, был еще очень слаб, но кто-нибудь другой на его месте мог и вовсе не пережить такую операцию. Шиллинг же не только был жив, но умудрялся еще и шутить, угрожать врачам и любезничать со своей сиделкой, так что, по всей видимости, находился теперь на пути к выздоровлению. Пусть и в самом начале этого пути.

— Что же, господин ротмистр, если вам что-то потребуется... — начала фон Шиф, и Йоахим, не дожидаясь окончания фразы, слегка кивнул головой:

— ...я передам вам или медикам через фрейлейн Катарину.

Сообразив, что он, видимо, устал разговаривать и изображать из себя неунывающего человека, которому все ни по чем, Мафальда поспешила попрощаться и ретироваться. Похоже, перед Катариной воинственный пациент показывать свою слабость не стеснялся. "Кажется, скоро у Ее Сиятельства освободится одно из мест фрейлин, — подумала фон Шиф, мысленно улыбаясь. — Ну, не то чтобы очень скоро, поправляться Шиллингу еще долго, но финал этой истории очевиден. И начнется борьба среди кандидаток в новые фрейлины... Ммм..." Мысль об интригах, которые непременно разведут желающие стать приближенными к гроссгерцогине и в которых она тоже сможет принять активное участие, мгновенно подняла Мафальде настроение. В монастыре ей было не до интриг, и хотя именно здесь она чувствовала, что живет полной жизнью, воспоминания о ее основной "работе" тоже были очень и очень приятными. Еще недавно фон Шиф с сожалением думала о возвращении домой, к обычной жизни, которое должно было когда-нибудь произойти: ей казалось, что после работы в госпитале эта самая обычная жизнь будет для нее смертельно скучной. Но, похоже, в этом она ошибалась. "Если мы выдадим Катарину замуж и Эвелине понадобится новая фрейлина, скучать нам всем будет некогда! — поняла Мафальда. — Кстати сказать, а ведь новой фрейлиной могла бы стать эта тихоня Белинда фон Фалькенхорст. Если, конечно, немного просветить ее о том, как все устроено при дворе, и если она согласится следовать моим советам, это можно будет провернуть. Правда, ей все же придется научиться вести себя чуть поживее!"

Тут первая фрейлина вспомнила, что уже давно нигде не видела ни Белинду, ни ее компаньонку. Впрочем, в этом не было ничего удивительного: они могли быть заняты ранеными в одной монастырской постройке, а она — в другой. Ей и некоторые фрейлины долго не попадались на глаза, пока Эвелина не вызвала всех к себе для получения военных званий. В трапезной же все помощники врачей оказывались в самое разное время, когда у них выдавалась свободная минутка, так что пересечься там во время обеда тоже было довольно сложно.

Решив обязательно отыскать Белинду и узнать, как у нее дела, фон Шиф продолжила обходить кельи, превращенные в больничные палаты. В большинстве из них царила идиллия: за тяжелыми пациентами присматривали фрейлины, а те, кто уже поправлялся, весело болтали и приветствовали Мафальду радостными возгласами. Многие уже знали о том, что фрейлины получили военные звания, и отдавали честь "госпоже майор" — правда, при этом часто ехидно улыбались не по уставу. Фон Шиф делала вид, что не замечает усмешек — это все была ерунда по сравнению с тем, как на ее звание должен был отреагировать младший брат-генерал.

В очередной келье, которую делили между собой трое выздоравливающих сержантов, Мафальда еще на пороге уловила какой-то странный запах.

— Так... — потянула она носом. — Вы тут курите?

Пациенты тут же уставились на нее тремя парами невиннейших глаз.

— Как можно, госпожа майор?! — воскликнул один из них, а двое других согласно закивали головами.

— А какое наказание полагается за обман офицера, находящегося при исполнении? — прищурилась фон Шиф.

— Ну-у... — самый смелый из сержантов тут же сник. — Это зависит от того, насколько обман серьезен. Если речь о чем-то совсем незначительном, никому не вредящем...

— В данном случае речь о том, что очень даже вредит самим обманщикам, возразила Мафальда. — Отдавайте табак!

— Ммм, госпожа майор, нам без него будет только хуже! — запротестовал другой пациент.

— Приказ старшего по званию, — холодно отозвалась фрейлина. — С вашей инфлюэнцей только дым глотать не хватало.

Третий обитатель кельи, до сих пор молчавший, со вздохом заворочался на кровати и, старательно показывая, как ему больно двигаться, сунул руку под подушку и достал оттуда черный кисет с вышитым на нем замысловатым белым узором.

— Это все, что у нас есть, — сказал он скорбным голосом. — И вы ведь вернете его, когда я отсюда выйду? Этот кисет... он мне очень дорог...

— Разумеется, верну, — пообещала Мафальда. — Как вас зовут, сержант?

— Отто Несс, госпожа майор, — ответил молодой человек.

— Не беспокойтесь, у меня ваш кисет будет в сохранности, — заверила его фон Шиф и повернулась к его товарищам. — А у вас под подушками точно ничего не спрятано?

Те смущенно отвели глаза, без слов признаваясь, что их подушки тоже скрывают кисеты, вышитые женами или невестами. Но конфисковать их майор не успела: внезапно из коридора донесся какой-то шум и стоны, и она, быстро сказав им "Вольно!", метнулась к двери. Вслед ей послышался облегченный вздох любителей табака.

Но фрейлине было уже не до курильщиков — она выскочила в коридор и заспешила к келье, расположенной у лестницы, из которой доносилась громкая возня и сдавленные крики боли.

— Помощь нужна? — вбежала она в келью и, увидев там делающую перевязку Белинду, о которой только что думала, не дожидаясь ответа, подскочила к ней и ее пациенту.

Это был мужчина лет тридцати, к которому она уже заглядывала утром, но тогда он спал, и фон Шиф, убедившись, что он ровно и спокойно дышит, ретировалась, стараясь не потревожить его. Теперь же этот человек пытался отодвинуться от Белинды, подступавшей к нему с чистыми бинтами. Одеяло с него сползло, и стало видно, что его левое плечо и часть груди обмотаны потемневшими от крови бинтами, которые и правда давно пора было сменить. Он полулежал спиной к двери и не видел Мафальду, но услышал ее голос и занервничал еще сильнее.

— Ну-ка успокойтесь, лейтенант Шмидт! — негромко прикрикнула на него девушка, как на расшалившегося ребенка. — Вы же знаете, что я очень осторожно... — Тут она повернулась к замершей на пороге Мафальде. — Спасибо, госпожа фон Шиф, я справлюсь.

С этими словами Белинда положила свободную ладонь пациенту на лоб, задержала ее так на несколько секунд, а потом погладила его по голове, вновь сделавшись похожей на мать или няню, ласкающую ребенка. Раненый в первый момент дернулся и вжался в подушку, но потом его лицо расслабилось, и он заметно успокоился.

— Ну вот, уже не больно, — тихо сказала фон Фалькенхорст и, убрав руку с его головы, положила свежий бинт на кровать и принялась торопливо разматывать старую повязку Шмидта. Мафальда все же приблизилась к кровати — девушке в любом случае могла понадобиться ее помощь, а кроме того, первая фрейлина теперь сгорала от любопытства, пытаясь понять, каким образом Белинда успокоила мужчину.

Юная сестра милосердия быстро и ловко сделала лейтенанту перевязку, после чего помогла ему снова удобно улечься и опять положила ладонь ему на лоб.

— Ну вот и все, отдыхайте теперь, — сказала девушка, и глаза ее пациента почти сразу же закрылись. Белинда укрыла его одеялом, и они с Мафальдой вместе на цыпочках вышли из комнаты.

Фон Шиф едва дождалась того момента, когда они оказались в полутемном коридоре и за ними закрылась дверь кельи.

— Этот Шмидт что — такой неженка? — небрежно спросила она, махнув рукой назад. — Не такие уж у него серьезные раны, чтобы так кричать! Вы уверены, что он не притворяется?

— Нет, что вы, — замотала головой Фалькенхорст, — если бы он притворялся, я бы это сразу поняла. Такое иногда бывает — человек чувствует боль сильнее, чем другие. И это не изнеженность, это у него с рождения. Бывают и еще более чувствительные люди, тому лейтенанту еще повезло.

— Очень интересно... — протянула Мафальда, уже не пытаясь скрыть своего любопытства. — Я слышала, как некоторые женщины о себе говорили, что они прямо так чувствительны к боли, что даже палец уколоть для них — кошмар и ужас, но всегда думала, что они просто кокетничают.

— Чаще всего — действительно кокетничают, — подтвердила Белинда, — но некоторые могли и правда боли не выносить. Это и у мужчин, и у женщин бывает, просто мужчины ни за что в таком не признаются.

— Да уж, надо думать! Не признаются, пока не окажутся на больничной койке, как этот Шмидт. Но Белинда, каким образом вы его успокоили?

В этот момент женщины как раз проходили под факелом, освещающим выход на лестницу, и юная спутница Мафальды чуть отвернулась от нее, пряча глаза. Что окончательно убедило первую фрейлину в возникших у нее еще в келье подозрениях.

— Признайтесь, Белинда, вы колдуете? — спросила она напрямик, остановившись перед девушкой и доверительно наклонившись к ней. — Можете мне довериться, я об этом никому не скажу.

Фон Фалькенхорст тоже остановилась и еще ниже опустила голову, но уже в следующую минуту выпрямилась и посмотрела Мафальде в глаза.

— Видите ли, я... — она замялась, но, как показалось ее собеседнице, не от того, что хотела что-то скрыть, а потому, что ей сложно было подобрать нужные слова. — Мне сложно объяснить, как это делается...

— А скажите, Белинда, вы сегодня что-нибудь ели? — поинтересовалась фон Шиф и тут же ответила за девушку сама. — Нет, конечно. Пойдемте-ка пообедаем... вернее, уже поужинаем, сядем там в уголок, и вы сможете спокойно все рассказать. Кстати, а где госпожа Люсинда? Она не будет вас ругать за то, что вы наедине с мужчинами остаетесь?

Бледное личико девушки тут же залилось краской.

— Люсинду кто-то из монахов попросил помочь с перевязкой, в другом здании, — ответила она. — А я тогда ассистировала господину настоятелю... Ну а потом решила зайти к лейтенанту Шмидту, чтобы ему повязку сменить, а то других он стесняется...

— Белинда, не волнуйтесь, об этом я вашей компаньонке тоже ничего не скажу! — заверила ее Мафальда. — Скажем ей, что после того, как вас отпустил настоятель, вы все время были со мной.

— Ох... это так любезно с вашей стороны! — обрадовалась Фалькенхорст, и ее собеседница едва сдержала ликующую улыбку. Теперь Белинда расскажет ей о себе все!

Расчет первой фрейлины и на этот раз оправдался. Они начали спускаться по лестнице, и ее юная спутница, помедлив еще немного, тихо заговорила:

— Госпожа фон Шиф, скажите, что вы знаете о Войне Падения, когда магия покинула наш мир?