"Охотник"

— Ну что, знакомиться будем! — широко улыбнулся парень за рулем, и Маша вдруг заметила — зрачки расширены! Под кайфом! Кокаин, или что-то такое! Спайс какой-нибудь? Сколько от этой гадости передохло... Глаз опытный — насмотрелась на нарков, и не только в больнице. На улице этого дерьма хватает.

Маша пробовала один раз, покурила — вырвало. Слава богу ее организм не принимает шмаль, иначе бы...

— Не будем. Дайте я выйду! — твердо сказала Маша, скрывая дрожь в голосе — Все знают, где я! Видели! Вам будет хреново!

— Да ничо нам не будет — осклабился бритоголовый — Слышь, ....ты кобенишься? Денег дадим! Сто баксов — твои! Тут у вас это — деньги, правда, Эрик?

— Ыыыыы! — парень за рулем резко заржал, и снова обернулся к Маше — Сейчас поедем, отдохнем, потом пойдешь по своим делам. Да чо ты, в самом деле? Снежка дадим, понюхаешь, выпить, покурить — пацаны все простые, ништяк все будет! Да, пацаны? Ништяк?

— Ништяк! Эрик, ты голова!

— Проституток снимите — сдерживаясь, процедила Маша — На кой черт вам я? Я не работаю передком! Проблем хотите? Вы чего задумали?

Машу трясло. Вот попала, так попала! Слыхивала такие истории, про увозы, но чтобы она, Маша? Местные никто бы не решился — Витька в авторитете. Только залетные. Но чтобы тут, да такой беспредел?

— У меня брат сидит — за грабеж! Он в авторитете! — решилась Маша — Смотрите, он вам кишки на провода намотает! Выпустите сейчас же!

— Бандитская подстилка? — усмехнулся бритоголовый — А мы вот против бандитов! Мы правильные пацаны, правда, Эрик?

Теперь захохотали все, а бритоголовый вдруг резко, неожиданно и хлестко ударил Машу ладонью по лицу:

— Молчать, соска! Будешь делать то, что мы скажем! И шлюхи твои нам нахер не нужны! Хе хе...нахер...прикинь, как в тему, Эрик?

— Не нужны нам платные шлюхи! — Эрик глянул на Машу взглядом без белков, и она поняла — это конец. Хотя бы живой оставили! Совсем с катушек съехали! Спайс, наверное — от него бывает так колбасит!

Ее привезли на турбазу — она бывала тут, и не раз. Ну так...с командировочным. Ну и еще...раз несколько. Здесь обычно селили вип-командировочных — воздух свежий, сауна, река рядом — можно голыми бежать к реке и прыгать с мостков. Прикольно, так-то. Вот только не сейчас — прикольно. Сейчас ей хотелось выть от бессилия, страха и боли — губа сразу распухла, а во рту привкус железа. Разбил, подонок!

Джип подъехал к гостевому дому, в воротах не остановили, никто даже не вышел. На базе тоже было безлюдно — будний день, вечером начнут стягиваться любители пожрать, выпить и покувыркаться с девками. В основном — местная блатота, люди с администрации и все, у кого есть немного деньжонок. Турбаза принадлежала Черену, или точнее — Черенкову Виталию Михайловичу, депутату районного собрания, предпринимателю и меценату, жертвующему деньги на городские нужды. Менты сюда не совались, Черен был на короткой ноге со всеми власть имущими города, да и в области был не последним человеком. Он давно уже мог бы переехать в центр, только зачем? Здесь тихо, спокойно, он тут пахан, а там будет если не мелкой, то все-таки сошкой.

Маша знала и про Черена, и про турбазу, и про то, что ментов тут не дозовешься, и что закон тут один — он, Виталя. Вот только не понимала, как беспредельщики попали на территорию турбазы и почему их тут так принимают. Хоть и будний день, но слишком уж тихо — почему нет посетителей? Нарочно разогнали? Черен не допускал беспредела на своей территории, гасил в зародыше — иногда вместе с беспредельщиками. А тут — такое?

Грубо вытащили из машины, зажав ей рот рукой. Протащили через холл, пока Эрик забалтывал парня из обслуги, стоявшего за стойкой с бутылками. Он не видел Маши, как впрочем всегда не хотел видеть то, что видеть не хотел. На кой хрен ему эти проблемы? Он имеет свой кусочек, да еще приварок от левого бухла — начнешь болтать — быстро окажешься или на улице, или где-нибудь в лесу, под березой!

Говорили — Черен в девяностые шибко лютовал, это сейчас успокоился — депутат, вишь ли! Но сцука автомат где-нибудь закопал, точно! Хотя зачем ему? Охранное предприятие теперь есть, ЧОП! С оружием! Законно все!

Парень прикрыл дверь и включил погромче телик. Шел боевичок, типа Рэмбо — там парнище всех ништяк как валил, круто! С ножом таким кривым!

Прикинул, интересно — этот нож отрубит башку одним ударом? Пришел к выводу — ни хера. Вот шашкой если! Говорят — казаки пополам перерубали врага! Взять бы шашку, да и...

Парень покосился на дверь, и снова уткнулся в экран. Герой боевика важно поводил ножом, круто стрелял и всех мочил — вот это жизнь! Небось за такое платят дохера!

Нет — не за стрельбу — это все туфта поганая, а парню, что играет героя. Телки красивые, бухло — не то что тут, паленка под коньяк, старая девятка! У него машины красивые, виски дорогое небось...но надо было в Москве для того родиться! И не в семье учительницы и плотника!

* * *

— Раздевайся! Раздевайся, я сказал! — Эрик сел в кресло, расставил в стороны колени и вприщур посмотрел на тяжело дышавшую Машу. На щеке девушки "красовалась" вспухшая царапина — от перстня бритоголового, он вскользь саданул ей по скуле, когда Маша дрыгалась, вися у него в подмышке.

— На вот, нюхни! — Эрик высыпал на столик немного белого порошка, разбил его на дорожки умелыми, уверенными движениями — видно, что не в первый раз — посмотрел на Машу и кивнул — Слушай, раздень ее, что ли? А то меня раздражает, когда девка в сауне одетая! Заодно посмотрим, что взяли, может она и не стоит того, чтобы мы с ней позанимались!

— Эрик, ты чо? — всполошился один из парней, тоже смуглый, курчавый — У меня уже как кол стоит! Мы сколько уже без бабы?! Ты говорил — по пути не будем брать, тут светиться тоже не будем, так чо теперь-то? Да мне пофиг, чо там у нее, пусть даже поперек! Я найду, куда засунуть! Классная бабенка!

— Ааааааа! — Маша завизжала, что есть силы, дрыгнула ногой, тут же получила удар в поддых, и загнулась, судорожно хватая воздух ртом, покраснев, как рак. Она удержалась на ногах, еще раз попыталась пнуть лысого, который зашел сзади, но это ей ничем не помогло. Он сорвал с нее юбку, разорвав в поясе, как луковую чешую содрал трусики, оставив в одних темных чулках, потом рванул блузку, сдернув вместе с лифчиком, и когда девушка осталась практически голой, Эрик назидательно сказал:

— Вот дала бы сама, и шматье было бы целым! А теперь все, поезд ушел! Хотя зачем оно тебе, шматье-то? Надо было соглашаться, надо. Ведь денег давали! А ты?

У Маши захолонуло сердце — завалят! Точно завалят! Потом вывезут, и по дороге бросят! Кто там разберет, что за девка валяется между Костромой и Москвой? Ай, как все плохо! Как плохо!

— Мальчики, я все поняла! — Маша улыбнулась, и поймала безумный взгляд Эрика — Я сама! Все сама! Вы же хорошие ребята, я просто не так вас поняла!

— Ага. Не так — мрачно бросил бритоголовый, и начал расстегивать пояс — Но щас поймешь.

— Погодь, Пашок, пусть нюхнет вначале. Телки расслабляются от "снежка", слаще трахать тогда. Да и не орут так...а то у меня от бабского визга ушли в трубку сворачиваются.

— А я наоборот люблю, когда орут! — хохотнул бритоголовый — Мне так вкуснее! Чтобы пополам суку! Чтобы визжала! Чтобы просила пощады! Чтобы...

— Фи, Пашок, ты известный садюга — хохотнул Эрик — Во всем нужен смак! Чтобы красиво! Чтобы как в кино! Любишь кино? Порнушку? Вот представь — девка, на передок сумасшедшая, просит четырех парней ее как следует отодрать! И тащится от этого! Кайф? Кайф? Сыграем, детка? Нюхни, давай, не бойся — "снежок" высший сорт, улет!

— Парни, презики бы — хмыкнул четвертый, до того молчавший — Внатури — мож она трипперная? И вообще — я в зад без презика ни-ни, зараза всякая, глина...

— У бармена иди возьми. И на всех принеси. Правда — кто ее знает? Эй, сучка, ты трипперная? Сарзу говори, а то прибью! И нюхай, нюхай!

Маша втянула краешек дорожки — в носу сразу заледенело, потом ее прошиб пот, в ушах зазвенело, все стало ясным, понятным, и мысль только одна — выжить! Сделать все, что они хотят — и выжить! А когда-нибудь разбогатеет, найдет этих тварей и убьет! Мучительно! Страшно! И вначале вырвет им члены. Как в кино девка мстила! У тут же мысль: "Так то в кино! Убьют ведь, гниды!"

Ее бросили на колени. Бритоголовый вошел грубо, больно, казалось, он достал до самого сердца, которое билось, как сумасшедшее, проталкивая кровь по сосудам, омывая одурманеный мозг.

Эрик пристроился спереди — неприятный, пахнущий козлом, мерзкий.

Но все это было ничего. Самое страшное началось потом...

Ее насиловали часа четыре — нюхали кокаин, и снова нисиловали, снова нюхали, и снова насиловали. У нее болело все — внутренности, кожа, которую щипали, царапали, горло, в котором побывали все эти твари, залившие ее своей липкой, вонючей слизью.

Бандиты нюхали, пили, нюхали и пили, а когда у них от перепоя пропала эрекция, они обвинили в этом Машу и начали бить ее, издеваться, заставляя ползать и вылизывать им зады. Потом бритоголовый с пьяным, сумасшедшим смехом засунул ей во влагалище бутылку из-под коньяка. От невыносимой боли измученная Маша потеряла сознание, и что с ней творили потом — она уже не запомнила.

Когда очнулась, обнаружила себя на полу, лежащей на спине, с бесстыдно раздвинутыми в стороны ногами. Бандиты спали — огромное количество алкоголя, вместе с наркотиком сделало свое дело и они вырубились, будто выпили крепкого снотворного.

Маша ощупала себя, уцепилась за донышко бутылки, засунутой внутрь почти до основания , с чмоканьем вырвала ее и осторожно отставила в сторону, морщась от невыносимой боли и оглядываясь по сторонам.

Первая мысль — найти нож и зарезать тварей! Потом решила — нужно уходить! Очнутся — убьют. Был бы один... Куда ей против них? Даже здоровая не сладит, а так...с разодранной задницей, с разбитой мордой — ее хватит только на то, чтобы уползти! И даже это — проблема.

Поднялась, пошатываясь, и едва не теряя сознания, нашла свою сумочку, порванную блузку, юбку, туфли, которые слетели с ног во время борьбы, медленно пошла к двери. Уже когда выходила, заметила за диваном стоящий на полу дипломат — металлический, блестящий, с двумя цифровыми замками.

Мгновенная мысль — забрать! Подумала, и решила — а что? Свалит отсюда, бандюганы не знают, кто она такая, уйдет — и с концами! Хоть так им насрать, тварям!

Взялась за ручку дипломата — узкий, врроде небольшой, а тяжелый! Но ярость и ненависть придавали сил, и Маша, схватив добычу, вышла в коридор сауны и побрела к выходу, мимо дверей бара.

За дверью слышались голоса, и она вначале испугалась, но потом поняла — телевизор! Какой-то фильм — стрельба, чего-то бормочут, кричат.

Она любила иногда посмотреть чушь по ящику — почему бы и нет? Отвлекает, забавно. Видимо бармен тоже любил крутые боевички.

Дверь прикрыта плотно, так что не он видит.

Маша знала турбазу, знала, как она расположена, где выходы, где дырки в сетке — раз пришлось ей свалить от настойчивого ухажера-кавказца, бежала, аж пятки сверкали! Хорошо — местный парень показал дыру в сетке, через которую можно было легко свалить. Либо наоборот — попасть на территорию. Но скорее — свалить. Менты друзья, да, но лучше всегда иметь пути отхода. Сразу в лес, и по тропе! Ищи-свищи!

Откуда Маша взяла силы — неизвестно, только ее выносливости могли позавидовать даже альпинисты, восходящие на Эверест. Она шла, сцепив зубы, чудом уцелевшие после ударов (Эрик запретил бить по лицу, сказал, что бомжиху с разбитой мордой драть не будет, а то бы...впрочем — когда вошли в раж, уже особо не церемонились). Тело дергалось от приступов шипучей боли, внутри все болело так, будто ей воткнули кол.

Впрочем — может оно так и было. Смутные обрывки воспоминаний — Эрик берет с биллиардного стола кий, заливаясь идиотским смехом..."На кол суку! Чтобы знала свое место!"

Остановилась только через час, уже изнемогая от усталости и боли, возле речки, которая делала тут крутой поворот. Все это время так и шла — голая, в одних чулках, единственное, что надела — туфли, у которых через десять минут ходьбы по лестным тропам сломались каблуки.

Поломку туфель Маша восприняла безразлично, лишь отметив, что сука Лелька продала ей фальшивые, китайские "итальянские" туфли. Нормальные туфли так бы не развалились. Впрочем — без каблуков идти стало гораздо удобнее, и если бы они не сломались, их следовало бы сломать специально.

Минут десять она смывала с себя засохшую сперму, кровь, холодная вода отрезвила, убрала остатки кокаинового дурмана. Всплыли разные воспоминания, картинки и... тогда ее вырвало. Драло долго, вылетело все, что было в желудке, и и даже сверх того — густой желчью, кровью. То ли из разбитого рта, то ли из желудка, в который сегодня попала не только кровь...

Прополоскав рот, волосы, слипшиеся будто от клея, Маша с трудом натянула на избитое тело юбку, натянула блузку, попытавшись прикрыть грудь — юбка спадала, блузка расщеперивалась в стороны — пришлось найти острые сучки, проткнуть ткань и закрепить ее так, чтобы одежда не спадала.

Снова надела туфли, пошла от реки -и тут вспомнила о дипломате, который упорно так и тащила с собой. Решила — надо бросить его в воду. Тащить такую тяжесть, в ее-то положении? Скоро проснутся ублюдки, могут организовать погоню! Хоть она и шла так, чтобы не нашли — но кто его знает, вон, в кино показывают — собак пускают! Нужно скорее свалить из района турбазы, а то и правда здесь прихватят, и тогда точно конец.

Размахнулась, и...опустила руку с дипломатом. Что-то щелкнуло в голове — не зря эти твари приезжали! Из самой Москвы! Нет, тут что-то не так.

Опустилась на землю, положила дипломат, потянула вверх замки, не рассчитывая на успех, загадала — если откроются — значит все будет хорошо! Все будет здорово! Не откроется — в воду. Значит — судьба!

Щелк!

Замки открылись. Они не были поставлены на шифр.

Хлоп! Крышка открылась.

И Маша онемела. Пачки денег. Много! Доллары...

Схватила одну пачку — полтинники. Другую — сотни. Много пачек!

Сиротливо притулились две пачки пятитысячных, розовые, словно от стыда — стесняются лежать рядом со своими наглыми зарубежными родичами.

Сунула пачку пятитысячных в сумочку. Подумала — и еще одну. Захлопнула дипломат, встала, застонав от боли. Посмотрела — по ноге прокатилась капля густой, темной крови.

"Порвали, твари! Все порвали! В больницу надо, истеку кровью. С чемоданом не дойду. Спрятать!"

Определилась на местности — неподалеку, на опушке, здоровенный дуб. Маша знала его — еще в детстве, в юности играли, забирались по его корявой коре — наверху была площадка, образованная толстыми ветвями. Там можно было сидеть, болтать ниочем...целоваться.

Там впервые ее девичья грудь оказалась в потной ладони мальчишки — Витальки. Они был влюблен в нее и трясся от волнения, даже случайно коснувшись руки Машульки — так он ее звал. Ей, глупой, было смешно наблюдать за страданиями молодого "Ромео", как звал его Машин отец.