Отсмеявшись, вытер, набежавшую на глаза слезу, и, добавив в голос строгости, спросил.
— Кто из вас Керулла, — зеленоглазая прелестница вздрогнула, сверкнула глазами и поспешно поднялась на ноги, а успевшая подбежать к ней Клепси уткнулась головой в ее бедро. Я кивнул. — Понятно.
— А сероглазый ангел, сидящий на песке, это конечно Ксо. Так? — Сероглазая топ-модель с непередаваемой грацией перетекла из положения сидя в положение стоя, взяла свою дубинку на перевес и приготовилась дать мне ей по голове. Я с трудом подавил в себе желание в очередной раз рассмеяться и спросил.
— Девочки, может будем друзьями? — Принцессы неуверенно оглядели поле боя — гора трупов, море крови, но элемент сомнения и надежды мелькнул в глазах сначала Ксо, а затем и Керуллы. Клепси же просто и без затей тихо всхлипывала, закрывшись от всего мира маминой юбкой.
В этой маленькой команде без сомнения лидером являлась Ксо. Именно она первая опустила суковатую ветку и, сделав шаг вперед, прошипела.
— Кто ты?
— Меня зовут Панкрат.
— Почему ты хочешь с нами дружить?
— Причин много. Например, потому, что вы очень красивые и, как мне кажется, очень хорошие девушки. Ну и самая главная причина — я так хочу!
— А как же правитель Ткелес. Он приказал убить нас и убивать всех, кто окажет нам помощь, — и после некоторого колебания честно сказала, опустив глаза. — За наши головы назначена большая награда. Золотом.
— Отвечаю по порядку поступления вопросов. Первое — на правителя Ткелеса мне глубоко нас... э-э наплевать. Его приказы для меня ничего не значат. Второе — убить меня очень непросто, — и я плавно повел рукой, показывая на поле боя. — И третье — награда Ткелеса мне не нужна. На много дороже любой награды Правителя ваше хорошее ко мне отношение.
— Ты удивил меня Панкрат. Все это слишком похоже на сказку. — Я пожал плечами и сказал.
— Мне нужно осмотреть шхуну. А вы пока посидите в сторонке, у кустов. Здесь на берегу очень грязно.
Развернувшись по команде кругом, я пошлепал по мелководью в сторону корабля. Дно берега было пологим и только в самом конце пришлось проплыть несколько десятков метров до веревочной лестницы перекинутой через борт шхуны. Зацепившись за ступеньку, быстро вскарабкался и ступил на палубу брига.
На мачте корабля висела ярко-желтая, выгоревшая на солнце, тряпка с размытым черным пятном в центре. Видимо, на флаге первоначально было что-то изображено, но, что именно — за давностью лет, понять невозможно. Сказать, что палуба представляла собой помойку, это значит — сделать кораблю большой и неоправданный комплимент. Всяческое дерьмо было разбросано на каждом шагу, а вонь стояла в полном соответствии с антуражем. Стараясь не вляпаться в экскременты, я прошелся по настилу палубы до носа. Заглянул, просунув голову, в носовую каюту и не рискнул заходить и осматривать помещение. Дерьмо здесь нужно было выгребать лопатой, а дух стоял такой, что защипало глаза. Отшатнувшись назад, я, после того как отдышался, направился на корму.
Пинком распахнув дверь каюты и спустившись по нескольким ступенькам лесенки, увидел четырех девчонок, забившихся в угол и глядевших на меня оттуда с ужасом. Судя по всему пираты не отказывали себе ни в чем, в том числе и в мордобое беззащитных невольниц. Взмахом руки приказал пиратским игрушкам выходить на палубу и, когда не добился от них никакой реакции, рявкнул.
— На выход. Живо!
На воле дышалось не в предмет лучше. Девицы выбрались из каюты и, помаргивая, привыкая к яркому солнечному свету после сумрака трюма, выстроились в ряд. Одеты они были... точнее сказать — прикрыты, всякой рванью, но выглядели крепкими, за исключением одной, все лицо, которой представляло собой один сплошной синяк, а зрачки как у инопланетянина посверкивали через узенькие щелочки из-за фундаментальных гематом под глазами. В команде корабля явно имелся, как минимум, один садист. Строго оглядев строй, причем, одна из девиц не выдержала мой взгляд и от страха закрыла лицо руками, я рыкнул, прочищая горло, и строго приказал.
— Всем взять в руки тряпки, скребки, ведра, метлы и отмыть эту посудину, — я повел рукой от кормы до носа шхуны, — до состояния зеркального блеска. Всем понятен приказ.
Девицы закивали и самая бойкая ответила.
— Да, господин.
— Ну, вот и хорошо. За работу. — Команда ассенизаторов, шлепая босыми ногами, рассыпалась по палубе, а я повернулся и направился к лестнице.
Подцепил пальцем первую ступеньку трапа, поглядел вниз на легкую рябь по поверхности воды со слабым бирюзовым оттенком и, поколебавшись лишь мгновение, не касаясь ногами бортика корабля, вымахнул за борт.
Прозрачная вода у берега имела слабосоленый вкус. Это, скорее всего, отголоски большого пресного притока реки Чайна. В безвыходном случае, такую воду можно какое-то время пить без серьезных проблем для здоровья.
Увидев, что я возвращаюсь, мои прелестницы поднялись на ноги и выстроились в соответствии со статусом и своим внутренним содержанием. Впереди Ксо с гордым разворотом головы, за ее правым плечом Керулла и, выглядывая одним глазом из-за ее спины, замыкала шеренгу Клепси. Остановившись в двух шагах перед девичьим строем, я сцепил руки за спиной и задумался, прикидывая свои действия на ближайшее время. Так сказать, — не было печали, так черти накачали. На шею мне лег ощутимой тяжести хомут... Хотя, и довольно привлекательный. А посему, приняв решение, сказал:
— На корабле остались в живых четыре рабыни. Теперь они свободные люди, но я рассчитываю, что они какое то время будут жить вместе с вами и станут вам хорошими помощницами. В одиночку прожить труднее. Сейчас я приказал женщинам почистить и помыть шхуну. Это потребует некоторого времени. Затем мы, возможно все вместе, поплывем на поиски подходящего места на островах. Есть у меня подозрение, что таким местом окажется остров Отшельника. Там я смогу вас оставить не опасаясь за вашу жизнь. Сейчас я отлучусь. Ненадолго. Постараюсь не задерживаться.
Я махнул рукой, приглашая девушек вернуться и отдохнуть на уже насиженном месте. После некоторого колебания сначала Ксо, а затем Керулла с дочкой, повернулись и направились к раскидистым низким кустам у кромки зарослей. Проводив девочек заинтересованным взглядом и мысленно облизнувшись, как кот на сметану, двинулся к Воротам.
По возвращении несколько минут просто посидел, расслабляясь и рассматривая потолок, уменьшая процент адреналина в крови и наслаждаясь чувством хорошо проделанной работы. Жизнь прекрасна и удивительна и я непоследний винтик в ее механизме.
Вернувшись из высоких сфер на грешную землю, снова задействовал зеркало и направился на полдень. Остров Отшельника оказался непросто красив, он был великолепен — этакая смесь первозданной дикой природы и обустроенности первоклассной санаторно-курортной зоны.
На всем протяжении, у острова береговая линия состоит из отвесных скал, местами с отрицательным уклоном. Высота обрыва в самом низком месте, никак не меньше ста метров. Почти вся поверхность острова покрыта лесом.
Осмотрев этот клочок суши со стороны океана, двигаясь вдоль берега, я только в одном месте в неприступных скалах обнаружил узкую шхеру пригодную для прохода и швартовки корабля. Этот маленький фиорд делал несколько плавных поворотов, проникая почти на километр, вглубь острова. Рядом с расщелиной в окружении леса на полянах имелись два поселка, каждый состоял из нескольких хижин.
Еще к выдающимся деталям можно было отнести высокую гору необычного очертания. Она торчала инородным пупырем и имела форму правильного конуса. Что удивительно, начиная от верхушки и примерно до середины, гора оказалась затянута облаком или легким туманом. И, начиная с маковки, по спирали вниз до самого подножья опускался широкий желоб. Он постепенно наполнялся стекающей со стенок горы водой.
Тоненький ручеек у вершины, к подножью желоб заполнялся водой так, что хилая струйка превращалась в бурный поток, и завершала свое существование изумительным по красоте водопадом с высоты примерно десяти метров. Водопад наполнял кристально чистой водой каскад из девяти почти круглых озер разного размера. В конце каскада на берегу последнего озера стоял Храм. Одна половина святилища была выстроена из снежно-белого мрамора, а вторая из темного, почти черного базальта. Очень красиво и гармонично.
Спустившись к храму, я обследовал его изнутри. Пустоватые помещения напоминали запутанный лабиринт с узкими коридорами и проходными комнатами. В центре сооружения имелся зал, разделенный на две половинки — белую и черную. В качестве оформления, на каждой половине возвышался квадратный, ступенчатый постамент. Он размещался почти вплотную к стене, но не соприкасался с ней. На черной стороне — рядом с этой пирамидой, но ближе к выходу, висело громадное бронзовое блюдо. На белой стороне зала, судя по цвету, висел гонг из серебра. В центре помещения на полу в круге мозаикой выложена пентаграмма по размеру лежащего человека, раскинувшего руки и ноги. Пентаграмма обрамляла, исполненное разноцветной мозаикой, стилизованное изображение планеты в черте знает какой проекции. Генерализация картинки была очень сильной. То, что я вижу изображения морей и континентов, стало понятно только по тому, что я видел планету из космоса. И то, пришлось привлечь все свои резервы абстрактного мышления...
В помещении царил полумрак. Рассеянный свет в двухцветный зал попадал через четыре узких горизонтальных окна под потолком по два с каждой стороны. Лучи света каждой пары окон освещали в основном мозаику пентаграммы. Впрочем, создавалось ощущение, что комната подсвечивается еще и внутренним светом — от потолка и стен.
Организовав Ворота напротив постамента на своей черной стороне, я шагнул на вершину и, перепрыгивая с уступа на уступ, спустился вниз. Утвердившись на полу, огляделся.
Симметрично, как на белой, так и на черной стороне, в стене храма имелись на уровне пояса протяженные горизонтальные ниши. В нише на черной стороне стояли черепа. Я подошел ближе и, двигаясь вдоль стены, насчитал аж шестнадцать штук. Рядом с каждым черепком лежала какая-то вещица: ожерелье из косточек фаланг пальцев; декоративный кинжал колдуна; сломанный посох из черного дерева; массивный медный перстень-печатка; горка разноцветных шестигранных камешков с зализанными ребрами; истлевшие мешочки и тряпочки. Судя по состоянию вещей и черепов, их укладывали слева направо. Самым старым экспонатом определенно являлся крайний слева. На первый взгляд, ему стукнуло никак не меньше нескольких сотен лет. Но, в целом, все 'раритеты' находились в хорошей сохранности, что называется — нетленка...
Отвернувшись от ниши и потрогав пальцем бронзовый гонг, я поискал глазами колотушку. Не обнаружив ничего подходящего, вынул меч и рукояткой, от души, припечатал по центру.
Сказать, что эффект был оглушительный, это значит не сказать ничего. От мощного, переходящего в инфразвуковой диапазон рева, меня отбросило в сторону, я на мгновение обезножил и на дрожащих ногах, зажимая уши, присел на корточки. Видимо, сам храм построен в расчете на звуковой эффект и его стенки служили отличными резонаторами. Дождавшись окончания звукового концерта и с трудом поднявшись на ноги, я поковырял мизинцами в ушах, чтобы хотя бы частично вернулся слух. Затем на полусогнутых ногах направился по лабиринту к выходу из храма.
Вывалившись из дверей на волю, помотал головой — в ушах продолжал стоять оглушительный звон. Спустившись по ступенькам во двор, с облегчением глубоко вздохнул и остановился, оглядывая ближайшие кусты. Слева от входа торчали три колышка толщиной в ладонь и высотой около двух метров. В подсознании мелькнула мыслишка, а не предназначены ли колья для особо отличившихся преступников. Или для такой части их тела, как голова, чтобы она под действием солнца, ветра и дождя освобождалась от кожи, мяса и хрящей.
От ступенек храма начиналась и ныряла в джунгли узкая тропинка, застеленная каменной плиткой. Судя по всему, имело смысл подождать прибытия жреческой братии. Раздвинув ноги, я уселся на прогретые солнцем ступеньки лестницы и расслабился.
Щелканье деревянных сандалий по каменным плиткам дорожки мне удалось услышать метров за двести. Мои адепты торопились, выказывая не показное рвение. Похвально.
Через минуту из кустов выскочили двое. Крепкий старик в черном плаще и мальчишка лет пятнадцати. Не добежав до меня десяти метров, и тот, и другой бухнулись на колени и склонили головы. С минуту я молча рассматривал макушки вверенного мне коллектива, после чего спросил, обращаясь к старшему.
— Как тебя зовут брат? — Кашлянув, чтобы прочистить перехваченное судорогой горло, старик, не поднимая глаз, ответил.
— Кенор. — Я перевел взгляд на мальчику и поинтересовался.
— А тебя младший брат. — Но паренька заклинило, он покраснел, затрясся и я понял, что еще немного и он разрыдается. Поэтому опять обратился к старику.
— Кенор, как зовут младшего брата? — тот наконец-то поднял на меня полные ужаса глаза и ответил.
— Гельн.
— Хорошо. Можете встать, и расскажи брат о ваших заботах, бедах или радостях.
Кенор поднялся, еще раз прокашлялся, глубоко вздохнул, помассировал грудь в области сердца и несколько сумбурно, перескакивая от одной темы к другой, начал рассказ:
— Две луны назад от старости мирно отошел к богам брат Мельх и нас осталось двое. Последний раз паломники приплывали на остров восемь лет назад. Вместе с ними приплыл совсем несмышленышем младший брат Гельн. Он очень давно не видел никого живого кроме нас. Меня и Мельха. Не суди его строго, Старший брат. Хвала богам болезни обходят нас стороной. Священные рыбы в Руке Бога и фазаны чувствуют себя хорошо. Мы заботимся о них. Не гневайся, но огород и поле пришлось сократить. Силы уже не те, а для двоих требуется мало еды. В четвертой хижине нижнего поселка нужно починить крышу. Мы хотели начать эту работу завтра. — Старик задумался, беспомощно посмотрел на меня и выдохнул. — Все.
Я помолчал и снизошел до оценки.
— Я доволен вами. Зовите меня Панкрат, — немного подумал и спросил. — Сколько паломников размещаются в хижинах нижнего поселка?
— От двадцати до пятидесяти, Панкрат.
— Где живете вы с Гельном?
— В верхнем поселке.
— Сколько хижин в верхнем поселке?
— Пять.
— Вы живете в одной?
— В двух, Панкрат. — Я кивнул и поднялся на ноги.
— Сейчас мы сходим и посмотрим на священных рыб в Руке Бога. Ведите.
Кенор, а за ним на автопилоте Гельн, направились по еле заметной тропинке к озерам. Первая группа мелких маленьких озер в количестве четырех штук действительно была похожа на пальцы гигантской руки, начиная с указательного и заканчивая мизинцем. Продолжением пальцев в каскаде являлась ладонь — озеро в диаметре метров пятьдесят и глубиной никак не меньше двух метров. Прозрачная вода позволяла рассмотреть даже мелкие разноцветные камешки на дне покрытом ярко-желтым, почти белым песком. На этом светлом фоне были хорошо видны темные, торпедообразные, крупные тени.
