Рыцари Белой мечты. За Русь святую

— Но у нас нету конной сотни, — напомнил Аксёнов.

— Вот потому плану операцьи и не гутарю. А вдруг у них там бонбы найдутся? Пулемётчиков-то снимут, если подпустить близко. Вот сейчас как раз и топают сюда, — донец повернулся в сторону Малой Дворянской, откуда наступал второй отряд противника.

— В клещи взять хотят, — пулемётное гнездо как раз располагалось на стыке двух ударов.

На этом участке было ещё два пулемёта, но те до поры до времени молчали: пулемётчики расположись на крышах домов, и должны были подпустить противника поближе. Или прикрыть отступление кирилловцев, если восставшие слишком сильно надавят.

Те тоже наступали под ту же песню, только звучала она бодрее...

На бой кровавый, святой и правый Марш, марш вперед, рабочий народ.

Мрёт в наши дни с голодухи рабочий, Станем ли, братья, мы дольше молчать? Наших сподвижников юные очи Может ли вид эшафота пугать?

"За их плечами — тоже правда" — подумал Аксёнов, целясь в знаменосца. Тужурка, хлипкая куртка и горящий взгляд. А ещё радостная улыбка на лице: он шёл сражаться за свою свободу и еду для своих детей. Выстрел. И красное полотнище упало на мостовую, но его тут же подхватил такой же рабочий, с тем же блеском в глазах.

— Да что же тут творится, Господи и все твои апостолы, — воскликнул в сердцах Аксёнов, когда и второго знаменосца, настигнутого пулемётной очередью, заменил третий человек. — Почему они не отступают? Сражаются как черти!

— Так ведь русские. Даже мёртвыми не победить! — ответил донец, прищурив глаз. — Эх, что ж за проклятье на род людской.

А второй отряд, рабочие, студенты, лавочники, всё шёл вперёд, не отступая перед огнём "виккерса-максима". Пулемётная лента змеилась, и вот-вот должен был показаться её хвост.

Винтовочные залпы. Автоматные трели и пулемётные очереди. А те люди всё шли и шли вперёд.

В битве великой не сгинут бесследно Павшие с честью во имя идей. Их имена с нашей песней победной Станут священны мильонам людей. На бой кровавый, святой и правый Марш, марш вперед, рабочий народ.

— Братцы, запевай! Что мы, рыжие! — воскликнул один из солдат-кирилловцев.

Мы русские, с нами Бог!

Мы отстоим родную землю!

Назло революции, красной, чумной,

Одержим святую победу!

Этот солдат был среди тех, кто шёл на помощь юнкерам на Гренадёрском мосту, и слова той песни запали ему в душу.

И всё-таки что-то надломилось в наступавших: рабочие не выдерживали пулемётного огня, подавались назад, разбегались в стороны, подальше от пуль. Красное знамя втоптали в грязный снег. Запасники тоже попрятались по переулкам. Это же были не обстрелянные части с фронта...

Начался обмен выстрелами. То с той стороны немножко постреляют, то с этой: патроны берегли.

Аксёнов расслабился, достал австрийскую трофейную зажигалку, чиркнул, задымил папироской. Последняя...

— Ваш благородь, долго нам тут ещё сидеть? — спросил один из автоматчиков. — Где ж подмога? Сейчас собраться всем да враааз ударить...

— Враз? Ну, посмотрим, — подпоручик задумался. А что, как Деникин под Луцком: "Защищаться не имею никакой возможности, принял решение о наступлении". — Тогда возьми у тех пулемётчиков на крыше патронные ленты и передай всем, чтобы готовились к атаке.

Солдат кивнул, пригнулся и побежал к дому, на крыше которого засели пулемётчики.

— Вот это по-нашему, — улыбнулся донец.

— Слушай мою команду! Приготовиться к атаке! В штыковую по возможности не входить, отгонять врага огнём! Патронов не беречь! Они побегут от нас!

"Интересно, слышат ли там мои команды?" — Аксёнов всмотрелся в противоположную сторону. Запасники и рабочие подались назад, поближе к домам. Похоже, всё-таки услышали. Двое солдат принесли пулемётные ленты. А заодно и ещё несколько тащили пулемёты.

— Чагой на крыше-то делать им? Нехай постреляют! — ухмыльнулся в усы один из солдат пулемётного расчёта.

— Ин правильно, — одобрил донец, перезаряжая винтовку.

— Командир просил передать, что мы с вами, — прибежал какой-то из нижних чинов от соседей по баррикаде. — Вся улица в наступление пойдёт. Надоело под пулями сидеть.

— Замечательно. Значит, по моей команде пулемётчики открывают огонь, это заставит противника попрятаться в норы. А после мы поднимаемся в атаку. Начинаем, — кивнул Аксёнов, "сосед" понёсся назад, к своей части.

"Виккерсы-максимы" расположили на расстоянии ста шагов друг от друга. Приготовились к стрельбе.

— Ну, с Богом! — махнул подпоручик. Через несколько секунд воздух вспороли пулемётные трели.

Запасники и рабочие ещё сильнее напряглись, словно захотели вжаться в саму землю, провалиться под неё. Многие начали отползать к переулкам и уходить назад по Малой Дворянской.

Аксёнов понял, что сейчас самая пора поднять солдат в атаку. Он поднялся над баррикадой и устремился вперёд. А за ним — и кирриловцы перемахивали через мешки с песком и прочий хлам, на ходу стреляя из винтовок и автоматов по восставшим...

Подпоручик позволил себе посмотреть по сторонам, отвлечься от врагов, что поджидали его впереди: насколько хватало глаз, повсюду кирилловцы пошли в наступление.

Василию даже не довелось пострелять сейчас из револьвера. Запасники, завидев наступающих, или бросились прочь, или побросали оружие на землю. Некоторые рабочие да студенты ещё пытались отбиваться, но тщетно. Многие тоже устремились прочь или сложили оружие, подняв руки вверх.

— Пятнадцати солдатам остаться здесь, сторожить этих! Остальные — за мной! Вперёд! — Аксёнов вспомнил атаки на германца. Здесь, в Петрограде, уже начинался свой Луцкий прорыв...

По Малой Дворянской прорвались на Посадскую улицу: здесь тоже запасники в большинстве своём или разбегались, или сдавались кирилловцам. Почти без выстрелов заняли и Посадскую улицу. Здесь задержались ненадолго, Аксёнов и остальные офицеры дали солдатам немного передохнуть и собраться в ударные кулаки.

Внезапно донец заметил какое-то движение на выходе из Конного переулка, тот как раз упирался почти что в спину наступающим кирилловцам.

— А кто эт там балует?

Аксёнов напрягся: подумал, что восставшие обошли их с фланга и сейчас могут ударить. А если ещё и спереди кто-то надавит...

Но из Конного переулка показались вооружённые городовые и жандармы, приветствовавшие кирилловцев криками и смехом. Похоже, и вправду все отряды от Петропавловки до Финляндского переулка пошли в наступление.

А с Малой Дворянской послышался рокот моторов: на грузовиках прибыло подкрепление. Чуть отставала от них конная сотня с...пушкой! Точно! Артиллерия прибыла!

— Вперёд! Наступаем! — радостно воскликнул подпоручик, позабыв об усталости. Словно крылья выросли у него на спине!

Солдаты и городовые обогнули с ним Большую Посадскую, на которой шла вялая перестрелка: обменивались не только пулями, но ещё и матом. Один лишь вид наступавших кирилловцев заставил рабочих и запасников бросить оружие. Похоже, противник просто выдохся при наступлении на баррикады, на что и надеялись Сизов с Кутеповым.

Аксёнов думал, что если бы и на германском фронте так же легко можно было бы опрокидывать противника...

На Монетной улице почти никого и не встретили. Обошли Императора Александра лицей и по Большой Монетной вышли на казармы Лейб-гвардии Гренадерского полка.

Вот здесь пришлось охладить пыл: запасники заняли казармы и приготовились дать отпор. Похоже, Совет обещал, что пришлёт помощь и вот-вот отобьют напор кирилловцев.

"Подкрепление" и вправду подошло: "соседи" Аксёнова гнали прямо на него отступающих восставших, около сотни или двух. Те, едва выйдя к казармам и наткнувшись на совершенно неожиданный здесь огонь, сперва остановились, а затем стали бросать оружие и поднимать руки.

— Господа, может, предложим этим сдаться? — предложил штабс-капитан, кажется, из "румынцев".

Все офицеры собрались на импровизированный совет на виду у здания казарм, запыхавшиеся, мокрые, хмурые. Радости, конечно, было маловато от измотавшего противника боя за баррикады и блестящего прорыва к одному из вражеских центров: всё-таки били не германца, не турка, не мадьяра, не австрийца — своих били...

— Предложить можно. Но кто там сейчас? Убивавшие своих командиров звери? Поднявшие руку на власть? Не подчинившиеся приказам? Там революционеры и бунтовщики. Такие если и сдаются, то норовят метнуть бомбу при этом. Нет, господа, я, конечно, согласен, что надо дать им возможность сложить оружие, — вздохнул Аксёнов. — Однако вот-вот должны подойти артиллерия и пулемётчики. Я предлагаю, если они откажутся сдаться, открыть огонь по этим казармам.

— То есть Вы... — это уже шатен-поручик, тоже "румынец". Он командовал кирилловцами, которые гнали к казармам, на солдат Аксёнова, восставших.

— То есть я предлагаю расстрелять ко всем чертям это здание. Из пушек и пулемётов. Никакой пощады убийцам и бунтовщикам. Великий князь Кирилл правильно говорил об этом. Мне уже рассказывали о том, что творилось в Кронштадте и Гельсингфорсе. Я думаю, что со своими офицерами запасники поступили едва ли лучше. Особенно на второй день боёв против правительства.

— Что ж, господа, сперва предложим гренадерам сдаться. А потом — по обстановке, — заключил седовласый штабс-капитан.

Предложили. В ответ — лишь выстрелы да пару особо заковыристых ругательств. Похоже, в казармах собрались самые бедовые.

Прибыла артиллерия...

— Господа, мне жаль, что приходится стрелять по своим же, но иного выхода я просто не вижу, — Аксёнов вздохнул.

Заряжали целую вечность. Вот снаряд в казённой части, секунда...

Огромный цветок из кирпича, дерева и щебня расцвёл на воротах казармы. В оседавших клубах пыли можно было разглядеть тела, валявшиеся на полу казармы.

— Ещё залп! Пять метрами правее! — что-то нашло на Аксёнова.

— Это уже чересчур! — одёрнул штабс-капитан. — Снова предложим сложить оружие, не хочется бросать солдат на штурм, под пули. Они же там совсем озверели!

На этот раз в ответ на предложение сдаться выстрелов не последовало. Просто начали выходить люди, бросавшие оружие. Многие — грязные, в крови, это были те, кого задело выстрелом из пушки.

А потом было посадка на грузовики и снова — бой. Брали казарм Лейб-гвардии Московского полка и несколько заводов, вокруг которых собирались вооружённые рабочие. Совет, а точнее, созданный при нём штаб восстания, не смог вовремя собрать силы для обороны Гренадерского моста — и на Выборгскую сторону начали наступать с двух сторон. А чуть позже — даже с трёх. Кутепов бросил пулемётные, инженерные бригады и юнкеров через Охтенский мост, обошедший восставшие заводы с юга и юго-востока.

А в южных кварталах города кексгольмцы и латыши вышли навстречу конному корпусу графа Келлера, чьи передовые части уже подступили к пригородам ближе к ночи. Восстание, едва не ставшее революцией, удалось подавить, утопив в крови. Закалённые в боях на фронтах Великой войны солдаты легко справлялись с запасниками, не участвовавшими в настоящих сражениях, и давили численностью рабочих, революционное воодушевление которых не могло тягаться с винтовками и пулемётами.

А пока кирилловцы восстанавливали порядок в городе, Сизов воевал за программу реформ...

Глава 17.

Пока шла борьба на баррикадах, в Думе разразилась настоящая буря. Кирилл всеми способами пытался её оттянуть, даже пошёл на такой "детский" шаг, как раздать депутатам количество текстов с его проектами в десять раз меньшее, чем число думцев. Помогло, но не очень.

Зал гудел, особенно правые депутаты-октябристы и кадеты. Левые в основном помалкивали, ожидая, что же будет. Националисты безмолвно взирали безучастно на разворачивавшееся действо.

Кирилл вернулся на заседание, когда буря уже вовсю гремела. Депутаты только тут поняли, насколько сильно их обманули, заручившись поддержкой совершенно...неподходящих думцам документов. Выразителем мнения несогласных стал Гучков. Сняв пенсне, он поднялся с кресла и занял место у кафедры. Сизов же в это время сидел в первом ряду, между Коноваловым и Мануйловым.

— Это вздор, господа, сущий вздор! — Александр Иванович махал листками с основными положениями реформ Кирилла. — Как можно отдать в руки рычаги давления на работодателей? Где это видано, чтобы всякий, кто проработал более трёх месяцев на заводе, получил акции этого завода? Где видано, чтобы государство в прямом смысле заставило поголовно всех предпринимателей создать из их предприятий акционерные общества? Где видано, чтобы рабочие получили в общей сложности до сорока девяти процентов акций? Я жалею, что проголосовал за эти реформы, ослеплённый паническим настроением! Я требую, чтобы результаты голосования были аннулированы, и мы вновь проголосовали по данному вопросу! Пусть я и не являюсь членом Государственной Думы, но на правах министра я буду требовать этого! Но более всего меня поразил своё глупостью проект страхования рабочих от увольнения! Разве не вправе хозяин уволить своих рабочих по важным для него причинам? Разве должен он что-то платить, кроме выходного пособия, если пожелает? Разве где-то ещё, в какой-то стране мира хозяин будет оплачивать восемь десятых этой страховой выплаты, а две десятых будет выплачивать государство? И это за увольнение, причиной которому может быть любой случай, любое недовольство хозяина рабочим, кроме его непрофессионализма! Это же превратит миллионеров в банкротов, это же даст профсоюзам власть, рычаги давления на предпринимателей!

"Зато вот против отмены сухого закона Гучков даже не заикнулся" — с горькой усмешкой подумал Сизов.

— А вы взгляните, господа, на проект земельной реформы! Все государственные, помещичьи, церковные, монастырские земли переходят в руки земельных комитетов, чтобы затем они распределили наделы между крестьянами! Да, пусть в комитетах пополам представителей от правительства и общин, но всё же, отдавать эти земли без немедленной компенсации бывшим владельцам? А вам известно, господа, что большинство земель заложено в банках, что их владельцы должны государству огромные суммы? И всё это — пустить на ветер, господа?