Трава зелёная

* * *

Воевода Боровского уезда, секунд-майор Николай Яковлевич Бахметьев, встретил гостей лёжа на лавке вниз животом. На спине же у него, в нижней её части, покрытой плотной льняной тканью, лежали два нагретых в печи кирпича.

— Никак поясницу застудили, ваше высокоблагородие? — поинтересовался Семён Алексеевич Челищев, когда слуга воеводы провёл его и Белкина в дом.

— Без чинов, Семён Алексеевич, без чинов, — прокряхтел Бахметьев, повернув голову в сторону гостей.

— Как будет угодно, Николай Яковлевич, — легко согласился прапорщик.

— Что, решили навестить больного старика?

— Да какой же вы старик?! — возмущённо начал Белкин. — Вам всего сорок три года. А как говорит господин учитель: 'В тридцать лет люди только жить начинают'.

— Ага, — хмыкнул воевода, — значит, я сейчас навроде младенца. А кирпичи на пояснице, чтобы из колыбели не смог убежать под тяжестью груза.

Белкин и Челищев сдержано посмеялись немудрённой шутке. Затем воевода велел им садиться на соседнюю лавку, заодно крикнул кухарке, чтобы накрывала на стол. Гостей разговорами не кормят. Пока кухарка хлопотала по поводу угощений, слуга воеводы, отставной солдат Ефим, снял у него со спины кирпичи, помог Николаю Яковлевичу подняться с лавки и облачиться в тёплую, домашнюю одежду.

— Ну, как, барин, получше? — Ефим выжидательно уставился на воеводу.

— Вроде, получше, — ответил Бахметьев, прислушиваясь к собственным ощущениям.

— Но вы всё равно, пока не наклоняйтесь и резких движений не делайте.

— Хорошо, Ефим, постараюсь, — благодушно кивнул воевода и сел за стол на хозяйское место.

Пока гости не отведали выставленного угощения, и не осушили по паре стаканов хлебного вина, серьёзных разговоров не велось. Темы в основном касались погоды и здоровья. И лишь когда хозяин дома заметил сытость в глазах гостей, он спросил о новостях. Новости Николаю Яковлевичу не понравились. Если в столице узнают, что на подведомственной ему территории произошёл бунт с нападением на иностранного подданного, к тому же французского дворянина, который имеет высокие связи при дворе... А тут ещё Челищев подлил масла в огонь — принялся защищать бунтовщиков. Мол, не со злого умысла, а по навету. Тем более мужики все в цехах состоят. Разбойников среди них нет, сплошь мастеровые да купцы. Если уж кто и виноват, так это отец Димитрий. Но его тоже трогать нежелательно, вдруг прихожане взбунтуются? Воевода от этих слов растерялся. Мысленно он был на стороне француза. Тем более они вместе с Фишером затеяли совместное дело. Изделия, которые тот продемонстрировал, Бахметьеву очень понравились: дорожная плитка; цветная облицовочная плитка, отполированная до зеркального блеска; квадратные и прямоугольные каменные блоки, каменные вазы, фигурные балясины... Воевода показал эти изделия парочке купцов и те с удовольствием согласились брать их на продажу. Правда, это были только демонстрационные экземпляры. Чтобы наладить производство, сначала нужно вложиться. В принципе, воевода был не против, скорее наоборот. Попрут его с поста в отставку, чем тогда заниматься? Гонять в имении крестьян? Скучно. А тут интересное, прибыльное дело. Тем более у него трое детей, две дочери и сын. Дочерей надо обеспечить хорошим приданым. Сын сейчас учится в шляхетском кадетском корпусе. Он тоже нуждается в материальной поддержке...

— Нет, Семён Алексеевич, ты не прав, — стал возражать Белкин. — Если мужикам всё спустить с рук, в следующий раз они попрут на нас с тобой...

— Кто говорит, чтоб спустить? — перебил Челищев. — Наказать, конечно, надо. Но лишь так, для острастки. Вон в прошлый раз окрестные крестьяне из староверов стали бунтовать, так им всыпали розги, назначили штрафов по пятнадцать рублей и всё.

— Розги, пятнадцать рублей... — передразнил Белкин. — В прошлый раз они ни на кого не нападали. Просто выгнали попов, которые принуждали их ходить в церковь и всё. А сейчас! Избили палками дворянина, отобрали у него шапку и дорогое украшение, подаренное самим королём Франции! А наша государыня-матушка сейчас дружна с французским двором. Ты понимаешь, что может случиться, если Леонид Иванович нажалуется? Нас тут всех по головке не погладят. Да ещё комиссию для разбирательства могут прислать.

— Пусть присылают. Мне скрывать нечего. А вот народных возмущений я опасаюсь. Ты сам, Иван Данилович, слышал, что заявил твой учитель... Требует с каждого бунтовщика по одной тысяче рублей, чтобы компенсировали ему убытки.

— Он в своём праве, — возразил Белкин. — Ты поставь себя на его место... Представь, государыня-матушка наградила тебя орденом, а какие-то вахлаки отобрали награду...

— Всё равно, четырнадцать тысяч рублей — это слишком большая сумма.

Воевода тоже понимал, что сумма большая. Быстро её не соберёшь. И если у купцов ещё есть припрятанные деньги, то ремесленники похвастать богатствами не могли. Тут и цеховая принадлежность не поможет. Больше ста рублей на каждого — не наскребут. А если действительно, как говорит Челищев, народ возмутится? Но ведь и француз может пожаловаться. Тогда комиссия из столицы точно прибудет. И хоть воевода особых грешков за собой не числил, но совсем ангелом тоже не был. Тем более хватало недоброжелателей... И как тут быть?

— Эх, жаль, что Леонид Иванович сегодня не пришёл вместе с вами, — вздохнул Бахметьев. — Вроде он человек незлобивый, могли бы обсудить ситуацию к обоюдной выгоде...

— Он отправился к аптекарю за лечебной мазью, — подсказал Белкин. — Хромает сильно. Вот же напасть, хотел помочь больному ребёнку, в результате сам пострадал...

— Ох уж эти богомольцы! — покачал головой Николай Яковлевич на сентенцию Белкина. С церковниками Боровска отношения у него складывались не очень. Те постоянно устраивали конфликты со старообрядцами, а разбирать скандалы приходилось ему. Кроме этого, служители церкви не гнушались переманивать к себе крепостных. Помещики же, да и сам Бахметьев, такому делу активно препятствовали. Все были заинтересованы в большем количестве крепостных на своих землях. А то страшно было подумать, до чего доходила ситуация: дворяне, подобно простым мужикам, самолично вставали за плуг. — Иван Данилович, вы уж поговорите с Леонидом Ивановичем, постарайтесь разъяснить ему обстоятельства... А завтра, если ему станет лучше, пусть приходит ко мне. Обсудим сложившуюся проблему.

— Хорошо, Николай Яковлевич, — кивнул Белкин.

После этих слов гости заспешили по домам. К тому же начало вечереть. Да и погода не радовала. Зашедший домой с улицы слуга доложил, что с неба повалил густой снег.

* * *

Как-то на празднование Нового Года мы с ребятами в шутку выкрикивали свои желания. Кто-то хотел миллион и королеву; кто-то яхту и в любовницы Матерь Драконов Дейенерис Таргариен из 'Игры престолов'; кто-то тачку из последнего 'Форсажа', а к тачке Полину Гагарину... Короче, простые, понятные человеческие желания. В тот день погода на улице была просто отвратительная: обильный снег и пронзительный ветер, из-за которого прогулка по улице превращалась в пытку. Причём погода испортилась как раз к вечеру. А до этого вполне себе ничего. Лёгкий морозец в купе с вялым ветерком. Как говорится: 'Гуляй — не хочу!' Только нам некогда было гулять. Мы бегали по магазинам и затаривались к празднику. И вот, когда всё куплено, руки отягощены увесистыми пакетами, и тащить их нужно не более трёхсот метров, природная стихия показала себя во всей неприглядной красе. Если честно, даже хотелось бросить пакеты и скорее добежать до подъезда. В тот вечер я тоже произнёс своё желание: 'Хочу, чтобы круглый год на улице было + 25 градусов по Цельсию!' Сейчас как раз тот случай вспомнился. М-да... Вовремя мы озаботились навесом. Снегопад такой, что белого света не видно. Теперь вокруг будущего дома нужно сугробы повыше поднять, чтобы снег вовнутрь не заметало. Ага, пещера будет. В общем, озаботил я Иванов созданием 'крепостного вала'. Благо мы с Прохором наделали лопат аж с запасом. Целых десять штук, хоть на продажу неси. Сначала распустили одно бревно на доски, потом эти доски распилили на бруски, затем бруски обточили на столярном станке до состояния гладких черенков, и в конце прикрепили к черенкам тонкие дощечки, обитые на концах жестью. Жесть получали при помощи вальцов, которые сделали по моему заказу. Когда приобрету свой дом, заберу их себе, как и двуручную пилу. Всё, что куплено на мои деньги, оставлять Белкину не собираюсь.

Когда делали лопаты, я всё сокрушался, что нет фанеры. Проще было бы. А затем подумал: 'Что мне мешает самому наладить её производство?' Сделаю станочек на манер точилки для карандашей, и буду нарезать им шпон. А пресс для склеивания шпона изготовлю из цемента. Конечно, лучше из чугунных плит, но выйдет слишком дорого. Размер-то нужен не менее квадратного метра. Иначе даже мараться не стоит.

— Ну что, сурки, решили примеры? — спросил я у детей, войдя в дом.

— Почему 'сурки'? — спросил Василий Иванович.

— Потому, что вижу перед собой не прилежных учеников, а сонное царство.

— Нас Марфа покормила... А потом мы не знали, чем заняться?

— Не знали? — удивился я, и поглядел на доску.

Все десять примеров обзавелись ответами, причём верными. Теперь понятно: задание выполнили, сытно покушали, а тут ещё жарко натопленная печь... Вот и разморило детишек. Блин, надо придумать какую-нибудь игру, чтобы в моё отсутствие они не страдали бездельем. Эх, жаль, что компьютеров нет... Хотя, дружок мой, Данька, старался держать своих близняшек от них подальше. Прямо, как моя бабушка... Зато покупал им различные развивающие игры. Помнится, в одну я сам с ними играл. Называется 'Гуси-лебеди'. Состоит она из игрового поля, на котором расписан сказочный сюжет, фишек и игральных кубиков. Правила просты: ставишь на начало фишку, кидаешь кубики, складываешь выпавшие числа и ходишь, то есть передвигаешь фишку согласно выпавшим очкам. Вся интрига заключается в том, куда тебя приведёт твой ход? По сюжету сестра и её братик отправляются в лес за ягодами. Там и начинаются приключения. Самое первое: братика воруют гуси-лебеди и улетают с ним к бабе-Яге. Ну, и так далее... По-моему, игра прикольная. Тут и сюжет интересный, и ребёнок учится счёту. Решено, буду по вечерам посвящать немного времени, чтобы изготовить аналог той игры. Подарю её детишкам на Рождество. Надеюсь, понравится.

— Кто написал на доске ответы? — обвожу малышню пиратским взглядом.

— Я! — похвалился Степан Иванович.

— Молодец! — от этих слов старший отпрыск семьи Белкиных аж расцвёл. Пришлось немного парня обломать, войдя в роль придирчивого учителя. — Вот только цифры нужно писать аккуратней, а не как курица лапой.

— Хи-хи-хи! — раздались смешки над столом.

— И нечего смеяться! — снова превращаюсь в жуткого пирата. — Будто все остальные пишут лучше. А сейчас мы будем повторять немецкие слова, которые учили сегодня утром...

Только-только позанимался с ребятишками немецким языком, как пришёл Иван Данилович. Из своей комнаты тут же вышла Мария Васильевна. Холопьих детей сразу отправили в пристрой к Емельяну. Нечего им тут под ногами путаться. Пока Белкин раздевался и умывался, Марфа быстро накрыла на стол. Пацаны с нами. Пусть они кушали не так давно, но посидеть за столом вместе с папой очень уж хочется... Я напоминаю им об культурных манерах, отчего лица Степана и Василия моментально скучнеют. Дальнейший разговор тоже не принёс пацанятам радости. Как бы ни хотелось мне и Ивану Даниловичу обсудить сегодняшние события, но при Марфе и детях мы стараемся говорить на отвлечённые темы. Ненароком беседа касается чая и кофе. В Боровск привозят и то, и другое. Однако товар слишком дорогой. Правда, я изредка балую себя этими напитками, но не дома у Белкиных. Иначе делиться придётся. Или превращусь в глазах окружающих меня людей в мелочного сквалыгу, недостойного звания дворянина. Поэтому чай и кофе пью у купчихи Дарьи Михайловны Рябушкиной. Мне их готовит мой слуга, у которого они хранятся. Кстати, узнал любопытный факт от Гаврилы-Густафа: в Европе мужчины запрещают женщинам заниматься вязанием. Почему? Потому, что конкурентки! Блин, никогда бы не подумал. Зато мой слуга пообещал, что будет не только шить одежду и обувь, но и вязать для меня. А научится у Дарьи Михайловны. Что ж, тем лучше! На Белкину я как-то не очень рассчитываю. Она хоть и обещала, но пока все обновки вижу лишь на ней и на её детях.

— Иван Данилович, — обращаюсь к хозяину дома, — вот вы говорите чай, кофе... А как же цикорий? Его ведь повсеместно можно выращивать.

— Цикорий? — удивляются Белкины на пару. — А что это такое?

'Блин, неужели не знают? — тоже удивляюсь, но про себя'. У меня бабушка очень любила цикорий и пила вместо кофе. Хотя по сути — это сорняк, который растёт повсюду. Напиток, наподобие кофейного, делают из корней цикория. Листочки тоже можно заваривать. Полезны, как и корень. А тут у дворян столько земли... Сажай — не хочу. Вполне достойная замена кофе. К тому же — медонос...

Пытаюсь объяснить Белкиным, что я имел в виду. Нет, не знают они такого растения, как и напитков из него. Мля, хоть самому помещиком становись. Картошку не выращивают, подсолнечник не выращивают, про цикорий не знают. А ведь на этом всём можно заработать неплохие деньги...

Ужин закончился, Мария Васильевна ушла с детьми в комнату, Марфа отправилась кормить остальную дворню в пристрой к Емельяну, Белкин приступил к обсуждению наших общих дел.

— Понимаете, Леонид Иванович, — начал он, — на вас сегодня напали посадские люди.

— И чего? — не понял я.

— Начнём с того, что все они находятся в списках воеводской канцелярии. Каждый из них платит подати. Подати мы отправляем в казну. Кроме этого, время от времени из столицы приезжают ревизоры и проверяют, в полной ли мере собираются подати? Вдруг в городе проживает людей больше, а поступлений меньше. И ещё... Горожане без сопроводительной бумаги уехать из города не имеют права. Если же найдётся такой 'умник', то его объявляют в розыск и в случае поимки возвращают обратно.

'Ни хрена себе — расклад! — удивился я. — Это что же, горожане ничем не лучше крепостных? Надоело тебе в Боровске, захотел перебраться в Москву, но без документа не отпустят. А документ, наверное, денег стоит. Да ещё нужно хорошее обоснование, чтобы получить его'.

— И вот что, получается... — продолжил Белкин. — Вы, Леонид Иванович, запросили слишком большую сумму со слободских мужиков. Конечно — это ваше право. Но чем люди станут платить подати?

— Ах, вот в чём дело! — понятливо киваю головой, всё дело в деньгах. Городская власть боится, что ослабнут поступления в казну. А тут ещё проверка может нагрянуть. Станут разбираться, узнают о происшествии со мной, доложат наверх...

— Именно. Поэтому воевода попросил меня поговорить с вами. Может, решим противоречия другим путём?

— Другим — это каким?

— Сумма слишком большая, — вздохнул Белкин и отвёл в сторону глаза. — Может, есть возможность её уменьшить?

— Хм... Уменьшить... — я надолго задумываюсь. Иван Данилович молчит, терпеливо ожидая моего ответа. — А давайте сделаем так... Пусть мне сначала предоставят возможность переговорить с каждым бунтовщиком с глазу на глаз.