Пока ждали монашка Ки, во двор собрались все поисковые группы. Весть об обнаруженной пещере всех расстроила ещё больше. Когда юный монах появился на ступенях храма, братья дружно склонили перед ним головы, даже учитель. Только его поклон был не такой глубокий, как у остальных монахов.

— Скажи нам, благословенный Ки, что ты думаешь об этом? — Фенгдж кивнул на брата Ши, который тут же продемонстрировал лоскуты, найденные в лесу.

— Боль и обман, — тихо ответил Сянзян.

— Ты так сказал, когда первый раз увидел эту девушку... Теперь ничего не изменилось?

— Нет, Учитель. Боль, обман... — юноша на секунду задумался, поднял глаза вверх, и тихо добавил: — смерть...

— Чья смерть?

— Не знаю, — упавшим голосом ответил побледневший Сянзян.

Фенгдж понял, что больше ни о чём расспрашивать благословенного Ки нельзя, иначе он рухнет без сил, и когда придёт в себя, только высшим силам известно.

— Иди, Сянзян. Спасибо...

Сообщать юноше о смерти его приемницы настоятель не решился. Это стало бы ударом для Сянзяна, а он и так последние дни ходил сам не свой, и причину своего тревожного состояния не говорил.

Только благословенный Ки скрылся в храме, как на ступеньки выбежал другой монах с таким напуганным лицом, что у многих присутствующих невольно вырвался недоумённый вздох.

— Учитель! — завопил несдержанный брат. — Пропали! Артефакты пропали!!

— Что?! Какие? — Это известие стало последней каплей неприятностей и несчастий, которая вывела настоятеля монастыря Ксуекин из себя. Он вскочил со скамьи и бросился в храм. Остальные ринулись за ним. — Эсделик... — упавшим голосом произнёс Фенгдж.

— И белая пирамида, — добавил кто-то из братьев.

— Это сделала девчонка! — тут же нашлись обвинители.

— Или те, кто похитил её! — как и адвокаты.

— Надо найти, — строго произнёс настоятель, взявший себя в руки, — и девушку, и артефакты! Либо, только артефакты.

Питта от злости кусала губы, но ничего не могла поделать. Ситуация вышла из-под её контроля, как только она отправила сына и молодую компаньонку одних в лес.

Нет, они всё выполнили безукоризненно. Шерх так вымотал девушку, что ей абсолютно не пришлось притворяться у ворот монастыря. Кьяре действительно нужна была помощь. И не важно, что тот, кто мог её оказать, сам же и усугублял состояние несчастной 'жертвы насилия'. Синяки, ссадины и мозоли у неё были натуральные. Кроме того, монахи прониклись жалостью и сочувствием к милой, несчастной девушке, которая с восторгом взирала на их сокровища и, наивно хлопая глазками, тыкала пальчиком во всё подряд, задавая один вопрос: ' А это что?' Так, особо не напрягаясь, молодая авантюристка вызнала практически все тайны монастыря.

— Мужчины... они и в монастырях — мужчины, — зло ругалась Питта, меряя шагами небольшой двор одинокого дома, на который они наткнулись совершенно случайно. Было видно, что хозяева покинули своё жильё совсем недавно, следовательно, могли вернуться в любой момент и застать в своих владениях непрошеных гостей. — Покажи только смазливое личико! И этот туда же!.. — кулачки мадам сжались с хрустом. Если бы она могла, как в детстве, взять своего оболтуса за шиворот, встряхнуть как следует, а то и пинка дать! Да разве теперь с ним справишься! Вымахал на полголовы выше родительницы. Махнёт рукой нечаянно, не очухаешься. И угораздило же его?! Да ещё в кого?! В пигалицу эту! — Чем же она заболела?

Вместо того, чтобы удирать на всех парах подальше от обчищенного монастыря, они вынуждены отсиживаться в какой-то глухомани, потому что младшая компаньонка не может идти. Что с ней случилось, не понимал ни кто. Даже мадам. Хотя она всегда изучала возможные риски для здоровья перед поездкой в незнакомую страну: чем можно отравиться по незнанию; кто может укусить; какую местную болезнь подцепить? Симптомы, сразившие Кьяру, не подходили ни к одной болезни. Высокая температура, кровь из носа и даже ушей, отнимающиеся ноги, галлюцинации. Как в таком состоянии она всё-таки смогла выкрасть из монастыря артефакты и добраться до места условленной встречи с Шерхом, понять было невозможно. Но девушка выполнила свою часть работы и сыночек наотрез отказался оставлять её тут, хоть мать и обещала не пожалеть денег на знахарей и сиделок.

— Шерх, ты понимаешь, что ставишь под угрозу выполнение задания?

— Понимаю. Но я не могу бросить её тут одну! Она поправится, и мы отправимся дальше, а до тех пор будем находиться здесь!

— С каких это пор тебя стали волновать случайные знакомые? — Питта очень хотела наговорить своему отпрыску гадостей, но сдерживала себя из последних сил, так как этот гадёныш спрятал добычу от матери и не соглашался ни за какие посулы их отдавать. А то она давно бы оставила его тут. Пусть нянчится с хворой девицей хоть до репкиных поминок!

— А она перестала быть для меня случайной! — Нервная улыбка на лице сына очень не понравилась Питте. Она прекрасна была знакома с подобной одержимостью у мужчин, когда на их пути не рекомендуется вставать даже самым близким людям. Родственные, и даже кровные связи тут не имеют никакого значения, если только вы не поддакиваете и не соглашаетесь со всеми словами одержимого.

— Хорошо, — мягко проговорила мать, — она тебе небезразлична...

— Мама, — Шерх опустился на бревно, служившее прежним хозяевам лавкой, и печально уставился на Питту, — ты не хочешь смириться с тем, что любимую женщину я выбрал без твоего согласия.

— Да, она мне не очень нравится, хотя в уме и предприимчивости ей не откажешь! И ты не должен огорчать свою мать из-за какой-то пигалицы! Сколько их таких и даже лучше у тебя было? Десять? Двадцать? Почему именно Кьяра? Что в ней особенного?

— А почему ты выбрала моего отца? — Своим вопросом сын словно ударил мать под дых. Эта тема была для мадам до сих пор болезненна.

— Я была молодой и глупой! Не забывай, я родила тебя в неполные четырнадцать лет! Некоторые девочки в этом возрасте ещё в куклы играют, а я была вынуждена играться с тобой!

— Извини, но моей вины в этом нет! — Шерх уже был не рад, что задал вопрос, не подумав о последствиях. — Кто тебя заставлял так рано начинать общаться с мужчинами? Бабушка?

— Бабушка и сама... — недовольно скривилась Питта. — Нечего так ехидно улыбаться! Да, в нашем роду подростки рано начинают сексуальную жизнь! Мы рано взрослеем!

— И именно поэтому ты подослала Агнию, когда мне едва исполнилось двенадцать?

— Откуда ты знаешь, — опешила мадам, — что это я её к тебе послала?

— Оттуда... — Шерх отвернулся от матери. Как-то так получилось, что подробности своего первого сексуального опыта он с Питтой никогда не обсуждал. Это всегда было для него табу. Скорее всего, потому что разговоры обычно носили довольно скабрёзный характер, или, как минимум, насмешливый. А над Агнией ему шутить не хотелось. К этой девушке Шерх испытывал нежное, даже трепетное чувство, как к первой учительнице. — Она мне сама призналась. Я же напугался...

— Что? — не поняла последних слов сына заботливая мать.

— То! Пытаюсь заснуть, а тут в комнату пробирается служанка, скидывает с себя халат и голышом залазит ко мне под одеяло! Я же с кровати упал и чуть под неё не уполз от страха! Тебе смешно, а мне не до смеха было...

— Что, юношам первый раз тоже страшно? — игриво осведомилась Питта.

— Весело, — огрызнулся Шерх. — Спасибо Агнии, объяснила, что это ты обо мне так позаботилась.

— Я что-то сделала не так?

— Тогда ты всё сделала так... но сейчас, прошу, не вмешивайся!

— Шерх!

— Мама, я не тронусь отсюда, пока Кьяра не сможет нормально перенести дорогу! Всё! Ты можешь уходить, я тебя не держу... и не осуждаю.

— И не отдам артефакты... — со злой укоризной добавила Питта.

— И не отдам артефакты, — в тон ей ответил Шерх.

— Не доверяешь!

— Страхуюсь...

— Кого я воспитала?! Не доверять родной матери! Променять родительницу на чужую, совершенно незнакомую девчонку! Ужас! Кошмар!

— В тебе умерла актриса, — насмешливо буркнул Шерх, наблюдая за разыгрываемой мизансценой.

— Правда? — Питта изобразила смущение. Она и так и эдэк подбирала ключики к вдруг изменившемуся сыну, но всё никак не могла нащупать ту струну, на которой смогла бы играть в сложившейся ситуации. — Мне раньше говорили, что я смогла бы играть в театре. Была бы сейчас столичной примой.

— Можно подумать ты об этом жалеешь... Ладно, закончим этот пустой разговор.

Шерх отправился в дом, а мадам Тиссар с сожалением подумала, что хорошо научила сына тонкостям общения с женщинами. Слишком хорошо, что даже сама не может пробить его позиций. А такое с ней никогда не случалось в жизни. Потерпеть фиаско с собственным учеником... этим надо гордиться или наоборот?

— Как я такое допустила?

— Кьяра!!!

Крик Шерха заставил её вздрогнуть. Питта поняла, что там что-то случилось. Судя по отчаянью, которое прозвучало в голосе сына, произошло непоправимое... для сына. Но для неё это было долгожданным облегчением. Она поспешила в дом, убедиться в своих догадках.

Шерх стоял на коленях перед кроватью, на которой лежала Кьяра. Невероятно красивая, со счастливой улыбкой на лице... и стеклянными безжизненными глазами. Живой осталась лишь прядка волос, которую колыхал ветерок, залетевший в открытую дверь.

— Шерх, — Питта тронула сына за плечо. — Мне жаль...

Он нервно дёрнулся, заставляя мать убрать руки.

— Уйди...

— Шерх.

— Уйди, прошу тебя... Уйди-и-и!!!

— Мальчик мой...

— Мне больно, мама! Уйди-и!!

— Это жизнь...

Он обернулся. Лучше бы Питта послушала его и ушла. Чёрные, пустые глаза сына, ужасали своей бесконечностью и смертельной тоской. Бледное лицо стало похоже на гипсовую маску. Губы посерели. Желваки ходили с такой скоростью, что мать не на шутку испугалась той ярости, которая клокотала сейчас в душе у Шерха.

Первая настоящая любовь. Такая скоротечная, яркая, опасная и трагичная. Она может сломать человека. Заставить его совершить необдуманный, даже непоправимый поступок. И хорошо, если в такой момент рядом находится человек, способный помочь, поддержать, не дать сорваться.

Питта надеялась, что сможет помочь сыну.

Надеялась...

Шерх замкнулся в себе, как моллюск, схлопнул раковину своего отчаяния, и не позволил матери даже приоткрыть створку. Он сам похоронил девушку, больше не проронив ни слова, и не подпустив мать к телу Кьяры. Также молча достал припрятанные артефакты, подхватил свой дорожный мешок и, не оглядываясь, направился на запад. Туда, где дожидался раритетов высокопоставленный заказчик. Мадам едва успела прихватить свои вещи. Просить сына подождать хоть минуту она не решилась. Ведь совсем недавно всю плешь ему проела, что надо уходить из этих мест, и как можно скорее. За такую просьбу Шерх мог её и пристукнуть тут, в таком он сейчас пребывал жутком состоянии.

К обеду следующего дня мать и сын подошли к последнему горному перевалу, за которым начинались земли Септерри.

— Остановись, надо поесть, — Питта постаралась придать голосу уверенности, а не блеять жалобно.

— Не хочу, — впервые за последние сутки открыл рот Шерх.

— Я хочу! — разозлилась мадам. Можно горевать о мёртвых, но не стоит забывать в это время о живых! В конце концов, что сделала хорошего ему эта девчонка? Переспала с ним пару раз? И из-за этого надо гнобить собственную мать, которая рожала его в муках, не спала ночами, душу вкладывала?!

— Ешь! — раздражённо ответил сын, остановился и демонстративно встал в позу: 'Я жду'.

— Шерх! — Питта остановилась напротив него, кипя от негодования.

Выражения лиц у них в этот момент были почти одинаковые. И тот и эта были крайне недовольны напарником. И каждый пытался донести это до другого при помощи поз, жестов и мимики. Слов они опасались, боясь сорваться на скандал. А так как темперамент у обоих был семейным, то скандал мог закончиться весьма печально.

Первой не выдержала Питта.

— Пойми... нам нельзя ссориться...

— Угу.

— Заказчик очень влиятельный... если не сам... — мадам потыкала указательным пальцем в небо. — И мы должны...

— И плевать на жертвы! — Шерх не дал матери договорить. — Кто-то очень богатый возжелал иметь в своей коллекции диковинную вещицу, а какой ценой, его не интересует! Он же платит! Так, мама? И то, что погиб человек...

'Два человека', — мысленно поправила его Питта, вслух же сказала совершенно другое:

— Такова наша профессия, Фарт! — она специально назвала сына прозвищем, пытаясь вернуть ему ясность ума. — Ты знаешь, что потери неизбежны.

— Поэтому я всегда работаю один! Если мне что-то не удаётся, то виноват в этом только я! Не надо сожалеть о чьих-то ошибках, мечтать их исправить!..

Вдруг Шерх резко замолчал, хотя секунду назад казалось, что свой обличающий монолог он будет произносить ещё долго. Лицо его разгладилось, в глазах появилось осмысленное выражение, а губы растянулись в торжествующей улыбке.

Питта застонала от досады.

— Нет, Шерх! Ты не сделаешь этого!

— Почему? Ты меня думаешь остановить? — Он нарочито медленно стянул с плеча дорожный мешок, достал из него завёрнутый в рубаху Кьяры артефакт, внимательно рассмотрел его со всех сторон, стараясь понять, как эта штука функционирует?

— Не работать, — незнакомый голос, прозвучавший как гром среди ясного неба, заставил обоих похитителей малодушно вздрогнуть. — Нет знаний, — молодой круглолицый монах выплыл из-за скального утёса. То, как он передвигался, поразило Шерха. Казалось, что парень парит в воздухе. — Надо вернуть...

Шерх, не отрываясь, смотрел, как медленно плывёт в их сторону удивительный монашек. А он считал, что Кьяра болезненно бредила, когда рассказывала ему о чудесном пареньке, живущем в монастыре.

— Благословенный Ки, — мужчина улыбнулся чуть грустно, — парящий как птица... — В следующее мгновение он, буквально краем глаза, заметил движение матери. Сомнения в её намерениях у сына не возникло. Он прекрасно знал, что последует за этим характерным разворотом руки. Почему Шерх сделал то, что сделал, он бы, наверное, и сам не смог объяснить, но внезапный порыв не дать Питте совершить ещё одно преступление, стоил ему жизни. — Не-ет!!!

Отравленные иглы впились в его тело, безжалостно обрывая, казалось, бесконечную цепочку удачных дел легендарного Фарта.

— Шерх!!! — Питта бросилась к нему, понимая, что не успеет поймать последний вздох сына. Споткнулась о камень, упала, больно ударившись коленями и ободрав руки в кровь. Сердце матери остановилось в груди, не желая больше биться. Всё было кончено. — Нет!!!

Мир вокруг неё закрутился, замельтешил. Послышались голоса, которые отдавали команды, сильные руки подняли и понесли куда-то. Питта подумала, что она тоже умерла рядом с сыном, и демоны мрака явились за её грешной душой.

Пришла в себя она уже в дорожной карете, которая неслась по столичному тракту, чуть подпрыгивая на ухабах. Рядом с Питтой сидел тот странный монах, из-за которого погиб Шерх. Она удивилась тому, что этот юноша не побоялся отправиться в дальнюю дорогу вместе с той, которая пыталась его убить. Напротив дремал офицер стражи, занявший всё сидение целиком. Потом Питта поняла, что сопровождающие её воины таким способом экономили время, по очереди отдыхая в карете. Не останавливались ни на ночлег, ни на еду. Лишь лошадей меняли, да её в кустики отпускали. Значит, ждал её заказчик с очень большим нетерпением, коли не поскупился на такую встречу.