Евсения. Лесными тропками (общий файл)

— Значит, Тишок и тебе о моих "способностях" поведал? — в ответ покачала я головой. — Честно говоря, не знаю. Хотя, вряд ли смогу, как Любонина Мокошь, например, прясть по ночам кудель. Я и днем то за это дело ни разу не садилась.

— Ну, значит, остается лишь одно, зато верное — "волшебный поцелуй".

— Да ты что?.. Тогда, очи сомкни... А то боюсь заглядеться и промахнуться, — шепотом выдохнула я, глядя в смеющиеся черные глаза...

После скорого завтрака, к которому проснулась уже и моя дорогая подруга, мы всей компанией отправились на местный развал. Один лишь Тишок решил хвостом своим в таком оживленном месте лишний раз не рисковать — ни собачьим, ни бесовским. А так и остался в саду, развалившись в травяной тени под цветущей черемухой, к которой, казалось, со всей округи слетелись удивленные на такое дело пчелы. Хотя, и в других местах этих упитанных тружениц тоже хватало. А что вы хотите? Город Медянск. Тетка Свида свернула от нас уже через проулок и, ткнув пухлым пальцем в нужном направлении, велела на обратном пути обязательно в ее лавку завернуть. Кстати, чем она там торгует, для меня до сих пор было тайной. Ну, не тайной, конечно. Просто я про то до сих пор спросить забывала.

— Не знаю, как сейчас, — на ходу зевнула в ладошку Любоня. — А в детстве, помню, конфеты у нее были вкусные. Шоколадные, с орехами и на сливках с ликером замешанные. М-м-м.

— Так она конфетами торгует? — запоздало уточнила я.

— И ими тоже... Слушайте, мужчины, а мы с Евсей успеем вдоль рядов пробежаться, пока вы своего человека найдете?

— Вы, главное, яблоки найдите. А то Евсении придется пешком до гор идти, — в ответ усмехнулся Хран. — Потому что мы скоро обернемся, а к обеду нам нужно будет уже из города выехать. Чтоб на закате оказаться в нужном месте. А встретимся мы с вами вот здесь, — и махнул пятерней на резные лавочки у высокой церкви, сверкающей на солнце своими золотыми фигурными крестами.

Вскоре мы разделились. А вот что там был за "свой человек", я спросить тоже не успела (забыла). Знала лишь, что он нам жизненно нужен, а вот зачем?..

— Пошли, — дернула меня за руку подруга, втягивая в шумные торговые ряды. Я же лишь послушно следом за ней припустила. Нет, я, конечно, бывала до этого на развале. Целых три раза. В Букоши. И там было целых три ряда. И народ вокруг них тоже был. Но, здесь... — Евся, рот закрой — пчела залетит.

— Ага. Только ты руку мою не отпускай. А то я его очень громко вновь открою.

Потому что здесь, в отличие от Букоши, был не развал, а целый "город в городе". Со множеством товаров под множеством указателей на них и просто ярких картинок. Цветные платки и вязаные шарфы с шапками сменяли расписные тарелки, на одной из которых я даже успела разглядеть те самые каменные мечи — наш недавний ориентир. А в следующем ряду уже бликовали на солнце подсвечники и зеркала в лепных рамах, в которых отражались, расставленные напротив туфли на высоченных каблуках, тапочки с пушистыми помпонами, лакированные ботинки и... моя удивленная физиономия. А потом мы с Любоней с разбега залетели в тесный закуток ароматов, которые меня, с чутким дриадским носом чуть не сшибли с ног. А возле лотка с пряностями я вообще принялась так азартно чихать, что Любоня стыдливо утянула меня подальше... к банкам, горшкам и бочонкам с янтарным медом. Хотя, там высились и бутыли с еще одной местной достопримечательностью (кроме каменных мечей, конечно) — знаменитой "Медовухой", дошедшей даже до нашей заповедной глуши. Правда, не дальше Любониного дома. Наконец, мы нашли и яблоки.

— Евся, ты пока покупай, а я вернусь обратно — за лентой атласной в волосы. Может, и тебе купить?.. Ты меня слышишь?

— Ага. Неа... А я вот думаю...

А потом я увидела ее, маленькую девочку с льняными косичками и серыми, как пасмурное небо глазами... Нет, сначала, я поняла, что Любони уже рядом со мной нет и я сейчас стою совершенно одна среди множества людей, текущих вдоль длинных рядов, как река, только сразу с двумя противоположными течениями. А уже потом поняла, что ребенок в этой "реке" — такой же как я оставленный кем-то "остров". Только этот маленький остров река обтекает с обеих сторон. Последнее же, что я заметила, было то, что забытая кроха... алант.

— Здравствуй, — уперлась она в меня где-то на уровне пояса бридж и подняла кверху свои глазищи:

— Привет... А ты кто?

— Меня Евсения зовут, — присела я перед девочкой. — А тебя?

— Александра, — произнесла малявка, старательно выговаривая букву "р". — Так ты кто? Ты же не маг?

— Неа.

— И не алант?

— Что ты.

— И не человек, — прищурился на меня ребенок и, перехватив что-то в ручонках, почесал свой нахмуренный от старания лоб. — Меня брат учит сразу определять по свечению, кто есть кто.

— Да не мучайся, — не выдержав, засмеялась я. — Я — полукровка. Давай лучше с тобой разберемся. Ты здесь потерялась, Александра? Ведь так?

— Угу, — тут же согласилась она, впрочем, без особого расстройства. — И брату моему за это опять от мамы влетит, — теперь понятно, почему не сильно расстроилась. — Он ей уже два раза обещал, что больше меня терять не будет и вот — опять. На том же месте.

— Понятно, — в ответ протянула я, в раздумье, опустив глаза. — А это у тебя что?

— Это? Это мне брат подарил. Грифон. Он на таком же летает, — сунула мне Александра под нос маленькую деревянную фигурку не то птицы, не то зверя.

— Ага... А можно мне его в руках подержать? А я тебе взамен вот что дам, — порывшись в болтающейся сбоку сумке, извлекла я свою деревянную свистульку, что привело ребенка в полный восторг, а мне позволило немедля приступить к делу. — Брата твоего как зовут? — сквозь громкий свист прокричала я.

— Его то? — прервавшись, отозвался ребенок. — Танасом.

Отклик на посыл, запущенный через игрушку неожиданно сильно отрикошетил мне в сжатую ладонь. И уже через несколько мгновений в людском потоке показался высокий запыхавшийся парень, как две капли воды, схожий с собственной маленькой сестрой. Лишь с двумя существенными различиями: был он, примерно, моим сверстником и еще...

— А вот и мой брат... Мама говорит, что такие как он, между глаз нос постоянно теряющие, в Прокурате лишь в курятнике должны служить — грифонам клювы пориловать... А это, Евсения. И она — полукровка.

— Полировать, Шурик, — смущенно расплылся рыцарь Прокурата, подхватывая сестру на руки. — Здравствуйте, Евсения. Это вы мне призыв запустили?

— Ага, — выпрямилась я в полный рост. — Здравствуйте, Танас.

— А вы ведь, не местная?

— Нет. Я здесь ненадолго и вообще-то... спешу, — проявила и я чудеса собственной памяти. Парень же в ответ понятливо усмехнулся:

— Ясно. И очень жаль. А я хотел предложить вас проводить.

— Чтобы и Евсения не потерялась? — догадливо уточнил с его рук ребенок.

— Чтобы... да... Ну что ж, Шурик, отдавай Евсении ее... ого! Кентавра. Забирай своего Гришу и пойдем домой на экзекуцию. Или может, договоримся на этот раз?

— Может, и договоримся, — по-деловому скривилась многоопытная Александра.

И после обмена игрушками они вместе с братом скоро влились в густой людской поток. Я же постояла немного, глядя им вслед, а потом, вдруг, словно подброшенная внезапно принятым решением, ринулась вдогонку:

— Танас, постойте!

— Да, Евсения? — едва заметно улыбнулся он.

— Вы ведь в Прокурате служите?

— Да-а.

— А что такое "хамровая живопись" знаете?

— Да-а, — а вот теперь он уже удивился по-настоящему. И даже сгрузил Александру на землю, рискуя потерять ее вновь. — Что такое хамровая живопись и почему она запрещена на всей территории Бетана я в курсе.

— Замечательно. Значит, если я вам скажу, что ее владельцем сейчас является Ольбег Бус из Букоши и вся эта коллекция развешена в его доме, вы точно будете знать, что делать дальше?

— Точно буду знать, — мелькнул, вдруг, в серых глазах мужчины азартный огонек. — Только, Евсения, можно и вам вопрос?.. Я даже не буду спрашивать, можно ли доверять такой информации. Просто, ответьте: вам это зачем надо? Сдавать Прокурату Ольбега Буса? Ведь вы же должны знать, чем ему это грозит?

— Конечно, знаю, — отвела я в сторону взгляд. — А почему сказала вам?.. Да потому что, это — правда. По-моему, такой причины вполне достаточно?

— По-моему... да.

— Ну, так, прощайте, Танас. И больше не теряйте свою сестру, — развернувшись, пошла я обратно к прилавку с большими и сочными, так любимыми моей лошадью яблоками. И ни на миг не усомнилась в правильности своего поступка... Хотя, лучше пока о нем помолчать...

ГЛАВА 24

Медянск был отсюда уже совсем не виден. И наша тропинка, сначала петляющая меж высоких предгорных валунов, похожих на стертые зубы великана, а потом круто пошедшая вверх, вскоре целиком завладела моим вниманием. А про старый город с цветущей в саду черемухой и щекочущим душу колокольным перезвоном я вскоре и вовсе перестала вспоминать. Да, наверное, так и надо. Ведь вернусь ли я туда когда-нибудь? Гораздо интереснее было узнать, что ждет меня на другой стороне Рудных гор, своими снежными вершинами, слившихся сейчас с размытым предзакатным небом. А еще то, что раскинулось сейчас по обе стороны от узкой, выбеленной будто мелом, полоски, по которой медленно двигалась наша компания.

— Евся, а что это за цветы? Они так вкусно пахнут.

— Не знаю. Самой интересно.

— Нарциссы. Это "Чаша обманных надежд". Потому что нарциссы эти надежды собой символизируют. Мне про нее Феофан в детстве рассказывал.

— Ну, значит, мы уже рядом. И если верить моей карте, за ней, через ущелье — наш очередной промежуточный пункт.

— Аф-фх-хи. О-ох... Новая напасть на мой длинный нос.

— Да ну тебя. Лучше, глянь, какая тут... красота. Хоть и обманная.

Нет, я бесу, конечно, сочувствовала, но... Красота то какая. Маленькие, будто восковые цветы с белыми, заостренными лепестками и желтой, закрученной веером, сердцевиной волнами ходили под ветром, заполняя собой и своим дурманяще — сладким ароматом все пространство вокруг. Хотя, чашей это место назвать было сложно. Оно, скорее напоминало дно длинной лодки, застеленной цветочным ковром. А мы сейчас, спустившись по тропке с "борта", двигались вдоль ее "хребта". Пока, наконец, действительно не въехали в ущелье, круглой аркой отделяющее, оставшийся за нашими спинами "ковер" от узкого каменного коридора. Я задрала вверх голову, куда сейчас, гулким эхом уносилось цоканье лошадиных подкованных копыт, и увидела кружащих высоко — высоко в небе птиц. И свисающие к нам со склонов деревья, зацепленные за скудную горную землю корнями. А еще закатное солнце...

— Любимая.

— Да?

— Не бойся. Солнце везде одинаково, — будто мысли он мои прочел. — Я уверен, ты полюбишь Тинарру.

— Ты мне это уже говорил. Правда, сейчас я твоим словам верю больше... Скажи, а почему ты сам столько странствовал, если она так прекрасна?

— Это сложный вопрос, — задумался, вдруг, Стахос. — И если я скажу, что, все это время я искал тебя, это тоже будет правдой.

— Ага... Значит, у тебя их несколько, твоих "правд", — сделала я для себя вывод, заставив мужчину громко рассмеяться, уносясь эхом ввысь.

— А вот мне интересно, Стах: как ты определил, что Евся — именно та, которую ты искал? Печать на ней какая стоит? — развернулась к нам на ходу Любоня.

— Как я это понял? — с прищуром посмотрел на меня мужчина. — Мне сначала, вдруг, очень сильно и впервые в жизни захотелось, чтобы мои будущие дети были похожи именно на нее. Только на нее.

— Дочка? — выдохнула я перехватившим голосом.

— Все-все-все, любимая, — с улыбкой качнул он головой. — Это произошло после того, как ты выкинула меня из своего окна. А потом хлопнулась рядом на колени и испуганно заглянула в глаза.

— Ну-у, от такого полета все что угодно может... навеяться, — скорчил скептическую гримасу Тишок. — Мужики, может у вас и Любоне достойный жених найдется? Извини, госпожа души моей, но, я по натуре ветреник и не смогу сделать тебя счастливой. А значит, считаю своим долгом пристроить в надежные руки, пока ты еще не иссохлась по мне окончательно.

— Это ты чёй-то языком мелишь? — попыталась та дотянуться до нахала. — Я сама себе уже нашла. Единственно любимого... Теперь осталось лишь его у судьбы выдернуть. Чтобы тоже... много детей. И все, как положено.

— Вот и правильно, — обменялись мы с подругой "важными" взглядами. И какая ж она у меня, все-таки, молодец. Хоть и с опозданием...

Ущелье вскоре закончилось и с последним порывом гудящего в нем ветра, вынесло нас в спрятанную глубоко в горах, маленькую зеленую долину. И сначала я увидела водопад. Будто Тихий ручей, берущий свое начало из каменной расщелины в заповедном лесу, вдруг многократно умножил свои водные силы. Но, нет. Это был не ручей. Это был бойкий и шумный поток, который брызгами отлетая от выступов, рассыпался вниз — в маленькое мутно — голубое озеро, окруженное густыми кустами. Да, сначала я увидела именно его. А уж потом...

— Это и есть старое пещерное поселение?

— Угу, — сначала привстал в своих стременах Стахос, а потом и вовсе спрыгнул с Капкана в густую траву. — Это оно. Древнее обиталище моих предков — "Город золотой подковы". К нему со стороны Ладмении ведет множество троп, хотя, основную дорогу давно завалило. Но, выход на другую сторону — всего один. Так, Хран?

— По моим данным, да, — последовал и он примеру Стаха. Следом же на землю спустились и мы с Любоней. И один лишь Тишок так и остался водить прочищенным носом в седельной сумке на Перце:

— Вроде ничего враждебного не чую, но надо обойти кругом, — через несколько мгновений важно выдал он, но, я его даже не слушала. Потому что, взобравшись со Стахом на ближайший валун, уже вовсю пялилась на следы чужой, незнакомой жизни.

Здесь и в правду, когда то жили. Но, не знай я заранее о том, что речь идет о кентаврах, то подумала бы, что жили здесь просто люди. Хотя, как я вообще могу здраво судить о таких местах с моим то "книжно-дремучим" прошлым? Просто, тут имелась и площадь у самого главного входа в пещеры, с остатками каменного постамента напротив. И выложенная мелкими булыжниками ограда, рисующая собой полукруг, и даже мостик через уже давно пересохший ручей присутствовал. Тоже каменный. Но, больше всего меня привлекла высокая стела, стоящая поодаль, в окружении разросшегося можжевельника. На ней, даже отсюда, с расстояния в несколько десятков ярдов, хорошо проглядывались узоры и текст на незнакомом мне языке. Очень странные и красивые узоры — сочетание квадратов, кругов и цветочных ветвей, будто вплетенных в эти простые фигуры и соединяющих их в непрерывный орнамент.

— Корбестон, — глядя туда же, тихо произнес Стах.

— Что это такое?

— "Основа основ" — столп с кентаврийской историей, написанной на древнем языке. Сейчас его мало кто знает. Часть населения говорит на эллинском, часть — на ладменском, а большинство использует мешанину из сразу нескольких. Даже мой воспитатель не рисковал передо мной лишний раз блеснуть знанием "кенво", — с усмешкой произнес мужчина, а потом добавил. — Потому что у меня под рукой для этого дела всегда водился словарик, — и был он сейчас так озарен изнутри своими лучистыми воспоминаниями, что я невольно залюбовалась. — Ты чего? — перехватил Стах мой взгляд и прижал к себе. — Да, любимая. Еще одна "правда" о причине моих скитаний как раз и заключается в том, чтобы потом снова и снова возвращаться домой... До-мой... Пошли, посмотрим его поближе. Чтобы было потом, о чем рассказывать нашим детям.